Андрей Безруков - Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего

Что касается достижений как таковых, то главные из них состоят в следующем. Во-первых, на уровне отдельных стран – где-то раньше, где-то позже, но в целом практически везде по региону – удалось достичь такого качества государственного управления, которое обеспечило заметное ускорение социально-экономической модернизации. По данным Всемирного банка, в 2013 году совокупный ВВП стран – участниц АСЕАН составлял (в текущих ценах, по обменным курсам валют) 2,35 трлн долларов США (или 3,1 % от общемирового показателя; согласно тому же источнику, ВВП России достигал 2,09 трлн долларов США).

Во-вторых, при всем различии политических порядков (в диапазоне от абсолютной монархии в Брунее до демократии американского образца на Филиппинах и партийно-государственной системы ленинского типа во Вьетнаме), а также уровней хозяйственного развития, в ЮВА удалось существенно активизировать региональное экономическое сотрудничество. В настоящее время объем товарооборота между странами АСЕАН превышает 0,5 трлн долларов США. В конце 2015 года запланирован «запуск» Экономического сообщества АСЕАН, в котором инвестиционная и производственная деятельность, предложение товаров и услуг, перемещения рабочей силы и прочего будут регулироваться на основе единых норм.

В-третьих, руководствуясь как геополитическими, так и геоэкономическими соображениями, АСЕАН еще в 70‑е годы прошлого века начала формировать систему так называемых диалоговых партнерств, позволяющих ей развивать взаимодействие с внерегиональными (прежде всего великими) державами. Если в годы «холодной войны» это были США, Япония и другие представители западного блока, то в 1990‑е годы к их кругу присоединились Российская Федерация, КНР и Индия[37].

Практика установления и диверсификации диалоговых партнерств, год за годом работавшая на поддержание стабильности и экономического динамизма не только в ЮВА, но и во всем Азиатско-Тихоокеанском регионе, подготовила почву для закрепления принципа «центральной роли АСЕАН» в многосторонних инициативах, нацеленных на углубление экономической интеграции и поддержание мира в АТР. Согласно этому принципу, именно АСЕАН, от которой не исходят военные угрозы и которая не имеет возможности принуждать кого-либо к чему-либо, определяет повестку дня и координирует деятельность соответствующих структур. Так строится, в частности, работа форума Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), Регионального форума АСЕАН по безопасности (АРФ), Совещания министров обороны АСЕАН с коллегами из восьми стран-партнеров (СМОА+) и Восточноазиатских саммитов (ВАС). При этом АРФ[38], СМОА+ и ВАС[39] рассматриваются экспертным сообществом как ключевые элементы той «новой архитектуры безопасности», которая может сформироваться в АТР в обозримом будущем.

По замыслу АСЕАН экономическим фундаментом этой системы станет еще одна «асеаноцентричная» конструкция – Региональное всеобъемлющее экономическое партнерство (РВЭП). В рамках этого проекта, анонсированного в 2012 году, зона свободной торговли АСЕАН должна быть интегрирована с пятью другими аналогичными зонами, которые Ассоциация либо уже создала, либо договорилась создать с Китаем, Японией, Республикой Корея, Индией, а также Австралией и Новой Зеландией (с последними двумя у АСЕАН подписано общее соглашение). По первоначальным намерениям этот процесс должен завершиться к концу 2015 года, но вполне вероятно, что эти сроки будут передвинуты как минимум на год-другой (а то и больше).

Так или иначе, очевидны не только успехи и устойчивость АСЕАН как организации, объединяющей страны ЮВА, но и ее немалый вклад в поддержание мира и экономического динамизма в АТР. С этой точки зрения (и с учетом колоссального значения АТР для глобальной экономики) правомерно видеть в АСЕАН не только регионального, но и глобального игрока, по сути дела, претендента на самостоятельную роль в формирующемся полицентричном мире. Однако есть и признаки того, что на пороге полувекового юбилея АСЕАН и практически все ее члены сталкиваются с вызовами, требующими от них высокого напряжения сил в решении текущих и перспективных задач.

