Александр Шубин - 10 мифов Советской страны
Характерно, что Ю. Мартов, долго колебавшийся по поводу переезда и обставлявший его разнообразными условиями, вернулся в Россию лишь 9 мая, когда события зашли далеко, и влияние Мартова в партии меньшевиков было подорвано. Ленин считал, что надо ковать железо, пока горячо, даже если где — то можно запачкать подошвы о немецкую территорию (впрочем, чисто фигурально — вагон считался экстерриториальным, так что эмигранты формально не ступали на германскую землю).
Должок
Настоящая интрига начинается, когда речь заходит о немецких деньгах, полученных большевиками. И здесь важно ответить на несколько конкретных вопросов:
От кого большевики получали деньги фактически и формально?
Сколько денег они получили?
Что они сделали с помощью этих денег, чего были бы лишены без них?
Какие указания Германии большевики выполнили за полученное вознаграждение?
Считается, что Ленин получал деньги от «германского генерального штаба». Но документы представляют нам более скромный источник — имперское казначейство. Эти деньги поступали германским социал — демократам и тем самым «отмывались» — ведь нет ничего предосудительного в том, чтобы социал — демократы давали деньги товарищам из других стран.
Для транзита денег был подобран не случайный казначей — все тот же Александр Гельфанд (Парвус). Для немецкого казначейства он — недавно принятый в германское подданство предприниматель. Для социал — демократов — бывший товарищ по РСДРП, который разбогател и стал членом германской социал — демократии, оборонцем. Идейно Ленин расходился с Парвусом, и при их последней встрече они даже повздорили. Ленин указал Гельфанду на дверь.[2] Но…
Но дело в том, что Ленин считал, что германская социал — демократия должна ему денег. Об этом почти всегда забывают, когда говорят, что Ленина финансировала Германия. А Ленин считал, что немцы до войны зажали приличную сумму, принадлежавшую большевикам. И теперь возникли хорошие условия, чтобы получить свое.
Дело в том, что после Первой российской революции большевикам удалось правдами и неправдами сконцентрировать в своих руках приличный капитал, которого хватало, чтобы наладить нормальную партийную работу. Речь не об эксах Камо и Сталина — большая часть этих денег в связи с их явно криминальным происхождением пришлось просто сжечь, иначе можно было быть арестованными прямо в банке при желании воспользоваться «награбленным». Это только наивные западные публицисты, которых охотно перепечатывают в современной России, думают, что Ленин «после удачной экспроприации в Тифлисе мог прямо — таки купаться в неиссякаемом денежном источнике!».[3] После осуждения эксов объединительным съездом РСДРП большевики тоже признали, что «такие средства борьбы несвоевременны» после окончания «гражданской войны» 1905–1907 гг.[4] По утверждению Ленина, те деньги, которые больше — вики получили от эксов в 1906–1907 гг., достались не большевистским центрам, а «отзовистам» из радикальной группы «Вперед», которая вскоре откололась от большевиков.[5]
Основную часть большевистского фонда составило наследство Николая Шмидта, молодого фабриканта левых взглядов. Шмидт помогал вооружать дружинников во время восстания 1905 года в Москве, был арестован. Фабрика его была сожжена огнем царской артиллерии. Шмидт погиб в тюрьме в 1907 г. Шмидт завещал свое состояние сестрам с условием, что они передадут его большевикам.
Не без трудностей большая часть наследства перешла к большевикам. По данным осведомленного меньшевика Н. Валентинова, у них оказалось свыше 268 000 золотых рублей. Но надо же такому случиться, что в январе 1910 г. была предпринята новая попытка русских социал — демократов объединиться под эгидой Второго Интернационала. Была создана объединенная касса партии, куда от большевиков поступили на хранение 178 000 рублей.[6]
Поскольку большевики и меньшевики друг другу не доверяли, то распорядителями кассы стали почтенные германские социал — демократы К. Каутский, Ф. Меринг и К. Цеткин. Так как деньги тратились, речь может идти о меньшей сумме. Во всяком случае, Ленин позднее особенно настойчиво будет настаивать на возвращении большевикам около 30 000 рублей.[7]
Вскоре большевики и меньшевики опять переругались. Ленин некоторое время пытался добиться от немецкой социал — демократии признания именно за большевиками права считаться истинными представителями российской социал — демократии, так как противостоящие им фракции слишком далеко уклонились от центра вправо («ликвидаторы») и влево («отзовисты»). Авторитет партии в это время для него был важнее денег — транш в 44 850 франков Ленин перевел Цеткин в июне 1911 г.,[8] через полгода после того, как большевики уже потребовали аннулировать соглашение 1910 г. об объединении бюджета социал — демократов.
