Маша Гессен - Пропаганда гомосексуализма в России
ЕЛЕНА
Мы не были уверены, что не разойдемся. У меня очень сложный характер, да и Марина не сахар. Когда мы съехались, мы думали, что попробуем, но «мы пока не уверены». А тут еще двое детей — я вообще детей не люблю. А потом еще вся эта ситуация. От меня ждали, что я ее брошу, когда начнется вся эта катавасия, считали, что она мне не нужна.
МАРИНА
И тогда мне было бы некуда деваться.
ЕЛЕНА
Моя мама сказала, что если эти отношения имеют смысл, то все это их только укрепит. Тут было бы умнее подождать, когда оно само развалится, а они, говорит, сейчас делают все, чтоб вы не разошлись.
Мы не романтичны. Не то что Коля и Оля, которые отмечали свой первый поцелуй.
МАРИНА
Первый почти поцелуй! Это было очень романтично. Надо хотя бы вспомнить, когда мы с тобой начали встречаться.
ЕЛЕНА
Я вспомнила. Я нашла у себя в дневнике запись и предположила, что в этот день мы впервые поцеловались. Там было что-то вроде: «Надо завтра поговорить с Мариной. Это же пиздец». Так что мы не очень романтичные, у нас на самом деле не было какой-то особой истории любви. Хотя сейчас, когда я оглядываюсь назад, я понимаю, что была влюблена в Марину очень долго. Я ее к Вите ревновала. А она… ей все пофиг было.
МАРИНА
А я смотрела на нее и думала: «Нет, никогда она на меня внимания не обратит».
ЕЛЕНА
Хотя мы все время проводили вместе. Мы встречались каждый день, потом расходились, звонили друг другу и все остальное время разговаривали по телефону. А когда не звонили, то сидели в скайпе. Коля как-то мне сказал: «У меня такое ощущение, что у тебя кто-то есть, и я даже догадываюсь, кто это». Я спросила: «Кто?», и он сказал: «Марина».
—Записала Маша Гессен Перевод Андрея БородинаДЕНИС
«С этим человеком нас связывает канат»
Денис, 28 лет, рекламщик и музыкант, прожил с Алексеем, диджеем и шоуменом, три года. Потом они расстались, Леша эмигрировал, но их связь, по словам Дениса, от этого не стала слабее. Теперь они встречаются в Европе, Великобритании и в Москве, когда ездят с гастролями или попадают на одни и те же фестивали.
Я работаю в московском офисе международной корпорации уже пять лет, начинал ассистентом в пиар-департаменте и дорос до должности креативного директора. Мы занимаемся продвижением в интернете, и моя работа — придумывать кампании. На работе все знают, что я гей. Я не скрывал свою ориентацию со школы. Не афишировал, но если спрашивали, отвечал всегда честно.
Мое детство прошло в Тушино, а это не самое спокойное место. Но даже тамошние быдловатые парни с района не били меня из-за моей ориентации. Я не вижу почвы для претензий ко мне — я работаю, занимаюсь спортом, как все нормальные мужики, и точно знаю, что так же достоин уважения, как все остальные. Если для кого-то «гей» — это ругательство, то это его проблема. Как говорила Коко Шанель: «Мне все равно, что вы обо мне думаете, я вообще о вас не думаю». Это было моим девизом еще до того, как я узнал, кто такая Шанель. Больше скажу, у меня часто бывали разговоры в духе «Ты изменил наши представления о геях».
Про себя мне все стало ясно к тринадцати годам. Лет с девяти до двенадцати я был влюблен в девочку, но потом понял, что мне нравятся парни. И сразу объяснил ей это. Она расстроилась, но для девушки это, наверное, лучше, чем узнать, что ее бросают ради другой. Мы встречались после того и даже пробовали переспать, но ничего не вышло, и на этом с девушками я поставил точку.
В тринадцать лет нас с одним моим одноклассником потянуло друг к другу. Это не были отношения, просто такой дружеский секс. Когда мы закончили школу, эти отношения тоже закончились. Несколько лет спустя мы говорили с ним по телефону. Он уже обзавелся женой и детьми. Я не спрашивал его, какой он сейчас ориентации, но на прощание он сказал: «Да, было круто!». Но в школе про нас никто не знал, тем более, что ничего серьезного между нами не было.
