Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Выжутович Валерий Викторович

Дискуссия о совнархозах продолжалась и после пленума. В ее ходе Молотов подготовил записку с возражениями. И тут же был подвергнут нападкам со стороны большинства участников заседания Президиума ЦК. Брежнев: «Если пойти по пути, который тт. Молотов и Байбаков предлагают, — в тупик зайдем». Фурцева: «Всякий раз какое-то особое мнение у Молотова. Тяжелый осадок остается». Суслов: «Сам факт подачи записки т. Молотова вызывает партийный протест. Нелояльно». Осудили записку Молотова и другие члены ЦК: Маленков, Козлов, Кириченко, Аристов, Поспелов, Шверник, Шепилов, Беляев. А поддержали ее только Ворошилов и Каганович.

Хрущев расценил записку Молотова как политическую фронду: «Молотов <…> не верит в это дело. Молотов совершенно не связан с жизнью. По целине — не согласен, по внешней политике — не согласен, эта записка — не согласен. На пленуме не выступал, — наверное, тоже был против. Сейчас предлагает комиссию — тоже, чтобы оттянуть. Не всегда Молотов был нетороплив. Торопил в период коллективизации, торопил, когда группу генералов репрессировал». Хрущев предложил «осудить» Молотова и указать ему на «неуважение к коллективу».

Не успели утихнуть страсти вокруг совнархозов, как 22 мая 1957 года в Ленинграде на совещании работников сельского хозяйства Хрущев заявил, что в ближайшие годы СССР догонит и перегонит США по производству мяса и молока. «Догнать и перегнать Америку!» стало с того дня одним из ярчайших опознавательных знаков хрущевской эпохи наряду с «царицей полей», «кузькиной матерью» и «пидарасами» в Манеже.

В скором аграрном триумфе СССР Хрущева убедил министр сельского хозяйства Владимир Мацкевич. Проехав в течение сорока дней по американскому Среднему Западу, он доложил, что продовольственное изобилие Соединенных Штатов обеспечивается не капиталистическим строем, а сотнями фермерских хозяйств и неисчислимыми полями кукурузы. Достаточно, сказал министр, увеличить поступление мяса на 1956 год в 3,2 раза — и мы догоним Америку.

Байбаков и экономисты Госплана сдержанно выражали сомнение. И предупреждали, что «догнать и перегнать» в обозримом будущем едва ли удастся. Но Хрущевым уже овладел азарт: «Я попросил экономистов выяснить, сможем ли мы догнать США по производству продуктов питания, которые я упомянул. Скажу вам по секрету: они мне принесли бумагу — вот такую, с подписями, даже с печатью. И там было сказано: если мы увеличим производство мяса в 3,5 раза, то догоним США к 1975 году! (Смех в зале.) Извините меня, товарищи экономисты, если я задел больное место». Да, признал докладчик, «с точки зрения арифметики» экономисты правы, но для советского народа нет преград: «Иногда человек способен сделать нечто такое, что, казалось бы, превыше его сил. Что ж, пусть наши оппоненты посмотрят, на что способен рабочий класс».

В Президиуме ЦК тоже не все были исполнены прекраснодушия. Каганович вспоминал: «Подошел к нам с хвастливым видом изобретателя “великой идеи”». Члены Президиума предъявляли Хрущеву статистические данные, опровергающие его прогноз, но он слышать ничего не хотел, «сердился, грозно подымал свой маленький кулачок, но опровергнуть цифры Госплана не смог». О том же впоследствии — и Алексей Косыгин: «Молотов потратил немало времени, собирая материалы, доказывающие, что никто — ни партия, ни народ, ни руководитель сельского хозяйства, ни крестьянство — не сможет обогнать Америку по производству мяса».

Скептицизм госплановцев относительно хрущевской идеи вскоре аукнется Байбакову.