Во втором десятилетии XXI века в экспертно-дипломатических кругах заговорили о том, что в Азиатско-Тихоокеанском регионе наблюдается «парадоксальная дихотомия» экономического динамизма и политической напряженности. С одной стороны, вопрос о том, перемещается ли в АТР «центр тяжести» мировой экономики, уже не стоит: именно здесь экономика продолжает расти, причем вполне приличными темпами[40]. С другой стороны, здесь же множатся признаки политической неопределенности и нестабильности. Они отчетливо видны в ряде не самых отсталых стран, на уровнях двусторонних отношений между ними, субрегиональных подсистем и, наконец, всего АТР.

До 2020 года эта тенденция получит дальнейшее развитие. Если исходить из неразрывной связи экономики и политики, то в ней нет ничего неожиданного и парадоксального. «Центр тяжести» глобальной экономики – это, по определению, также и «центр тяжести» глобальной политики. В регион, становящийся мотором глобальной экономики, устремляются предприимчивые игроки практически со всего света – в поисках тех исключительных выгод, которые возможны только в этой зоне. Между некоторыми из них устанавливаются отношения продуктивного сотрудничества, способствующие дальнейшему росту. Зато между другими завязывается конкуренция. Сталкиваются интересы, обостряется борьба за контракты и рынки, идущая при политической поддержке со стороны соответствующих государств. Получается, что интенсивность экономических процессов, идущих в регионе, способствует повышению его «политической температуры» и конфликтного потенциала.

Конкретизируя этот общий тезис применительно к АСЕАН, ее членам и партнерам, укажем прежде всего на симптомы политического неблагополучия на национально-государственных уровнях. В последние несколько лет едва ли не всякая избирательная кампания в странах Ассоциации – будь то Таиланд или Малайзия, Камбоджа или Индонезия, а отчасти даже Сингапур – дает пищу для размышлений о разногласиях внутри правящих элит, о конфликтах между властью и альтернативными элитами, между обществом и государством в целом. Массовые уличные противостояния с силами правопорядка периодически перерастают в попытки «цветных революций». Первопричина этих явлений – ускоренная модернизация, решающая одни проблемы, но порождающая другие, создающая новые социальные дисбалансы, разрывы и противоречия. Наряду с завышенными ожиданиями она стимулирует и протестные настроения (сфокусированные, в частности, на бурно расцветающей коррупции – непременном спутнике модернизации). Нелишне напомнить, что все это происходит в недрах этнически и конфессионально неоднородных обществ, где многие меньшинства чувствуют себя хронически обделенными, а политизация религии и этноса – в порядке вещей.

Политическим лидерам и общественности целого ряда стран предстоит откликнуться в 2015–2020 годах на такие внутренние проблемы, которые грозят лишь осложниться, если отклик не будет внятным, адекватным и своевременным. С тех пор как в Таиланде завязалась острая борьба между традиционной бангкокской элитой, тяготеющей к королевскому двору, и новобуржуазными группировками, ищущими поддержки непривилегированных слоев населения, миновало уже более 10 лет. Однако не похоже, что общество, обращенное к фундаментальным вопросам перераспределения власти и национального богатства и расколовшееся в своем отношении к ним сверху донизу, готово к компромиссу. Во всяком случае, организаторы военных переворотов 2006 и 2014 годов скорее глушили внешние проявления конфликта, чем занимались его причинами, и если так пойдет дальше, то рецидивы нестабильности вполне предсказуемы.

В Малайзии после парламентских выборов 2013 года вроде бы забрезжила «заря двухпартийной системы»: власть (в лице Национального Фронта, ядро которого составляет Объединенная малайская национальная организация) едва-едва одолела оппозицию (в лице межэтнической коалиции Пакатан Ракьят), чья популярность как никогда велика. Незадача в том, что на сегодняшний момент ни Национальный Фронт, словно бы утомленный бременем многолетнего правления, ни Пакатан, выглядящая как пестрое собрание временных «попутчиков», не производят впечатления надежных опор двухпартийности. Ни у власти, ни у оппозиции нет хорошего решения главной дилеммы местной политики – как быть с социальными привилегиями малайцев, закрепленными в конституции, если коренное население страны категорически не готово расставаться с ними, а некоренное (представленное китайцами и индийцами) настаивает на их отмене.