О. Селин - Косыгин. Вызов премьера (сборник)

– Отчего же ты в форме не ходишь? Я в ней тебя ни разу не видел.

– Ох, Алексей Николаевич, и смех и грех! – отвечаю. – Когда я ее первый раз надела – она мне очень идет, сидит как влитая: китель, погончики, фуражечка, – то поехала я в Серебряный Бор, к маме и сестре. Они там с ребятишками живут. Племяшки меня очень любят и всегда встречают. Приехала, выхожу из машины. Навстречу бежит маленькая Танюшка и кричит: «Таня приехала!» Потом подняла глаза, увидела форму и назад: «Мама, я думала, Таня, а это милиционер!» Ну что тут будешь делать?!

Очень развеселила Алексея Николаевича эта история:

– Теперь все понятно. Верно, ваша форма очень на милицейскую похожа? Но ты все равно покажись нам в ней.

Делать нечего. Пришлось приехать к Косыгиным, что называется, «при полном параде». А форму потом я, конечно, носила…

В Ленинграде у Клавдии Андреевны жили две сестры – Люда и Ляля. У Люды была большая семья. Ее муж, Михаил Дмитриевич Воинов, был крупным строителем. Алексей Николаевич по-доброму относился к Клавиной родне, а Миша был его задушевным другом, с которым он мог доверительно беседовать на любые темы.

Бывая в Ленинграде, я всегда навещала гостеприимный дом Воиновых, мы встречались и у меня в Москве, как родные.

И вот приехала я как-то в Ленинград. Звоню к ним в дверь, а за ней – шум, гам, какое-то веселье – оказывается, на свадьбу я попала: младшая дочь замуж выходила. Только поздоровались, обнялись – снова звонок. Это от Алексея Николаевича свадебный подарок невесте принесли. На следующий день я уехала в Москву.

Приехала, позвонила Алексею Николаевичу. Он долго и подробно расспрашивал обо всем – и о свадьбе, и о женихе, и о том, как чувствуют себя Люда и Миша: недавно они пережили большое горе – в авиакатастрофе погиб их сын Игорь. Потом он спрашивает:

– Татьяна, а ты слышала, что я попал в аварию?

Оказывается, вечером на его машину налетела какая-то встречная.

– И знаешь, что меня спасло? Ведь наш автомобиль опрокинулся! Я держался за поручень у окна, моя рука была просунута в его петлю. Ты это имей в виду. Когда будешь ехать в машине, обязательно держись за поручень, это помогает – мною проверено.

Бытует мнение, что Алексей Николаевич был суровым и неприступным человеком. Но это только на первый взгляд так казалось. На самом деле все близкие и друзья, товарищи по работе знали его как исключительно спокойного и доброжелательного человека. С Косыгиными мы не так уж часто встречались. Да это и понятно – об Алексее Николаевиче уж не говорю, но и Клавдия Андреевна была не только домашней хозяйкой. До войны она училась во Всесоюзной промышленной академии машиностроения, кроме того, самостоятельно изучала языки – немецкий и французский. У меня же работа, учеба и депутатские обязанности тоже поглощали уйму времени. Порой мы с Клавой встречались просто так, без всякого повода. Иногда в это время приедет с работы Алексей Николаевич, поужинаем вместе. Потом он посидит немного и уходит к себе. Работал он очень много, по-моему, порой на пределе человеческих возможностей. Даже дома чувствовалось, как он все время напряженно думает.

Но в короткие часы отдыха расслаблялся, возился с внуками Танюшей и Алешей, которых просто обожал. Вставал на четвереньки и катал их на спине, а те с радостными воплями погоняли деда. Алексей Николаевич любил спорт, но не тот, которым увлекаются многие, просиживая время на трибунах. Он предпочитал более активный спорт – волейбол, городки, греблю, лыжи. Был заядлым рыболовом. Во время отпуска много ходил пешком – не случайно поэтому «тропы Косыгина» есть в Архангельском, Кисловодске и на Домбае.

Все поражались его феноменальной памяти. Мне известен уникальный случай. Это было на торжественном заседании в Кремлевском Дворце съездов, посвященном 45-летию Великого Октября. Доклад делал Косыгин. Он вышел на трибуну, раскрыл папку с текстом и только тут обнаружил, что взял другие очки – не для близи, а для дали. Можно только представить его нервное напряжение в тот момент. Выручило то, что свои выступления он готовил сам, много над ними работал, продумывая каждую фразу. И тот доклад сделал блестяще, по памяти.

Мы долго не виделись. А тут из Ленинграда приехали Люда и Миша. Звонит мне Клава:

– Давай встретимся, попоем?

– Давай.

