Сергей Кара-Мурза - Покушение на Россию
Первое, что меня удивило на Западе, когда я познакомился поближе, было бездушное слово, которым называют там подобные учреждения. В Испании их называют «гуардерия» — «место хранения». Ребенка туда отводят, чтобы сдать на временное хранение, как вещь (родственное слово — гардероб, «место хранения одежды»). В Испании я повидал два детсада. Мимо одного я каждый день ходил в университет. Это был сравнительно дешевый садик — владельцы арендовали под него обычное помещение для офиса на первом этаже. Дверной проем на улицу закрыт решеткой. Взявшись за нее руками и сгрудившись, там стояли дети и от скуки глядели на улицу. Места всем не хватало, и часть поднималась по решетке, образуя «второй этаж». Никакого воспитателя видно не было, дети стояли молча и радовались, когда какой-нибудь прохожий с ними пошутит. Никуда их из этого помещения не выпускали — а температура воздуха в то время была 45°С.
Другой сад был очень дорогой. Он был на окраине, и у него был маленький участок с десятком деревьев, тут детей выводили гулять, это считалось роскошью. Туда отвозил трехлетнего сына мой друг, профессор. Я мальчика хорошо знал с рождения и пару раз за ним заезжал. Однажды приехали за ребенком поздно, все уже ушли. Дверь открыл охранник, больше никого в здании не было. Пошли искать по комнатам и чудом не наступили на ребенка — ему было страшно одному, он залез под ковер и крепко заснул, сверху его тельце было совершенно незаметно. У нас воспитательница не уходит, пока не заберут последнего ребенка.
Теперь вспомним, что даже такое вроде бы далекое от политики и доброе дело, как устройство детских садов, стало в 80-х годах объектом психологической войны. О детсадах создавалось и запускалось в сознание множество слухов, шуток, анекдотов — и они пережевывались на кухнях. Черный «фольклор» о детсадах был тогда популярен. Все слышали сказку о том, как нянечки сажают малышей голенькими на горшки — и открывают форточки, чтобы их простудить ради облегчения своей работы. Этому охотно верили. Когда мы в Интернете обсуждали это, один участник, живущий в США, прислал оттуда такую реплику: «Забавно, что, во-первых, в садики здесь ходят не меньше, чем в Союзе, а во-вторых, болеют дети гораздо чаще. А почему? А потому, что больничных у родителей практически нет и больной ребенок, напичканный тайленолом, отправляется в садик заражать остальных детей. И не нужно злой тети. Система работает сама». Но тогда, в 80-е годы, людей приучили к мысли, что советская система — самая страшная.
Мы эти воздействия перестали замечать и воспринимали без всякого анализа. Каждый мог бы вспомнить случаи из личного опыта. Приведу один такой случай, о котором задумался только сейчас. Дело было весной 1985 г., я был замдиректора одного из институтов АН СССР. Сидели мы в кабинете, и мой коллега, тоже замдиректора, долгое время до этого работавший в ЦК КПСС, рассказал историю, которая якобы произошла на днях. В детском саду на кухне утонула в кастрюле молока крыса. Повариха ее вытащила и выбросила, а молоко пожалела, разлила по стаканам и дала детям. А крыса-то до этого отравилась крысиным ядом. И вот, 22 ребенка умерли, выпив этого молока. Мы все, услышав такое печальное известие, помолчали, пробормотав что то вроде «вот так все у нас…».
Что тут главное — что никто не усомнился в этой истории, хотя директор был по образованию биологом, а я — биохимик-экспериментатор с большим опытом. Мы не усомнились, хотя нам-то должно было быть очевидно, что вся эта история — выдумка. Сейчас я ее вспоминаю, и меня бросает в жар. Как тошно, как стыдно! Столько учился, сам работал — что же вдруг так заблокировало твои знания и твой опыт? Почему тебя вдруг превратила в идиота эта примитивная «утка»?
Посудите сами. Крыса, животное весом около 200 г., съела смертельную дозу крысиного яда. Яд этот, конечно, вреден для всех, но особенно он действует на грызунов, на их слабое место — кровоточивость слизистой оболочки желудка. Этот яд — антикоагулянт, вещество, затрудняющее свертывание крови. Для людей он гораздо менее ядовит, чем для крыс. Иными словами, человек весом 200 г., проглотив весь яд, который был в крысе, не умер бы, а лишь переболел. Но даже такой маленький человек никак не мог получить всего яда, что проглотила крыса. Он выпил бы свою долю молока, то есть максимум 4% того яда, что содержалось в кастрюле молока — 1/22 яда (если все молоко до капли выпили «умершие дети»). Это — исходя из предположения, что весь яд перешел в молоко. Но весь яд не перешел в молоко, это невозможно. Яд находился в желудке и в тканях крысы. В молоко могла перейти лишь очень небольшая часть этого яда. Скажем, 1% (на даже если 10% — это дела не меняет). Таким образом, ребенок весом 200 г получил бы около 1/2200 смертельной для крысы дозы яда. Но детей весом 200 г не бывало даже в проклятых советских детских садах. Дети наши в то время весили по 15-20 кг. Совокупная масса тела 22 детей составляла более 300 кг — в полторы тысячи раз больше, чем у нашего гипотетического ребенка размером с крысу. Следовательно, количество принятого с молоком яда было менее одной миллионной части смертельной дозы.
