Василий Ставицкий - Игра на чужом поле

Принятие Закона о реституции отнюдь не означает, что исключаются взаимные обмены сторон адекватными культурными ценностями, их использование в совместно организуемых выставках и т. д. Все это остается в силе к обоюдной, как говорится, пользе.

После вступления в действие федерального Закона должны бы последовать и другие меры, обеспечивающие его исполнение. В частности, необходимо безотлагательно приступить к составлению списка ценностей, которые потерял Советский Союз во время немецкой оккупации. Это сделали уже все государства, пострадавшие во время Второй мировой войны. Кроме нашей, потерпевшей наибольший урон. Также незамедлительно должен быть составлен государственный реестр культурных ценностей, в том числе документов, утраченных во время войны. Своевременным и оправданным выглядит решение о нанесении электронного клейма на все экспонаты российских музеев. Реализация этих мер позволит намного повысить эффективность борьбы с преступными посягательствами на культурные и исторические ценности, создать более благоприятные условия правоохранительным органам и пограничным войскам, спецслужбам для осуществления их функций в сбережении национального достояния Российской федерации.

Немало трофейных произведений искусства, вывезенных из поверженной Германии, находится в США и Великобритании. Но за десятилетия после войны Германия никогда не выступала с требованиями к этим странам о возвращении культурных ценностей. Видимо, знает, что получит решительный отказ. Жесткость позиции всегда вызывает уважение. А однажды уступивший так и будет в роли дойной коровы… Не хотелось бы видеть свое Отечество в этой постоянной роли.

Александр Черепков

МОЛЧАНИЕ ГЛУБИН

Эта трагедия случилась 29 октября 1955 года, Но эхо ее перекатывается над Россией снова и снова. Расследование, проведенное в те дни по команде с самого высокого государственного мостика, так и не ответило на вопрос, что же произошло с линкором «Новороссийск» на севастопольском рейде?

А там, где нет ясности, непременно рождаются, неуправляемо множась, слухи и домыслы: «Правда-то, дескать, о том, что произошло, существует, да «гэбэшники» прячут ее в своем сейфе!» Что ж, откроем этот пресловутый «сейф». Извлечем из него материалы следственного дела о гибели линейного корабля «Новороссийск» и пролистаем его тома.

Кончался крымский октябрь. В полном разгаре была осенняя боевая учеба. Уходили в море одни корабли; возвращались, выполнив учебно-боевую задачу, другие. Вернулся с моря и встал на свое место на рейде флагман эскадры линейный корабль «Новороссийск».

Построен на итальянской верфи «Ансальдо-Амнистранг» в 1910 году. В состав военно-морских сил Италии передан в 1914-м. До 1949 года числился под наименованием «Джулио Чезаре» («Юлий Цезарь»). В 1949 году по плану репараций — раздела между странами антигитлеровской коалиции военного имущества — передан СССР. 6 февраля 1949 года представители советского военно-морского флота подписали акт приемки линкора. Кораблю присвоено новое имя — «Новороссийск». 22 февраля 1949 года специальная перегонная команда вывела линкор из бухты Волона в Албании. 26 февраля «Новороссийск» встал на якоря в Севастопольской бухте. Перегонная команда возвращена к местам своей прежней службы. Штатные места на линкоре занял личный состав линкора «Архангельск».

«Архангельск» — линкор британских ВМС «Ройял Соверин». В 1944 году передан СССР для усиления Северного флота. В 1949 году возвращен Великобритании.

Экипаж «Новороссийска» —68 офицеров, 243 старшины, 1231 матрос.

На момент трагедии командир линкора капитан I ранга А. П. Кухта находился в отпуске. Обязанности его исполнял старший помощник капитан II ранга Г. А. Хуршудов.

…К полуночи 28-го вернулись на корабли и разошлись по кубрикам отдыхать последние уволенные на берег. В ноль-ноль часов на кораблях, в том числе и на «Новороссийске», заступила на вахту очередная смена.

До половины второго ночи 29 октября все было спокойно. А потом…

«29 октября в 1 час 40–45 минут помощник оперативного дежурного по Особому отделу флота доложил мне, что на линкоре «Новороссийск» произошло чрезвычайное происшествие, корабль тонет».

