Дональд Дженсен - Путин и США. Вашингтонский дневник
Кремль пытается реагировать на проблемы, возникающие в энергетических отношениях не только с Китаем, но и с другими странами. Во-первых, он фиксирует относительные преимущества России, укрепляя, к примеру, обязательства по «Южному потоку» и поддерживая кампании по запрету на эксплуатацию сланцевого газа в Европе. Во-вторых, Кремль пытается использовать революцию в сфере новых источников энергетики в своих целях. В-третьих, он перестраивает собственный энергетический сектор. Есть признаки того, что Путин готов заменить одну крупную компанию, контролируемую государством, — «Газпром», который вернулся из Китая с пустыми руками, другими (такими как «Роснефть» и НОВАТЭК). Но в этих планах, напоминает Шерр, нет ничего, что было бы направлено на решение основной проблемы российского энергетического сектора — коррупционной составляющей политиков, бюрократов и «теневых структур», которые получают плату на каждой ступени добычи нефти или газа. Россия больше всего нуждается в новациях, повышении производительности, высоких технологиях, интенсивном развитии существующих месторождений нефти и неподдельной рыночной экономике — но все это вряд ли появится при действующем руководстве страны. На этом фоне долгосрочные перспективы энергетического сотрудничества России и Китая, активно демонстрируемого во время визита российского премьер-министра в Пекин, в реальности выглядят не слишком радостными.
2013 г.
Россия идет на восток
В мае по итогам переговоров, длившихся более десяти лет, Россия и Китай подписали крупнейшее газовое соглашение на сумму $400 млрд. Соглашение, подписанное на 30 лет, включает в себя строительство трубопроводов и других объектов инфраструктуры, требующих крупных инвестиций. Оно также формально превратило Россию в крупнейшего энергоэкспортера.
Решающий момент для заключения сделки наступил после того, как Евросоюз ввел санкции против ряда российских чиновников в связи с агрессией России на Украине и начал усиленно искать возможности для снижения энергетической зависимости от России, вынудив Кремль искать альтернативные рынки сбыта. Соглашение укрепило отношения между двумя странами, и без того потеплевшие с момента прихода к власти их лидеров — Владимира Путина и Си Цзиньпина — в 2012 году. Оба лидера противостоят политике Вашингтона по ключевым вопросам. И хотя формально Китай сохранил нейтралитет в рамках заседания Совбеза ООН по вопросу аннексии Крыма, напряженные отношения Пекина с Вашингтоном по другим вопросам стимулировали сближение с Москвой и привели газовые переговоры к завершению.
Газовая сделка стала лишь одним из примерно 40 подписанных соглашений, многие из которых свидетельствуют о возможном начале стратегического партнерства между Россией и Китаем, которое впоследствии также может включить Иран. Среди других соглашений — обещания расширить сотрудничество в сфере энергетики, создание двусторонней инвестиционной комиссии и заявление, призывающее все украинские регионы и «общественно-политические группы» (отсылка к вооруженным бойцам, действующим в Юго-Восточной Украине и финансируемым Кремлем) принять участие в диалоге с официальным Киевом. В ходе переговоров обе стороны косвенно критиковали США и ЕС, заявив, что будут противостоять внешнему вмешательству в дела других стран, и осудив практику введения «односторонних» санкций. В рамках сотрудничества в сфере безопасности лидеры России и Китая пообещали посетить открытие российско-японских военно-морских учений. Незадолго до своего визита в Пекин Путин также одобрил сделку по поставке Китаю от двух до четырех зенитных ракетных систем С-400 «Триумф» (SA-21 Growler) производства НПО «Алмаз-Антей». Китай стал первым экспортером данного оружия.
Все эти шаги — часть более широкой стратегии ряда стран, бросающих вызов Западу. В своей статье для журнала Foreign Affairs известный эксперт в сфере международных отношений Уолтер Рассел Мид рассматривает Россию, Китай и Иран как ядро «антилиберальной» коалиции, поставившей себе цель изменить мировой порядок, сложившийся после холодной войны. По мнению руководства этих трех стран, в рамках данного порядка они находятся в подчиненном Западу положении. Эти страны стремятся минимизировать глобальное лидерство и влияние США, лежащие в основе мирового порядка. Как пишет Мид, эти рассерженные страны — авторитарные по своей сути, отвергающие западные ценности и настроенные враждебно к США и Европе — стремятся превратиться в центры противовеса Западу. Российская оккупация Крыма, согласно Миду, — один из последних примеров вызовов существующему статус-кво.