Первый настоящий роман у меня случился лет в двадцать, в университете. Это было для меня важно и очень серьезно, тогда я и рассказал всем и, главное, маме. С ней вообще была чудная ситуация. Тот парень работал диджеем на радио. Как-то раз я вышел от него, сел в такси и поехал домой. А он приехал на работу и признался мне в любви в прямом эфире. У него был творческий псевдоним, и он сказал, что такой-то парень — он назвал свое настоящее имя — просит передать Денису, что он его очень любит. Я слышал это, сидя в такси, пришел домой окрыленный от радости, что мне признались в любви на всю страну. А дома мама — она тоже это слышала. На тот момент она знала только, что мы друзья.
Это был кошмар, конечно, три дня она плакала, переживала, как будет смотреть соседям в глаза. Но я утешал ее, говорил, что ничего не изменилось, что я так же ее люблю, что у меня тот же характер, просто теперь она обо мне это знает и от этого мы стали только ближе. Ну, она все это осмыслила, и на четвертый день, когда перестала плакать, уже давала мне советы, как правильно клеить мужиков. Да, реально дала мне какой-то совет, как вести себя с моим парнем. С тех пор у нас с ней шикарные отношения, бесконечная взаимная любовь и уважение. Она поняла, что ничего действительно не изменилось, что у меня такие же проблемы, как у всех остальных. Для нее главное, чтобы я был счастлив. С отцом мы никогда об этом не говорили. Он моряк, очень суровый человек, но он довольно лоялен и не заговаривал со мной об этом. Только сестра у меня жуткий гомофоб, а конфликты у нас были с самого моего рождения. Может, это ревность, может, еще что-то. Сейчас мы мало общаемся.
Наверное, это редкий случай, может, я родился в рубашке, но проблем с окружающими из-за ориентации у меня никогда не было. И не было тени мысли, что моя ориентация — это неправильно. Меня никогда особенно не волновало, что кто-то не любит геев, называет пидорами. Я и сам пользуюсь этим словом, стебусь над собой. Но никогда я не относился к себе как к изгою, ненормальному. И никто другой никогда лишнее не относился ко мне так. Наверное, так это и работает: как ты сам к себе относишься, так и другие. Есть загнанные люди, которые считают себя неправильными и нездоровыми, к ним это и прилипает. Я всегда был уверен, что все ОК.
Через год после того признания маме мы расстались с моим первым парнем, но вскоре появился Леша — моя более серьезная и зрелая любовь. Теперь уже я сразу его познакомил с мамой, он ей очень понравился, она видела, что нам круто вместе, к тому же он дарил ей цветы, ухаживал за ней. Мы были вместе три года. Расстались, потому что он уехал за рубеж. Но мы по-прежнему близкие, родные люди. Некоторые говорят, что после расставания их связывает друг с другом «какая-то ниточка» — так вот, с этим человеком нас связывает канат. Все, что происходит в жизни, происходит на земле, но мое чувство к нему и его — ко мне, я уверен, находится где-то в стратосфере, и на это чувство ничто не влияет. Оно непоколебимо. Когда ты любишь человека — это не зависит от того, где он, с кем он и как.
—Записал Карен ШаинянИнтервью впервые напечатано в журнале «Афиша» № 339 (25.02.2013). Публикуется с разрешения журнала. Обновлено и дополнено автором
ОЛЬГА И ИРИНА
«Мы так по-дурацки обошлись с нашими жизнями»
АНЯ + НАТАОльга и Ирина встретились и полюбили друг друга, когда им было 19 лет. Через три года они расстались, потому что, как говорят сами, им не хватило смелости быть вместе. Сегодня, спустя 22 года, Ольга работает в организации, которая помогает беременным женщинам, оказавшимся в кризисной ситуации, а Ирина — свободный художник, занимается живописью и графикой. Они живут вместе со своими детьми и жалеют о том, что потеряли так много времени в разлуке.
ИРИНА
Я родилась в маленьком сибирском городе. Никогда не училась в художественной школе, но всю жизнь мечтала быть художником. Родители говорили: «Из тебя художника не получится». К 19 годам я решила, что раз уж я не могу быть художником, то буду учиться хоть чему-то, что мне близко, — литературе. И поехала поступать учиться на филолога в Ленинградский университет. Выяснилось, что туда нужно будет сдавать историю, и я сорвала со стены объявление о подготовительных курсах.
В один прекрасный день — это было в июне 1991 года — я шла по Лиговскому проспекту по адресу, обозначенному на объявлении, — и тут это случилось. Впереди я вдруг увидела розовое платье. Это было безумие: розовый цвет на фоне серой ЭсЭсЭсэрошной земли. Я увидела только ее фигуру — такую хрупкую и особенную. Все было серое, кроме солнца и этого розового платья. Я шла и думала: куда же она идет? Надо было что-то делать, но я не знала что и поэтому просто шла за ней следом.