«В 01 час 50 минут мне сообщил оперативный дежурный штаба ЧФ о взрыве на ЛК «Новороссийск», добавив, что там большие человеческие жертвы, и потребовал, чтобы я и военный прокурор срочно выезжали на Графскую пристань, где ожидает катер…»

Взрыв слышали не только на кораблях, но и в городе — след его остался на лентах самописцев геофизических станций Крыма.

Схемы разбирательства с любыми ЧП при всей их разнице схожи. Есть вопросы, стандартные для всех ситуаций. Первый из них: что произошло? Следующий: почему?

Далее: как это выглядело? И, наконец, самый последний из главных: кто из людей, обязанных по долгу службы участвовать в ликвидации последствий, в спасении корабля и экипажа, что именно сделал для выполнения этих задач, все ли и всеми было сделано; если не все и не всеми, то почему?

Поиском ответов на эти вопросы и занялась правительственная комиссия во главе с заместителем Председателя Совета Министров СССР В. А. Малышевым.

Будучи министром судостроительной промышленности, В. А. Малышев настолько глубоко знал свое дело, что свободно читал любой сложности теоретические чертежи и отлично разбирался в вопросах непотопляемости и остойчивости кораблей. При нем начали осваивать головные образцы самых современных в ту пору боевых кораблей — крейсеров и эсминцев. Инженер высочайшей эрудиции, он легко побеждал в спорах любых профессиональных оппонентов, и только Сталину противостоять не смог. Ознакомившись еще в 1946 году с чертежами «Юлия Цезаря», будущего «Новороссийска», В. А. Малышев настойчиво рекомендовал отказаться от этого приобретения. Но Сталина, питавшего слабость к большим кораблям, особенно линкорам, переубедить не сумел…

Взрыв наблюдали вахтенные на соседних боевых кораблях. Вот как он отложился в их памяти.

«Одев плащ, я стоял на правом борту сигнального мостика; поднимая воротник плаща, я невольно обратил внимание на линкор «Новороссийск» и увидел, что у него из-под носа с правого борта показалось из-под воды пламя… Затем через несколько секунд я услышал глухой, как мне показалось, подводный взрыв… пламя, вырвавшееся из-под носа линкора… было светло-желтого цвета, примерно по борту метров пять и от борта в сторону метра два-три. После того как погас свет на линкоре «Новороссийск», по правому борту около носа образовался огонь на воде, примерно горевший минуты две-три. По размеру полоса огня длиной метров пять, шириной в полметра. Огонь этой полосы был отличен от пламени, замеченного мною вначале у корабля, так как последний был красноватого цвета, а первый огонь был желтоватого цвета».

Малыхин, сигнальщик крейсера «Адмирал Нахимов»

«…стоим, наблюдаем, и вдруг сильный глухой взрыв, двойной взрыв, одновременно за этим резкий взрыв получился. Смотрим — на «Новороссийске» в районе носовых шпилей и первой башни главного калибра вспыхнуло яркое пламя».

Воронкович, вахтенный сигнальщик крейсера «Фрунзе»

«Находясь в рубке вахтенного офицера, почувствовал большое сотрясение корабля от подводного взрыва. Выскочив из рубки вахтенного офицера, сразу же увидел перед собой на линкоре «Новороссийк» в районе первой башни большое пламя взрыва с высоким столбом черного дыма… Взрыв по звуку был глухим, коротким, но большой силы».

Головин,

капитан-лейтенант, дежурный по крейсеру «Молотов».

А вот как описывают свои ощущения члены команды самого «Новороссийска», находившиеся в момент взрыва на борту:

«Ощутил взрыв, глухой, содрогательный взрыв».

Сербулов,

помощник командира линкора

«Я проснулся от толчка, в результате которого я чуть не упал с кровати, и от глухого звука, напоминающего звук от удара баржи о борт корабля».

Ходов,

секретарь партбюро «Новороссийска»

«Я почувствовал, что лечу вверх, потом вниз, койка оборвалась, упал на палубу, кругом крик, выбежал на первую палубу, люди бегут грязные, в крови».

Красножен, матрос