Виктор Кожемяко - Политические убийства. Жертвы и заказчики
Да, многие статистические данные, несмотря на разгул демократии, сегодня засекречены, но те, которые время от времени прорываются, действительно способны привести в ужас даже человека с крепкими нервами. Вот еще некоторые из показателей, не прозвучавших в Послании президента.
Министр образования В. Филиппов недавно сообщил: численность детей и молодежи в возрасте 11 – 24 лет, с различной частотой потребляющих наркотические средства, достигает 4 миллионов. Число наркозависимых среди них составляет от 900 тысяч до 1 миллиона 100 тысяч человек. По данным министра, средний возраст, в котором сегодня у нас начинают употреблять наркотики, – 14 лет! Пить спиртное школьники начинают с 13, курить – с 11,5 лет.
И каково же их здоровье? Ясно, что плохое и продолжает ухудшаться, о чем свидетельствуют итоги проведенной наконец-то всероссийской детской диспансеризации. Здоровыми, в соответствии с ее данными, можно считать лишь 34 процента детей. Процент имеющих хроническую патологию и инвалидность в детском возрасте увеличился за последние годы вдвое. К 17 годам уже 22 процента детей страдают хроническими заболеваниями. Закономерно, что особенно плохое здоровье у ребят, не имеющих нормальной семьи: в домах ребенка здоровыми признаны лишь 15 процентов их обитателей, в детских домах-интернатах – около 14 процентов.
Удивительно ли, что дети и подростки стали гораздо чаще умирать? Даже в благополучной школе, где учился Андрей Тружеников, директор начала разговор со мной с того, что вот хоронили недавно выпускника, умершего от болезни, а несколько раньше – девочку-десятиклассницу, и как это невыносимо тяжело – прощаться с умершими детьми. Одна учительница в этой школе посвятила им прочувствованные стихи:
Они ведь и окрепнуть не успели,И не познали в жизни ничего,И первую любовь свою не спели,Таланта не раскрыли своего…
А я вспомнил: в двух школах, где довелось мне учиться, казалось бы, в труднейшие военные и послевоенные годы, не было ни одного смертного случая.
В чем же дело?
– Государство нынче не любит детей, – говорит директор Екатеринбургского интерната № 42 Вадим Арнольдович Шмаков. – Более того, они сегодня государству в тягость. За них некому заступиться: они «выпали из гнезда». Мы превращаемся в страну «общественных сирот».
К чему ведет такое сиротство, показали и события на Манежной площади год назад. Думаю, правы те, кто увидел в них не только результат последних десяти – пятнадцати лет, но и фрагмент того, что, вполне вероятно, нам еще предстоит пережить. Россия все больше начинает пожинать горькие плоды разрушительных, преступных «реформ», родивших растерянное и больное, жестокое и агрессивное, ни во что не верящее поколение.
«Новое поколение выбирает пепси!» Это не они о себе сказали. Это сказали за них и внушили им, не предложив, кроме «пепси», по существу, ничего. «Пепси» – взамен идей; «пепси» – взамен долга и совести; «пепси» – взамен будущего.
Комплекс
В связи с происшедшим на Манежной площади немало говорили и писали о плохой работе милиции, о неумелой организации ее работы. Действительно, все так. И стыдновато видеть на телеэкране всегда хмуро-озабоченного министра внутренних дел, который все-таки никакой не профессионал. Но вот в одночасье становится, ко всему прочему, – будто здесь ему делать особенно нечего! – еще и лидером новоявленной партии под громким названием «Единая Россия». При галстуке-бабочке, возникнув на днях одновременно с Горбачевым не где-нибудь, а на съезде германских социал-демократов, заявляет с экрана: «Мы – партия национального успеха». Полноте, о каком успехе речь? Лучше бы вы, господин Грызлов, не партийным строительством занимались, а ликвидацией коррупции в органах правопорядка, которая проела тут все насквозь.
Но скажу и другое. Одним лишь «подтягиванием гаек», созданием «полицейского государства» проблему преступности тоже не решить. Потому что в основе ее – целый комплекс причин.
Например, в той же передаче Караулова назывались цифры: половина выпускников учебных заведений остается нынче без работы по специальности, а каждый процент остающихся неустроенными увеличивает преступность на семь (!) процентов…
А самое главное все-таки в том, что из нашего общества вынут стержень – идея справедливости. Конечно, нам нужна единая Россия, и сомнений на сей счет у большинства моих соотечественников, в отличие от Ельцина, не было и нет. Но не менее важно, чтобы это была справедливая Россия! Когда же молодой человек, едва начав воспринимать окружающий мир, видит на каждом шагу чудовищную несправедливость, в нем происходит крайне болезненный внутренний слом.
