КАК УБИТЬ ДРАКОНА: Пособие для начинающих революционеров - Михаил Ходорковский
Но любая сложная система — довольно хрупкая. То, что хорошо работает на малых оборотах протеста, начинает сбоить и вибрировать на больших. При возрастании политических нагрузок на систему становится все сложнее генерировать поток нужной мощности. Да и помехи, создаваемые альтернативными информационными течениями, локализованными в резервации, становятся все ощутимее и все опаснее для системы. В результате ей пришлось поменять схему и превратить доминирующий поток в тотальный. Это означало конец эпохи обрезанной постмодернистской гласности и возврат к цельному и простому советскому образцу.
Гласность весьма уязвима по самой своей природе — вторичной, производной от власти. Начиная с 1999 года, то есть в течение всего периода посткоммунистической реакции, мы были свидетелями наступления режима на гласность, ограничения ее пространства — и прямого, и косвенного. Угроза полного отказа от гласности все время оставалась актуальной, и, когда режим на это решился, ему никто и ничто не смогли помешать. Другое дело, что это вызывает неприятные и необратимые последствия не только для общества, но и для самого режима, которые не столько замедлят, сколько ускорят его конец.
Казалось бы, тогда и черт с ними, пусть завинчивают! Но вопрос стоит не столько о моменте, когда под откос пойдет этот режим, сколько о том, что придет ему на смену. И вот здесь, безусловно, защита любой гласности имеет огромное значение для демократического движения.
Как бы призрачна ни была правда, загнанная в резервацию, она лучше, чем гуляющая на свободе ложь. За каждое слово правды надо бороться, надо сопротивляться любой попытке режима окончательно избавиться от гласности, надо всем миром помогать журналистам и изданиям, продолжающим героически противостоять тоталитаризму, пусть теперь в основном из-за рубежа. Но стратегическая цель не в этом. Нам надо стремиться не к полному восстановлению гласности, а к созданию твердых конституционных гарантий свободы слова.
Необходим качественный скачок в политике открытости. Подчеркну, что простого возврата назад, во времена яковлевского «Коммерсанта» или малашенковского НТВ, уже мало. То, что было хорошо для юного постсоветского общества, не подходит обществу, накопившему большой и неоднозначный опыт борьбы за демократию. Горбачевская гласность, даже без путинского «обрезания», — это уже не тот идеал, к которому надо стремиться.
Мы должны идти дальше — к полноценному, свободному и открытому информационному рынку, регулируемому четкими правовыми законами. Только наличие такого рынка с подлинной конкуренцией может быть настоящей гарантией реализации права на свободу слова.
Безусловно, свободная рыночная среда, разрешая одни проблемы, создает другие, и поэтому есть немало сложных вопросов, на которые обществу придется подыскивать подходящие ответы. Но это не меняет моего отношения к выбору стратегического направления — конкуренция и рынок должны обеспечить обществу настоящую открытость.
Конечно, в некотором смысле свобода слова может быть обеспечена только нормальным функционированием всей демократической политической системы: с эффективным разделением властей, работающим правосудием и так далее, а еще глубже — с готовностью общества в целом отстаивать эту свободу с оружием в руках. Если свобода слова — это политическая валюта, то ее обеспечением является вся демократическая инфраструктура общества. Но, помимо этих общих гарантий, имеются и специфические меры, в том числе институциональные, без которых никакая свобода слова не может существовать.
Среди этих специфических мер есть как экономические, так и политические. И те, и другие помогают достигнуть одной главной цели — не просто лишить государство возможности ограничивать свободу слова, а лишить его еще и возможности индуцировать тот самый доминирующий информационный поток, благодаря которому режиму удается управлять массами с помощью лжи, несмотря на сохранение встроенных в систему «островов свободы». Демократическое движение должно крепко усвоить опыт посткоммунистического неототалитаризма, чтобы не повторить ошибок впредь.
Начну с мер экономического характера.
Главная беда российской прессы, как это ни парадоксально, вовсе не цензура, а бедность. Последние два десятилетия основным в борьбе за свободу слова был не политический фронт (как многие считают), а экономический. В посткоммунистической России никогда не было по-настоящему экономически независимых СМИ. Но до дефолта 1998 года у СМИ сохранялась некоторая свобода маневра — свобода выбора «от кого зависеть», и в этом была своя специфическая свобода. А затем начался процесс тотального огосударствления СМИ, и где-то к 2006–2008 годам их единственным донором стало государство (прямо или косвенно). Именно тогда по свободе прессы и, соответственно, по свободе слова был нанесен самый главный и самый страшный удар, от которого они так никогда уже и не оправились.
Вместо того чтобы оказать независимым СМИ системную и прозрачную поддержку и помочь им выйти из затруднений, правительство воспользовалось ситуацией и провело масштабную косвенную национализацию независимых медиа, сменив прежних собственников — зачастую путем рейдерских захватов и уголовно-правового давления. «Добыча» была «подвешена» между различными госкомпаниями и аффилированными с режимом финансово-промышленными группами. И со временем государство как собственник или как спонсор получило косвенный контроль над всеми сколь-нибудь значимыми информационными ресурсами. Картина виделась еще более безрадостной, если переключить внимание с грандов медийного рынка на провинциальную прессу, пребывающую в совсем уже бедственном положении.
На первый взгляд, идеальным решением проблемы могло бы стать создание нормальной рыночной среды для работы медиа как в онлайне, так и в офлайне, где государство выступает исключительно в роли беспристрастного арбитра и регулятора. Но, к сожалению, как показывает мировая практика, сегодня такая модель не работает почти нигде. Все больше СМИ либо являются дотируемым вспомогательным бизнесом, либо существуют на спонсорские взносы, которые делаются исходя из самых разных мотивов, в том числе политических.
Точно так же лишь немногие страны могут обойтись без средств массовой информации, субсидируемых из бюджета, и Россия еще долго не будет входить в число этих стран. Поэтому для нас актуально, как именно организовано субсидирование СМИ из бюджетных средств и как именно организовано управление СМИ, субсидируемых из бюджетных средств. Ответив последовательно на эти два вопроса, мы во многом решим задачу нейтрализации тоталитарных притязаний государства на формирование описанного выше доминирующего информационного потока.
Если бюджетная поддержка медиа нужна и неизбежна, то надо добиться того, чтобы она была прозрачной и чтобы ни отдельные чиновники, ни вся их корпорация не могли быть бенефициарами этого субсидирования. Или, проще говоря, не могли бы за каждый «скормленный (прессе) витамин требовать массу мелких услуг». Все, что делает государство в информационной сфере,
