Морис Дюверже - Политические партии
Как складывается эта вторая власть? Никаких общих правил здесь невозможно сформулировать: ограничимся несколькими тщательно подобранными примерами. Американский «боссизм», по-видимому основан на прибыльности. Во Франции выборы открывают возможность лишь завуалированных и довольно ограниченных действий избранного в пользу близких к нему людей или помощников: можно добиться для них некоторых льгот, кое-каких должностей или знаков отличия — но и это нелегко. Администрация набирается по конкурсу; она обладает статусом, гарантирующим ей некоторую стабильность в условиях нормальных политических перемен; она пользуется довольно значительной независимостью. В Соединенных Штатах посредством выборов получают власть не только сенатор, депутат, муниципальный или более высокого ранга совет, но и судьи, шерифы, констебли, налоговые полицейские, пожарные начальники, школьные инспектора и почти все руководители социальных служб. Более того, чиновники этих служб назначаются партией власти: ее поражение означает, так сказать, почти законное лишение их средств к существованию согласно известному принципу: «победителю — шкуру побежденного». Таким образом, победа на выборах в высшей степени прибыльна. Она является таковой, даже когда партия-победитель просто честно использует полученные ею мандаты и функции в общих интересах. И она тем более прибыльна, если партия-победитель спекулирует обширными полномочиями, которые ей достались: взятка, злоупотребление положением, коррупция позволяют извлекать огромные барыши. Таковы экономические корни боссизма: машина, то есть теневая структура, которая в действительности и руководит партией, по существу представляет собой предприятие для завоевания должностей, а также законных и незаконных привилегий, которые она может обеспечить; босс — это шеф и создатель такого предприятия. Нарисованная нами картина несколько смахивает на карикатуру: нужно оговориться, что она соответствует лишь какой-то части машин (наиболее общеизвестных, самой знаменитой из которых остается Таммани Холл1): а на Юге и боссы, и машины имеют совсем иное значение.
В Европе приемы теневого управления мало распространены. Регламент гражданской службы не дает развиться их финансовой основе; он ограничивает коррупцию в силу своей систематичности и постоянного характера и отводит ей довольно второстепенную роль в управлении партиями. Можно сравнить это с влиянием кредиторов, но в партиях их роль представляется меньшей, чем полагает общественное мнение. Нет прямого соответствия между суммами средств, пожертвованных партии, и властью пожертвователя над ее организацией. Общеизвестна политическая индифферентность большинство людей или институтов, которые субсидируют партии: манипулировать ими почти так же легко, как и делегатами съезда. Их давление сказывается лишь в тех весьма ограниченных областях, которые затрагивают их ближайшие личные интересы: организовать кампанию против того или иного налога, который их стесняет; поставить на голосование какую-то выгодную для них меру. Их вмешательство в некоторые позиции партий заметно, но в постоянном управлении они по-настоящему не участвуют. Сами кредиторы не выступают в качестве тайных вождей партии: они лишь воздействуют в определенные моменты на ее собственных вождей, добиваясь, чтобы те повели партию в определенном направлении. Разумеется, из этого правила имеются исключения: есть некий тип капиталистов-мегаломанов, одержимых политикой и претендующих на то, чтобы действительно управлять теми партиями, которые они финансируют. По крупные партии плохо поддаются такому давлению, и эти люди чаще всего кончают тем, что оказываются во главе эфемерных организаций, состоящих из авантюристов и шарлатанов.
Действия кредиторов можно сравнить с действиями группировок и коалиций, созданных с целью защиты групповых интересов средствами политического вмешательства: рабочих и предпринимательских союзов, объединений ветеранов, женских и семейных лиг, региональных ассоциаций, союзов в защиту нравственности, обществ трезвости, etc. Американцы дают им очень выразительное название: pressure groups — группы давления. Как и кредиторы партий, группы давления действуют в четко ограниченных областях. И они еще меньше, чем кредиторы, стремятся связывать себя с определенной партией: они предпочитают работать с группой партии, чтобы направлять их в благоприятном для своих интересов смысле. В силу обстоятельств, однако, общее совпадение между целями групп давления и политической ориентацией партии может привести к тому, что первые начнут особо интересоваться второй и играть постоянную роль в руководстве. Влияние АФТ-КПП на американскую демократическую партию — хороший тому пример. Оно осуществляется одновременно и сверху — на партийных руководителей различных уровней, и снизу — в рамках первичных выборов, где профсоюзы стараются продвинуть своих кандидатов: им удается таким образом противостоять боссам и машинам и вступать в соревнование с лидерами партии. Такая роль профсоюзов в управлении партией — дело, кстати, довольно обычное: влияние профсоюзных руководителей на социалистические или христианско-демократические партии весьма значительно.