Разве трудно, например, понять чувства подростков из нищих, ограбленных семей, когда они в ярости крушат иномарки? Ведь среди тех, кто разъезжает на этих шикарных «тачках» и блаженствует на богатых виллах, много таких, которые нажились за счет других, а теперь еще и бравируют своим богатством.
Печальные результаты утвердившейся вопиющей несправедливости так или иначе отразились на миллионах людей и ощутимы во всех сферах нашей жизни. Обращусь к спорту, поскольку он как бы вмешался в трагические события на Манежной. Так вот, почему после 1991 года мы и здесь резко сдали свои позиции?
Недавно в одной из телепрограмм снова был поставлен этот вопрос. Две крупные неудачи подряд: наша сборная по футболу проиграла грузинам, а хоккеисты не получили никаких медалей на чемпионате мира. Министру спорта В. Фетисову предложено было три варианта ответа: главная причина – в недостатке денег, в слабости тренеров или в чем-то другом.
Ответ последовал: в другом. Поскольку денег на сборные у нас, оказывается, выделяют сегодня чуть ли не больше всех в мире и подбор тренеров стараются улучшать. А вот это «другое»…
– В свое время, – сказал многоопытный Вячеслав Фетисов, – выступая на международных соревнованиях, мы всегда чувствовали за собой страну.
Страна же была не только сильная (увы, и это теперь в прошлом), но также справедливая, что особенно важно для русского человека. Ибо сказано нашими пращурами: «Не в силе Бог, а в правде».
Но где сегодня эта правда, если у одних все, а у других – ничего? Вместо справедливости и праведности как Бога молодым навязывают в качестве кумира золотого тельца. И люди гибнут за металл.
Болезненная операция, которой подвергнута страна, проводится по чуждым рецептам. По ним пытаются вконец переиначить государство и общество, историческую память и традиции, идеалы и цели, культуру и самих людей, отношения между ними. Деньги, деньги – во главу всего…
Ох, ломка исконного нашего генетического кода и попытка заменить его американизированными стандартами ни к чему хорошему не приводят! Лишь вызывают и накапливают в молодых людях агрессию, которая бьющей пружиной разжалась на Манежной. Лишь уродуют людей, а вместе с ними и всю страну.
Выход
Павел Сафронов, друг погибшего Андрея Труженикова, когда мы обсуждали происшедшее за последние годы с нашей страной и с нашей молодежью, вспомнил программу Даллеса по уничтожению Советского Союза «изнутри». Оказывается, они с Андреем не раз об этом говорили.
– Ставка была на разложение молодежи, и все у американцев, к сожалению, получилось.
Да, он в основном понимает, почему мы потерпели поражение в «холодной войне». Очень остро переживает нынешнее состояние России и своих сверстников. Говорит, что это настоящая катастрофа. Но вот что делать – не знает. Ко всем политическим партиям, а уж тем более к пресловутым «Идущим вместе», относится настороженно или крайне скептически.
– Так где же выход, Павел? – спрашиваю я. – Как изменить положение?
– Учиться, работать… Потом истинным патриотам, честным людям, может быть, постепенно захватывать места в спецслужбах и правительстве…
– Каждому в одиночку?
– Ну, возможно, история сама все исправит…
Повисает молчание. Повисает мой вопрос.
А может, наши читатели что-то посоветуют Павлу и таким, как он? Может, выскажете в письмах свое мнение и по другим поставленным здесь вопросам?
Тогда мы продолжим разговор.
Реквием по Марии
Сегодня – сорок дней после авиакатастрофы 9 июля 2006 года в Иркутске. Все потерявшие в то черное воскресенье своих близких будут их поминать. А я особенно думаю о единственном знакомом мне человеке из 125 погибших. Ее звали Мария, она – дочь выдающегося русского писателя Валентина Распутина.
Бывало, когда я звонил по делам Валентину Григорьевичу, мне отвечал женский голос.
– Светлана Ивановна? – спрашивал я, имея в виду жену писателя.
– Нет.
– Значит, Маша!
Так я ее звал по возрастному своему праву. Уж не припомню, когда мы познакомились, но было это давно и, конечно, в московской квартире Распутиных. Не каждый раз во время моих наездов заставал я ее дома, да и если была, в наших беседах с Валентином Григорьевичем по поводу той или иной очередной его работы не участвовала. Но после делового разговора Светлана Ивановна, как правило, звала за накрытый стол на кухню или в столовую, и, несмотря на мои отнекивания, чаепитие все-таки происходило. А то и самый настоящий ужин. «Вы же с работы», – убеждали меня.