Ответственное поручение

Тихо тлевшие несколько лет в партийном аппарате угли смутного недовольства Хрущевым вдруг вспыхнули ярким пламенем. Восемнадцатого июня 1957 года на заседании Президиума ЦК КПСС Георгий Маленков внес предложение сместить Хрущева с поста первого секретаря ЦК партии. Его поддержала группа членов Президиума — бывших соратников Сталина. Но мнения разделились. Заседание продолжалось 19, 20, 21 июня, и события развивались опасным для Хрущева образом. Вот как их описывает историк Рой Медведев:

«…18 июня 1957 года в Кремле собрался Президиум ЦК КПСС. Это заседание было необычным, оно продолжалось три дня. Кремль был взят под усиленную охрану. Члены Президиума лишь поздно ночью могли отдохнуть, чтобы утром снова вернуться в комнату для заседаний. Не присутствовал только Ф. Р. Козлов. На 23 июня было намечено торжественное празднование 250-летия Ленинграда. В город на Неве приезжали делегации из других городов страны, многие из них возглавлялись секретарями обкомов. Ждали и Н. С. Хрущева во главе правительственной делегации. Но Хрущеву было не до юбилеев. На заседании Президиума ЦК Молотов и Маленков неожиданно поставили вопрос о смещении Хрущева. Враждовавшие друг с другом оппоненты Хрущева на этот раз объединились и, соблюдая строгую конспирацию, обсудили вопрос о его отстранении. В основном Хрущева обвиняли в экономическом волюнтаризме, в самочинных и необдуманных действиях. Многие из этих обвинений были, несомненно, справедливы. Но главное обвинение, которое не высказывалось полностью, но которое являлось наиболее важным для противников Хрущева, состояло в том, что он якобы зашел слишком далеко в разоблачениях Сталина, что он подорвал авторитет КПСС в международном коммунистическом движении и авторитет всего коммунистического движения. Таким образом, речь шла о пересмотре решений XX съезда КПСС. Противники Хрущева, рассчитывая на успех, обсудили заранее и судьбу самого Хрущева. В случае признания им своих ошибок и согласия на отставку предусматривалось понижение его в должности, например, до уровня министра сельского хозяйства СССР. В иных случаях не исключалась возможность ареста Хрущева. Он был еще очень популярен не только среди населения, чем можно было и пренебречь, но и среди большинства членов ЦК КПСС. Поэтому оставлять его на свободе казалось опасным. На пост первого секретаря ЦК КПСС предполагалось избрать В. М. Молотова. Н. С. Хрущев, однако, решительно отверг все обвинения, ссылаясь на достигнутые экономические успехи и на существенные достижения во внешней политике…»

Аппаратное восстание будет подавлено. Молотов, Каганович, Маленков «и примкнувший к ним Шепилов» получат клеймо «антипартийная группа». Решением пленума ЦК КПСС участников группы выведут из состава ЦК КПСС (а в 1962 году исключат из партии).

Казалось, все кары на головы заговорщиков уже пали. Но нет. Байбакову звонит первый секретарь Московского горкома КПСС Екатерина Фурцева и говорит: Никита Сергеевич просит вас — как бывшего заместителя Кагановича — выступить на партийном собрании предприятия, где Лазарь Моисеевич уже около тридцати лет состоит на учете.

О чем думал Байбаков после этого разговора? Был ли рад наконец свести счеты со своим долголетним начальником, которого, мало сказать, не любил — тихо ненавидел и боялся как огня? Или в нем говорила жалость к поверженному, униженному и уже далеко не «железному» Лазарю? Каким бы ни был этот человек, а все же столько лет вместе работали, вместе получали награды и взбучки, вместе хоронили Сталина.

Однако поручение было дано. А он привык их выполнять.

«Я основательно подготовился к этому собранию, — пишет Байбаков в книге “От Сталина до Ельцина”. — Взял из архива некоторые материалы, связанные с его деятельностью на посту наркома топливной промышленности и наркома железнодорожного транспорта. После моего доклада слово предоставили Кагановичу. Перед собранием предстал сутулый, с обвисшими плечами, совершенно сломленный человек без вызова в глазах…»

О том, как проходило это собрание, гораздо весомее и без литературных излишеств («сутулый, с обвисшими плечами, совершенно сломленный…») рассказано не в мемуарах Байбакова, а в другом произведении этого автора, найденном нами в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ). Это отчет о выполненном поручении. На первой странице поверх грифа «секретно» оттиснут новый штамп: «Рассекречено». Документ стоит того, чтобы его процитировать целиком: