Виктор Илюхин - Вожди и оборотни
9 января 1988 года он напишет повторное заявление. В нем он заявит о хранении денег на 5 млн. рублей и добавит, что все они принадлежат первому секретарю обкома Камалову. Заявление не поступило на регистрацию и не проходило через спецчасть изолятора. Оно сразу же стало достоянием Гдляна. В этот же день с 11 час. 30 мин. до 19 часов, Худайбергенова допрашивали Гдлян и Иванов. Его показания в протоколе свидетельствуют о том, что весной 1984 года Камалов, якобы, передал ему два чемодана и хозяйственную сумку с ценностями. Сослался на смутное время и просил сохранить приданное. Чемодан и сумка две недели хранились у него дома, а потом жена разложила все по сверткам и их раздали родственникам. В протоколе названы их фамилии. И уже в самом конце протокола записано две строки. Со слов Камалова К. ему известно, что все ценности принадлежат Рашидову Ш. Это, как говорится, внешняя сторона допроса. Что же за ней скрывалось, как формировались показания? Занавес приоткрыл тот же Худайбергенов. На допросе 26 августа 1989 года он пояснил, что после вынесения приговора его оставили в следственном изоляторе г. Москвы. Однажды неожиданно его вызвали на допрос Гдлян и Иванов. Разговор был долгим. За первым вызовом последовали другие. Следователи говорили, что он, Худайбергенов, якобы, передавал взятки Камалову К., другим лицам и что хранит камаловские и рашидовские миллионы. Худайбергенов отрицал передачу взяток и хранение камаловских денег.
«Тогда, — как пояснил Худайбергенов, — Гдлян и Иванов поставили условие: либо я признаю факты дачи взяток Камалову, либо они арестуют и тем самым «уничтожат» всех моих родственников. Такие разговоры у меня с Гдляном и Ивановым происходили в течение нескольких дней, протоколы при этом не составлялись. Находясь под угрозой для жизни своих родственников, я был вынужден согласиться на их условия. В случае моего согласия меня обещали тут же отпустить, кроме того, они требовали, чтобы я дал показания о даче мной взяток Айтмуратову (председатель Совмина ККАССР — бывший), первому секретарю Туркульского райкома Нурумбетову. Когда я согласился на их предложение, то под диктовку Иванова я написал заявление на имя Генерального прокурора о даче взяток выше указанным лицам и хранении ценностей Камалова. Несколько дней между нами происходили торги.»
Худайбергенов А. говорит правду об отсутствии добровольности. К нему действительно приходили несколько раз, допрашивали без ведения протоколов. Мы проверили вызовы на допрос Худайбергенова в изоляторе. Их было несколько до написания первого заявления. Нет в деле и протоколов допроса, хотя бы за 6–7 января 1988 года. Но не это главное. Худайбергенов прекрасно понимал, что за преступно нажитые миллионы следователи могут подвести его под расстрел, если он не примет их условий. Он прекрасно осознавал реальность угроз, ибо суммы действительно были велики. Однако забрезжила гарантия жизни, возможность выдать миллионы, как принадлежащие Рашидову Ш., так и Камалову К., которые им в действительности не принадлежали. Грязная сделка состоялась. Один спасал свою жизнь, но ставил под смертельную опасность жизнь другого человека. Следователи же, зная на что идет, хладнокровно «убивали двух зайцев»: изъятием худайбергеновских денег «подтверждали» виновность Камалова и одновременно «доказывали» преступную деятельность Рашидова.
27 января 1988 года Худайбергенова этапируют в следственный изолятор УВД Хорезмского облисполкома, где с ним продолжат работу по выдаче денег. Чуть позже у его родственников и в местах, указанных им, изымут денег, облигаций ценностей на 5 млн. 800 тыс. рублей.
Гдлян и Иванов, ряд других следователей получат очередные денежные вознаграждения, чины от Генерального прокурора СССР. За изъятие такой большой суммы, конечно, над поощрять. Но Генеральный прокурор не пошел бы на это, знай он в ту пору о «заговоре» следователей с Худайбергеновым А. Заговор, видимо так бы и состоялся до конца, если бы дело не передали другим следователям. И что удивительно, Гдляна и Иванова абсолютно не интересовало мнение Камалова по поводу изъятых миллионов. Оба были уверены, что он, находясь с 1986 года под стражей подтвердит, повторит то, что они ему продиктуют. К 1988 году Камалов К. был абсолютно сломлен, безропотно выполнял все требования следователей. Он признавал и то, что совершил и чего в действительности никогда не было.