Предположим даже невероятное — что крыса съела десять смертельных доз! И даже, допустим, отрыгнула часть яда в молоко. Значит, ребенок в среднем получил не одну миллионную часть, а одну стотысячную часть смертельной дозы, одну десятитысячную, наконец — все равно слишком мало. Не только о поголовной смерти детей не могло быть речи, но и вообще о каком-то недомогании. В Интернете я попросил компетентных людей оценить мои приблизительные расчетов. В общем, согласились на том, что смерть детей от яда, который был в крысе, невероятна. Дело могло быть не в яде, а в тех микробах, которые попали с грязной крысы в молоко. Заболевание от инфекции возможно, но тогда бы не было быстрой и поголовной смерти. Ну, заболел кто-то из детей, кого-то пронесло — это совсем не то. По общему мнению, эта история была сфабрикована. И мало-мальски образованный человек сразу должен был бы усомниться. Мы же тогда выслушали — и не усомнились, в этом корень проблемы.
Слово в слово история эта в тот год рассказывалась во многих местах. Когда мы обсуждали ее на семинаре, о ней сказал один участник, в 1985 г. моряк-подводник. Офицерам рассказывали дословно то же самое — то же молоко, те же 22 умерших ребенка. Один собеседник написал в Интернете: «Да, была такая история, еще там один ребенок молока не пил и потому выжил, а повариха повесилась. Вплоть до того, что я встречал очевидца, видевшего «детские гробики в овраге на Хованском кладбище». Ну, понятно, что и гробики не могут валяться, и оврага там нет, но — «своими глазами».
Мы верили таким разрушительным слухам. Но где лаборатории, где они создавались? И разве они закрыты сегодня? Ведь нас так и будут водить по болоту, пока не погибнем, как закусанная гнусом лошадь. И вот всплыла книжка некоего Михаила Веллера «Байки скорой помощи». Это вроде бы «документальные зарисовки» врача Скорой помощи. «Врач» даже указал конкретный населенный пункт, где эта история произошла. Вот выдержки из рассказа «Отравление»:
«…звонят из Мельничных Ручьев, из яслей — что-то детям плохо… Что плохо? Похоже на отравление… Что похоже? Тошнота, бледность, боли в животе. И вообще плохо. Скорей. Едем, едем! А что — вообще? Да дышат плохо. Синеют… И у скольких это? Да почти все… Сколько!!! Всего — тридцать семь… Массовое тяжелое отравление в яслях! Гоним все свободные машины… А на тяжелые случаи у детей мы едем быстро, чай не допиваем и в карты не доигрываем — рысью и под сиреной: это тебе не старушка-хроник представляется и не алкаш в дорожное вмазался.
Ясельники… Рвотное, промывание, сердце поддерживать, кислород искусственно. Трясем воспитательниц: как, когда, что пили? — Накормили манной кашей, уложили спать, тут и началось. Санэпидстанцию сюда! — воду на анализ, молоко на анализ: что за эпидемия кошмарная, что за бацилла, что за яд такой? Детей пачками везем в больницы, кто-то уже помер, лаборатория корпит в поту: в рвоте и поносе — ДДТ и мышьяк! Милиция подваливает, роется и гремит: диверсия, убийство детей! Милиция роется в помойке, откапывает остатки каши, везет на экспертизу: есть мышьяк и ДДТ в каше! Родители уже рыдают по больницам, местное население гудит и собирается сжечь эти ясли, заперев предварительно персонал.
Звонок на скорую: повешение. Жив? Какое там, остыла. Кто? А заведующая этими яслями повесилась… Выяснилось, что они сварили крысу. Как эта крыса свалилась в бак, а может, сдохла там незаметно, что никто не увидел, — черт ее знает… На раздаче повариха зачерпывает со дна — батюшки! из черпака хвост висит. Кричит заведующую. А младшая группа уже кушает…
Пришла заведующая. Обматерила повариху… Что делать? Снова варить кашу уже некогда, и молока не осталось; да половина уже и поела… А!.. при кипячении микробы погибают, в блокаду вообще всех крыс поели, и не болели… И покормили кашкой… А эти отравы в кашке отнюдь не разлагаются. Напротив, выварилась химия из крысиного организма и напитала всю кастрюлю до той самой концентрации… Ну что. Заведующую на кладбище, поварихе восемь лет. А из детей шестерых так и не откачали».
