Глеб Павловский - 1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером
В фашизме этот момент творчества отсутствовал, а в России он был. В Германии другая коллизия – была структура, которую надо надломить, чтоб навязать ей свою структуру. Она же не национальна, нацистская революция, она тоже универсальна сначала. Против Версальской системы, Lebensraum, тысячелетний рейх – что тут национального, собственно? Начинаясь с готовых форм и сосредоточиваясь затем на евреях, фашизм реализует свой нетворческий универсализм.
Но и в России революция далее действует не творчески. Поначалу благородная, способная воодушевлять поэтов, она пошла бродить по России убийствами. Увлечение Ленина военным коммунизмом вообще уму непостижимо. Почему он поддался его стихии? Которая, правда, тоже шла снизу. Хотя низы станут и бунтовать против нее, но шла она от определенной части низов и вовсе не имманентна большевистской революции. Неразрешимость этой проблемы, с точки зрения Ленина, решаема тем, чтобы от нее избавиться.
Эксплуатируют его фразу «сначала нужно ввязаться, а потом посмотрим»6, но, собственно говоря, как иначе? С его точки зрения это значит: ввяжемся, а там подойдут передовые лидеры, мы опять станем отсталыми, вернемся к позиции ученичества, и все станет на место, которое указал великий Маркс. Естественно-историческое место.
12-й съезд ВКП(б)7, первый без Ленина, дико интересен и весьма содержателен. Гениальный доклад Троцкого о госпромышленности. Национальная секция, где уже ясно, что все рухнет на национальном уровне. Но главное – приветствия съезду: это же язык самого Платонова! Знаешь, такого я никогда не читал. И никто бы, кроме Платонова, не смог написать такие речи: их корявость и непринужденность, их пафос и вместе с тем мощная каноничность.
Когда-то Ключевский написал диссертацию «Жития святых как исторический источник»8. Смысл в том, что жития не являются историческим источником, поскольку строятся по стереотипу. Но Ключевскому возражали, что именно это и делает их историческим источником. Стереотипизация творит сочинение по канону и возобновляет канон, что само по себе важно. Так и здесь стихия речи творит канон, по которому все начинают говорить и жить. И косноязычие входит в канон! То, что Платонов сделал с гениальностью писателя, тут само породило канон. А что говорят о «революционной безнравственности», это разговор ни о чем. Вопрос о нравственности есть вопрос о недостаточности ее в таких ситуациях. Она в них просто не работает. Мне это важно как механизм привыкания к убийству.
Ты высказал довольно жуткую вещь про творческое убийство.
Глеб, но ты сам сказал, что мне пора говорить жуткие вещи! Говорить, да знать меру. Марк Захаров, плюющий в мертвого Ленина, – ну и что это? Глупо, детский лепет.
Плюющийся Марк Захаров об руку с комендантом Кремля, жалующемся на недофинансирование мумии, – вот тебе платоновский сюжет.
Я вчера гляжу на Ельцина, и у меня полное ощущение, что все мы, так сказать, сковырнулись. И загоняем себя в ситуацию, когда вынуть и перезахоронить нельзя, денег нет, но и трибуну Мавзолея уступать нельзя. Ленин – как предлог для трибуны, по которой расхаживает Ельцин! Что первично, что вторично – уже не имеет значения. Следствия вытеснили причину.
063
Пресса вернула свое значение. «Легитимность» – пароль нового порядка. Приватизация как огосударствление собственности. Превращение импровизаций Ельцина-Гайдара в государственный строй. Декабрьские выборы – рукодельный бонапартизм. Тактическая задача их сорвать. Власть телевидения. Разговор с Явлинским о 4 октября. Нужда в экстремальной ситуации. Кто подвел Россию к краю, будет владеть ей до конца.
Михаил Гефтер: Газеты вдруг снова приобрели значение, которого накануне событий не имели. Они же до октября были вообще ничем, чепуху мололи.
Глеб Павловский: Соколов сообщил уже по телевидению ночью в «Пресс-экспрессе»9, что место былых органов зла «Правды» и «Дня» заняли новые аггелы – «Независимая газета» и «Общая».