С группами давления не нужно смешивать объединения интеллектуалов, или, как их называли в XVIII веке, «общества мысли», которые в то или иное время приобретали значительное влияние в руководстве политическими партиями. Наиболее ярким примером была бы здесь та роль, которую играло франкмасонство в руководстве французской радикальной партии в 1900–1910 гг. Бесспорно, в этот период масонами были заложены устои партии: она получила от них свою инфраструктуру, свою сплоченность, свою политическую ориентацию; масоны имели преобладающее влияние на ее съездах, в ее исполнительных комитетах и ее генеральном руководстве — и тем самым они придали ей такую эффективность и мощь, которые потом уже никогда не были ей свойственны. Воздействие франкмасонства тогда было ощутимо и в других партиях того же политического оттенка, что и французские радикал-социалисты, — например, в Бельгийской либеральной партии. Можно найти и другие примеры вмешательства «обществ мысли» в руководство партиями, особенно Фабианского общества — в руководство британской лейбористской партией, хотя здесь речь шла скорее о духовном влиянии, нежели собственно о руководстве.
Другая разновидность «второй власти» создается командами, складывающимися вокруг газеты, на распространение которой опирается их влияние в партийном руководстве. Нередко личная харизма одного человека придает им более или менее подчеркнутый характер клана. Во Франции, например. La Depeche de Toulouse и Морис Сарро долгое время играли роль настоящих духовных наставников партии радикалов, не имея никаких соответствующих этой миссии официальных должностей. Подобную же роль играла в 1924 г. Quotidien, хотя она была нацелена скорее на объединение двух родственных партий, нежели собственно на руководство одной из них. Можно припомнить немало подобных случаев. Главной опорой могущества Ленина в русской социал-демократической партии (до 1917 г.) была «Искра»: ожесточенная борьба, которую он вел против Центрального комитета, чтобы вырвать газету из-под его влияния, имела целью именно сохранение «второй власти». Почти во всех социалистических партиях непосредственная подчиненность партийной газеты руководящим органам партии предусматривается положениями уставов; но тем не менее редакционный коллектив всегда сохраняет известную независимость, которая позволяет влиять на членов партии, ее руководящие кадры и органы.
Последний тип этой «второй власти» представляет собой подчинение партии интернациональной власти: она может быть внешне демократической, если учреждена делегатами, свободно избранными национальными партиями пропорционально их численности. Но если каждая национальная партия имеет лишь минимальное представительство внутри интернациональной организации, та всегда сохраняет автократический характер по отношению к ней; а с другой стороны, выдвижение членов каждой партии в Интернационал создает еще одну ступень голосования сверх тех, что уже имеются, увеличивая тем самым разрыв между избирателями и избранными. Как показывает опыт. Интернационалы фактически учреждаются автократическим путем, а в противном случае они лишены настоящей власти. Первый Интернационал (Интернационал Карла Маркса) соответствовал этому пути; Второй Интернационал — это как раз противоположный пример. С Третьим Интернационалом возвратилась автократия, усугубленная засильем российской коммунистической партии, которая обладала пятью голосами в исполнительном органе, тогда как каждая из других наиболее значительных компартий имела лишь один голос; практически же ее власть была еще большей в силу ее мощи и престижа, и она довольно серьезно увеличивала ее но мере того, как отношения между Москвой и любой другой коммунистической партией принимали форму диалога неравноправных партнеров. Правда, на конгрессах Коминтерна преобладание русских оказывалось несколько меньшим. В то же время автократический характер отношений смягчался, если члены той или иной национальной компартии признавали авторитет русских и принимали Сталина и его генеральный штаб в качестве вождей: такова была реальность.