И вот сидим мы в маленькой уютной гостиной. Разговорам и воспоминаниям нет конца. Пораньше в тот вечер приехал Алексей Николаевич и присоединился к нам. Сели ужинать. У всех на тарелках еда как еда, а он верен себе – отварная треска, овсяная каша с подсолнечным маслом и хлеб из муки грубого помола. Попили чайку.

Потом Миша запел «Черемшину», неплохо, надо сказать, запел. Но вдруг Алексей Николаевич замахал руками:

– Мишка, прекрати портить песню! Я только раз в жизни слушал ее по-настоящему, в Афганистане, там пел ее один инженер – строитель тоннеля через Гиндукуш. Татьяна, кажется, твой метростроевец, ведь вы там работы вели? Такой красивый парень, а голос – другого такого никогда не слышал. Звали его Сашей, жаль, фамилию забыл. Вот это певец!

– А я, Алексей Николаевич, догадываюсь, о ком вы говорите. Это Саша Синаревский, действительно наш, метростроевский инженер. Он у меня на шахте начинал.

Алексей Николаевич заходил по комнате:

– Саша, Саша Синаревский. Надо бы его в консерваторию – такой талант!

– Да я пыталась его уговорить, но он однолюб; сказал, что его призвание – строить тоннели и в артисты он не пойдет…

Дома Алексей Николаевич никогда не говорил о своей работе, каких-либо сложностях или трудностях. Более того, я, например, вообще не слышала от него высказываний о Сталине, Хрущеве, Брежневе, других руководителях, с которыми он общался. Зато непременно, буквально при каждой встрече подробно расспрашивал меня, как идут дела у метростроевцев, а однажды завел разговор об истории:

– Скажи-ка, Татьяна, а вот интересно, кто был первым, кто начинал строить московское метро?

И я рассказала о замечательных, удивительных людях – о Павле Павловиче Ротерте, крупном инженере-строителе, профессоре. Он принимал участие в сооружении Днепрогэса, а в 1932 г. стал первым начальником Метростроя. Кстати, и до сего времени в столице есть улица, названная его именем. Заместителем Ротерта был Егор Трофимович Абакумов, донецкий шахтер, который привез с собой в Москву огромную бригаду горняков. На метрополитене работали крупнейшие ученые и инженеры страны, прежде всего те, кто досконально знал тоннельное дело – А.И. Барышников, Н.А. Ермолаев, И.Д. Гоцеридзе. Они были как бы «мозговым центром» Метростроя. Мы, комсомольцы, постоянно общались с этими людьми. У нас, «зеленой», зачастую малограмотной молодежи были энтузиазм и задор, зато у них – богатый опыт и знания.

Разумеется, Алексея Николаевича особенно интересовали подробности строительства метрополитена в Ленинграде, городе, где он родился, где прошли его детство и юность. Детали он стремился узнать, что называется, из первых рук – ведь я туда по метростроевским делам часто ездила и конечно была в курсе всех дел. Любопытно, ходили слухи, что в Ленинграде метро вообще построить нельзя из-за тяжелых геологических условий. Но слухи – всегда слухи. Практика показала, что геология там весьма благоприятна – почти везде одни однородные глины. Не то что у нас, в Москве.

И конечно, я вспоминала об Иване Георгиевиче Зубкове, первом начальнике Ленметростроя. До этого он работал в Москве, был у нас главным инженером, начальником шахты. С ним на невские берега уехали тогда триста москвичей-метростроевцев. Ленметрострой был образован в 1940 г. и очень быстро сумел развернуть работы – удалось пройти пятнадцать вертикальных скважин, начать горизонтальные выработки и подходы к трассе, уложить четырнадцать тысяч кубометров бетона. Но началась война, шахты пришлось затопить, а метростроителям поручили возводить сложные оборонительные и другие сооружения, крайне необходимые осажденному городу. В тяжелые блокадные дни они под непрерывным обстрелом тянули железнодорожную линию от Шлиссельбурга до станции Поляны. Именно по этому пути, после прорыва вражеского кольца, пришел в Ленинград первый поезд с «Большой земли». В ноябре 1943 г. генералу Зубкову, начальнику Управления военно-восстановительных работ фронта, присвоили звание Героя Социалистического Труда. А он был не только опытным инженером-тоннелыциком, но и отличным мостовиком.

Однажды потребовалось осмотреть разрушенный мост через реку Свирь близ Лодейного Поля. Он сказал: «Поеду на дрезине». – «Нет, – ответило начальство. – Надо быстрее. Лети…» 28 июня 1944 г. при возвращении с задания на подходе к аэродрому у потрепанной машины неожиданно оторвалось крыло…

Этих подробностей Алексей Николаевич не знал. С Зубковым он, оказывается, был знаком по блокадному Ленинграду, когда занимался эвакуацией предприятий из осажденного города. Ведь метростроевцы сооружали на Ладоге порт Осинец, который стал одним из центров знаменитой ледовой «Дороги жизни»…