Конечно, «Общая», а как же. Между прочим, он даже по стилю мерзавец. Понимаешь, для меня трудный момент: как писать после этих трупов? Пошлости писать нельзя, и жить пошло тоже нельзя. Но «жить» – общая фраза, а писать – вещь конкретная. Мой лиризм идет по этой линии – хочешь быть одиночкой, будь им, теперь можно. Нам это не давалось или давалось страдальческим путем, а теперь можно, только будь человеком. И подлости властей конъюнктурные, ими не изменить ситуацию. Легитимным способом – вот их любимое словечко! Клеймо на лбу подлеца, этот их «легитимный способ». Юрист Алексеев выдумал формулировку: «незаконно, но легитимно».
Или приватизация вместо частной собственности. Чтобы не сказать «частная собственность», говорят «приватизация», то есть собственность для своих.
Потому что она не в форме частной собственности. Прежний монополизм в приватизации приобрел извращенную форму. Мне интересно, такой тип, как Чубайс, он просто честолюбец или ему вправду вбили в голову чикагские догмы?
У Чубайса догм не было и нет. Догма была у Гайдара, да и та, думаю, в прошлом. Эти люди, попавшие в Кремль случайно, быстро поняли, что такое место нельзя потерять и уйти живым. Они не догматики, о нет. Чубайс мыслит как я, но «с той» стороны.
И Гайдар поостыл, в отличие от тех, за спиной Ельцина, кого ты назвал коллективный Ельцин. Ельцину славно, он спит и видит, что приватизация есть превращение в народное достояние. Но Чубайс – это целая структура манипуляции, они же обладают собственностью, они соучастники.
Там огромная империя, какая еще «частная собственность»?
Да. Какая частная собственность? То, что они делают, – это огосударствление собственности. Поэтому все эти слова «легитимизация», «приватизация» как иностранные термины им очень удобны. То, что сложилось рядом импровизаций, сейчас хотят по-быстрому ввести как государственный строй.
Они и не отрицают. Сами говорят то, в чем раньше их упрекали: сколько можно жить без государства? Теперь они подгребают под себя всю державную критику прошлых лет и ею же затыкают рот оппозиции.
Скоро затянут про «единую неделимую», вот увидишь. Под легитимным соусом.
Уже сегодня выяснилось, что там, где демократия проверяема, она не для нас. Это соответствует их догме меньшего зла: демократия – хорошая вещь, но «нельзя раскачивать наше молодое переходное государство».
Я сегодня лежал и думал, жестко проверяя самого себя. Я сложил бы с себя звание депутата Верховного Совета либо остался в Белом доме до конца. Мне стал симпатичен Олег Румянцев, а ведь я его считал пустомелей. Но какое хамье президентское: закрывают его партию! На каком основании, совершенно непонятно.
Это делают по советам людей, типа бывшего твоего коллеги Сатарова. Они рассуждают так: распределение голосов зависит от того, какой участок спектра мы выведем за рамки закона. Кто последний после того, как другие вагоны мы отцепим? Ему и перейдут голоса всех, кто лишен представительства. Оставим в хвосте партию Травкина, а коммунисты же не станут голосовать за Травкина. Так мы ослабим красных, вынудив уйти к Жириновскому, а этот Борису Николаевичу не опасен.
Это известная механика, рукодельный бонапартизм.
Но не под нынешнего Бонапарта, имей в виду.
Сейчас тактическая задача только одна – сорвать декабрьские выборы. Не исключено, что она принесет неожиданный результат с президентской стороны. Вообще все переворачивается, когда становится правовой силой. Как думаешь, эту их декабрьскую затею можно сорвать? Беда в том, что регионы и советы не оценили, насколько та опасна. Они что, не понимают всей власти телевидения?
Какое Дума в данной конструкции будет иметь значение, кроме санкционирования решений Ельцина? Это расширенный вариант твоего Президентского совета.
Да, она будет полной бессмыслицей. А Карякин у нас что, молчит?
Юрий? Я его видел один-единственный раз, и он объяснял мне, что Политбюро планировало убить Солженицына. У него вернейшие сведения, что убийство обсуждалось на Политбюро. По-моему, он решил симулировать невменяемость.
Я с Явлинским говорил, а он мне: «Не хочу делать никаких заявлений по поводу событий 3–4 октября». С детской такой откровенностью – не хочу! Я ему: «Но тогда это уже вопрос, участвуете вы в происходящем или не участвуете?» Дело не только в расследовании вины причастных людей, а в обеспечении урока, с указанием на общую ответственность. Урок прежде всего в том, как все втягиваются в ситуацию, заставляющую вспоминать наихудшее в прошлом. Сперва невольно, а потом все более сознательно и намеренно.