Потом он расскажет: «Хочу отметить, Гдлян и Иванов мне дали список лиц, от которых я якобы получал взятки, а также дали список лиц, которым я якобы давал взятки «наверх», т. е. вышестоящим руководителям. Гдлян угрожал мне, что если я не буду давать показания, нужные ему, то меня расстреляют, а также арестуют всех моих родственников, уничтожат весь мой род. Кроме того, я являюсь гипертоническим больным, а арест, психическое давление ухудшили мое здоровье. Гдлян отказал мне в медпомощи, никакой медпомощи я не получал, пока не дал нужные следователю показания».
От него требовали дать показания о передаче взяток Лигачеву, Капитонову, Долгих, Соломенцеву, Теребилову, Рекункову. Требовали выдать сначала 20, а потом 31 млн. рублей, якобы принадлежащие Рашидову Ш. Р. В камере то же самое требовали два сокамерника. Они постоянно били его, душили, угрожали убить. Следователи не только угрожали, но незаконно арестовали жену Камалову Любовь Семеновну, сына, брата, а всего 8 родственников, которые проведут в камерах по 9 месяцев. Камалов знал об их аресте, ему постоянно напоминали об этом, демонстрировали родственников в следственных изоляторах. Камерная жизнь и издевательства сломили его. Он признал, как свои и рашидовские «миллионы», изъятые у Худайбергенова Аттаулы, признает получение от него взяток, что потом будет отвергнуто им самим и судом.
Худайбергенов Аттаула за сделку со следователями действительно получил свободу. 2 июня 1988 года народный суд г. Ургенча в здании следственного изолятора, рассмотрев представление администрации изолятора, вынесет определение о его условно-досрочном освобождении из-под стражи. Гдлян сдержал свое слово, хотя решение суда, само представление к условно-досрочному освобождению в той ситуации были неправомерными. Действовал Гдлян через того же беззаконника, послушного своего приспешника заместителя прокурора Хорезмской области Титаренко А., который дал указание начальнику изолятора подготовить документы на освобождение Худайбергенова. Так, что тот, будучи на свободе, на камаловский суд приходил сам. Правда, надо отметить должное, еще до суда над Камаловым Каллибеком он откажется от многих своих лживых показаний.
Суд справедливо и объективно осудит и Камалова К., но только за то, что он совершил, полностью отбросив все наносное, сфальсифицированное и недоказанное. Миллионы Худайбергенова А. после длительной и кропотливой работы новой следственной группы будут возвращены государству.
Я снова вспоминаю письмо Абдуллаевой к Горбачеву с просьбой о помощи и защите партийных, государственных кадров Узбекистана, на которых Гдлян, по ее мнению, как и в тридцатые годы при полных попустительстве и безнадзорности открыл «охоту». Трудно ей возразить. В ходе последующих расследований и рассмотрений дел в судах будут полностью реабилитированы, признаны невиновными 15 партийных работников, арестованных по гдляновским материалам следствия. Они проведут за решеткой от девяти месяцев до трех и более лет. Среди них работник аппарата ЦК КПСС, два секретаря ЦК КП Узбекистана, шесть первых секретарей обкомов партии и шесть секретарей районного звена.
Тяжелые испытания выпали на долю второго секретаря ЦК КП Узбекистана Осетрова Т. Н. Его арестуют 13 декабря 1986 года, а выпустят на свободу только через два года пять месяцев и 16 дней в связи с прекращением дела за отсутствием состава преступления в его действиях.
Осетров принадлежит к числу тех немногих, кого не удалось сломить, несмотря на все ухищрения следствия. Он стойко выдержал шантаж, угрозы, клевету. Отмел оговор со стороны других и сам никого не оговорил, хотя Гдлян обрушил на него весь арсенал беззакония. В своих ухищрениях он дошел до того, что в «раскалывании» Осетрова прибег к гнусной помощи находившегося так же под стражей бывшего министра внутренних дел Узбекистана Яхьяева, который видимо «отрабатывал» обещание Каракозова и Гдляна не вменять ему ряд серьезных обвинений, в том числе, связанных с садизмом.
В конце февраля — начале марта 1987 года Осетрову были проведены четыре очные ставки с Яхьяевым. Ранее Яхьяев в отношении Осетрова не допрашивался, передачу ему взяток отрицал. Осетрова также не допрашивали и по обвинению Яхьяева. В соответствии с требованиями уголовно-процессуальных норм очные ставки проводятся тогда, когда есть противоречия в показаниях лиц, допрошенных по одним и тем же обстоятельствам. Здесь же отсутствовали противоречия, ибо не было вообще допросов. А коли так, то и не было оснований для очных ставок. Так для чего же Яхьяева и Осетрова сводили с глазу на глаз?