Ленин потребовал деньги назад, а позднее и вовсе создал РСДРП большевиков, которую считал правопреемницей всей РСДРП. В условиях политической склоки держатели в августе-ноябре 1911 г. заявили о сложении полномочий. Но при этом они заявили, что вопрос остается спорным, и деньги останутся в банке. Деньги лежали на счете, которым формально распоряжалась Цеткин.
Ленин был чрезвычайно разгневан на Цеткин, обвинял ее в том, что она в ходе переговоров о деньгах «налгала».[9] Но Цеткин стояла насмерть. Видимо, она просто не могла уступить. Не она решала этот вопрос.
Любопытно, что в дальнейшем Цеткин имела хорошие отношения с Лениным, занимала близкие ему позиции (то есть боролась против своего — германского — правительства) и вступила в компартию Германии. Предвоенный эпизод Ленин как бы «простил» и больше о деньгах не вспоминал, хотя во время войны они были ему очень нужны.
Письма Ленина показывают, что в 1915–1916 гг. финансовое положение партии было нестабильным и временами крайне тяжелым.[10] Это опровергает придумки некоторых мифотворцев о том, что большевики оказались на содержании «немецкого генштаба» вскоре после начала войны.[11]
Цеткин, учитывая их дружбу, могла бы разморозить фонд. Но, по всей видимости, это было не в ее власти, особенно после начала войны. Тут нужна была «виза» властей. И поступила эта «виза» в 1917 г. Примерно полмиллиона марок, «зависших» в Германии в 1910 г., стали возвращаться в кассу большевиков через социал — демократа Гельфанда. Для немецких дипломатов это была возможность поддержать партию, с которой у Германской империи вдруг совпали интересы. Для Гельфанда — поучаствовать в «большой игре» и прокрутить через свою фирму капиталы (особенно если имперское казначейство войдет во вкус и увеличит лимиты). Для Ленина — сорвать с империалистов и социал — патриотов то, что они задолжали, а по возможности — получить деньги еще и сверх того на мировую революцию, в том числе в самой Германии.
Финансовая схема и моральные принципы
Схема переправки денег должна была запутать русскую контрразведку (все — таки должок возвращали из вражеского государства), что было очень выгодно Гельфанду. Финансирование осуществлялось через скандинавскую фирму Гельфанда «Фабиан Клингсланд АО», где работал большевик Я. Ганецкий (Фюрстенберг).
Трансферты шли через отделения «Ниа Банкен» в Копенгагене и Стокгольме в Сибирский банк в Петрограде. Нужно иметь в виду, что «Ниа Банкен» был банком нейтральной страны. Он имел дела и с Германией, и с Россией, в 1916 г. при его посредничестве было заключено соглашение об американском кредите для России в 50 млн долл.[12] То есть формально большевики получали деньги от нейтралов, партнеров бывшего партийного товарища Парвуса. Мы сейчас знаем, что Парвус, он же немецкий подданный Гельфанд, при этом консультировался в собственном МИДе. И что?
В середине 1917 г. общение с социал — демократами Германии не считалось в России чем — то особенно предосудительным. В мае-августе 1917 г. социал — демократы воюющих стран готовили в Стокгольме конференцию социалистов, которая могла бы стать мостом между воюющими блоками и способствовать заключению мира. В рамках этих консультаций Гельфанд встречался 13–14 июля с представителями меньшевиков и эсеров Смирновым и Русановым.[13]
Когда сегодня политики получают финансирование от зарубежных источников, они не всегда могут проследить, проходили ли эти деньги через какие — то арабские счета, которые одновременно финансируют, скажем, чеченских боевиков. Мир финансов взаимосвязан, и денежные потоки пересекаются причудливым образом. В современной многопартийной политической системе, где партия не может существовать без внешнего финансирования, это приводит к удивительным парадоксам. Отрицая право организации финансироваться из — за границы, потому что заграница не любит Россию, вы становитесь защитником интересов именно предпринимательских кругов. Потому что тогда за реальное влияние могут бороться только такие политические силы, которые финансируются отечественными толстосумами. Но фокус в том, что национальный капитал «зарабатывает» средства путем операций все с той же заграницей и в результате эксплуатации отечественных работников. Так что во многих отношениях национальная буржуазия ничем не лучше интернациональной (филиалом которой она является на практике).