Мид частично винит Запад за эскалацию ревизионизма, составляющего основу внешней политики России и Китая. После окончания холодной войны США и ЕС ошибочно упустили из виду неразрешенные территориальные и военные проблемы, существовавшие в бывших советских республиках. Запад сфокусировался на вопросах глобального управления, свободной торговли, прав человека и верховенства закона, посчитав, что от развития этих факторов выиграют все стороны. По мнению Мида, Запад не должен был полагаться на то, что старая добрая геополитика полностью исчезнет. Запад неверно интерпретировал значение распада СССР: будучи реальным идеологическим триумфом демократии, падение коммунистического режима на самом деле не означало, что политика жесткой силы полностью себя изжила. Мид отмечает, что Россия, Китай и Иран так и не приняли геополитическое урегулирование, завершившее холодную войну, и предпринимают все больше усилий, чтобы изменить ее исход. Так, в рамках своего ревизионистского нарратива Москва апеллирует к тому, что Россия была виктимизирована Западом в 1990-е. Здесь мне бы хотелось добавить, что Запад также совершил ошибку, предположив, что после падения коммунизма Россия превратится в «нормальную» страну, которая, несмотря на неизбежные сложности, в конечном итоге станет демократическим обществом, преодолеет свое тяжелое советское наследие и примет участие в построении европейского и глобального политического порядка и системы безопасности.
Ревизионистская внешняя политика России начала формироваться задолго до вооруженных действий на Украине в 2014 году и даже до вторжения России в Грузию в 2008-м. Глобальной целью Кремля с начала эры Путина было сохранение режима и возвращение политических, экономических и стратегических активов, потерянных Россией во время распада Советского Союза. Во внешней политике эта цель преломлялась в поиск возможностей по восстановлению политического, экономического и военного доминирования России над бывшими странами СССР, а также в стремление к международному признанию России как мировой силы. В последнее время к внешнеполитическим целям также добавился отказ от сотрудничества Европы в пользу более лояльно настроенных режимов Евразии. Роль России в мировом порядке долгое время была амбивалентна: с одной стороны, Москва активно добивалась членства в международных организациях, таких как ВТО, будь то во имя престижа, продвижения своих интересов или чтобы просто иметь формальные возможности противостоять политике США. С другой стороны, получив желанное членство, Кремль зачастую вступал в неконструктивные игры внутри организации.
По многим причинам глобальные амбиции России — это вызов либеральной демократии. Как мы видели в ходе аннексии Крыма, для Кремля основой легитимности действий на постсоветском пространстве является не их соответствие международному законодательству, а исторические претензии. Эти претензии подрывают существующий мировой уклад, поскольку они возрождают имперское, советское понимание суверенитета как принципа, обусловленного пролитой кровью, культурным наследием и мощью государства. К сожалению, украинский кризис также продемонстрировал, что подобное видение мира свойственно даже российским либералам. Например, в 2012 году оппозиционер Алексей Навальный заявил, что объединение России с Украиной — это «естественный политический процесс», поскольку Украина слабее и «[россияне и украинцы] это один и тот же народ».
Вызовы, которые ряд авторитарных режимов бросает сегодня миру, остро ставят вопрос о том, является ли антизападная кампания России и Китая началом долгосрочного тренда, который приведет к свержению существующего миропорядка, или же это просто временный спойлер. Ответ на данный вопрос пока неясен. С одной стороны, российские и китайские лидеры убеждены, что США и Европа пришли в политический и экономический упадок. На примере Украины хорошо видно, что диктаторские режимы могут действовать гораздо более ловко, чем открытые демократические общества, и использовать кризис в свою пользу. Внешняя политика Обамы, ставящая перед собой правильные цели, однако при этом излишне осторожная и особенно неловкая в вопросах прав человека, ненамеренно приводит к тому, что противостоять данным вызовам становится труднее. Позиция Евросоюза противоречива.
