Юрий Жуков - Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933-1937 гг.
Главную роль в этом предстояло сыграть ставшему всемирно известным благодаря своему поведению на Лейпцигском процессе болгарскому коммунисту Георгию Димитрову. Сразу же после освобождения из нацистской тюрьмы и прилета в Москву 27 февраля 1934 г. он был введен сначала в политсекретариат, а затем и президиум ИККИ. В новой для себя должности он начал разрабатывать для Коминтерна принципиально иную стратегию действий, более отвечающую реальной сложившейся в мире ситуации, а вместе с тем и целям, которые ставила перед собой сталинская группа. Адресуясь к Сталину еще 1 июля 1934 г., он писал о давно назревшей, по его мнению, необходимости изменения методов работы ИККИ. Объяснял это тем, что просто «невозможно оперативно руководить из Москвы по всем вопросам всеми 65 секциями (национальными компартиями — Ю.Ж.) Коминтерна, находящимися в разных условиях». Он предлагал срочно сократить и обновить громоздкий бюрократический аппарат ИККИ и наладить действенную, самую «тесную связь руководства Коминтерна с политбюро ЦК ВКП(б)»[199], то есть с узким руководством.
Обмен мнениями Димитрова и Сталина привел к появлению в начале 1935 г. документа «Указание политбюро ЦК ВКП(б) о работе делегации ВКП(б) в К.И. (Коминтерне — Ю.Ж.)». Основываясь на предложениях, высказанных Димитровым, «Указание…» закрепляло наиважнейшее, с точки зрения узкого руководства, для мирового комдвижения:
«Используя огромный опыт работы ВКП(б) и популяризуя его среди компартий, необходимо, однако, избегать механического перенесения методов работы ВКП(б) на компартии капиталистических стран, работающих в совершенно иных условиях и стоящих на совершенно ином уровне развития»[200].
Однако ничто, даже авторитет ПБ и лично Сталина, не могло повлиять на взгляды коминтерновцев, заставить их отрешиться от старых, уже нисколько не связанных с истинным положением дел представлений и оценок. Первый же на конгрессе отчетный доклад о работе ИККИ Вильгельма Пика оказался пронизанным застарелым органическим неприятием как таковой социал-демократии и II Интернационала, даже чисто теоретической возможности сотрудничества с ними на равных правах. Чуть ли не сразу Пик заявил: «Социал-демократия, как и правые оппортунисты, обанкротилась, их теории потерпели жалкий крах». На протяжении почти пятичасового выступления лидер германских коммунистов и один из руководителей ИККИ пытался доказать существование «нарастания нового подъема революционного движения». А завершая доклад, призвал всех коммунистов «под знаменем Ленина — Сталина на штурм капита лизма». Пик объяснил актуальность именно такого лозунга тем, что «каждый день может поставить нас перед крупными революционными событиями, перед необходимостью возглавить движение миллионных масс за свое освобождение. Мы, коммунисты, показываем массам единственный выход из кризиса — путь рабочих и крестьян СССР, путь советской власти»[201].
Лишь в результате пятидневной дискуссии удалось, но только отчасти, изменить настроение делегатов конгресса. И потому резолюция, принятая по докладу Вильгельма Пика, оказалась двойственной, отразила как старые, традиционные, шедшие еще с 1919 г., так и новые, выработанные Димитровым и Сталиным совместно положения.
Она продемонстрировала, как то было всегда, застарелую вражду к социал-демократии, но вместе с тем вобрала и принципиально новое, по сути подрывавшее основы прежней монолитной радикальной революционной организации, до сих пор гордившейся тем, что действует как один человек, а любого, проявившего хотя бы малейшую самостоятельность, осуждала и даже изгоняла из своих рядов.
«VII всемирный конгресс Коммунистического интернационала, — провозглашала резолюция, — предлагает ИККИ: а) перенести центр тяжести своей деятельности на выработку основных политических и тактических установок мирового рабочего движения, исходить при решении всех вопросов из конкретных условий и особенностей каждой страны и избегать, как правило, непосредственного вмешательства во внутриорганизационные дела коммунистических партий; б) систематически помогать созданию и воспитанию кадров подлинных большевистских руководителей в коммунистических партиях, дабы партии могли на основе решений конгрессов Коммунистического интернационала и пленумов ИККИ при крупных поворотах событий быстро и самостоятельно находить правильное решение политических и тактических задач коммунистического движения»[202].
Димитров, выступая со вторым основным докладом «Наступление фашизма и задачи Коммунистического интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма», нарушил привычную логику теоретических построений товарищей по партии. Он не обосновал необходимость единого фронта, а исходил из него как уже вполне реального, неоспоримого факта и перешел к стратегии и тактике единства действий. Самокритично остановился на недооценке опасности фашизма и потому потребовал подлинного сплочения всех антифашистских сил не только с социал-демократами, но и с мелкой, средней буржуазией. И тут же опроверг возможные возражения, подозрения, что это, мол, всего лишь маневр Коминтерна. От имени возможных оппонентов Димитров чисто риторически заявил:
«Пусть коммунисты признают демократию, выступят на ее защиту, тогда мы готовы на единый фронт». И тут же сам ответил: «Мы сторонники советской демократии, демократии трудящихся, самой последовательной в мире демократии. Но мы защищаем и будем защищать в капиталистических странах каждую пядь буржуазных демократических свобод, на которые покушаются фашизм и буржуазная реакция, потому что это диктуется интересами классовой борьбы пролетариата»[203].
Димитров не ограничился лишь этим, а пошел гораздо дальше, развивая такой необычный для коммуниста тезис.
«…Мы учитываем, что может наступить такое положение, когда создание правительства пролетарского единого фронта или антифашистского народного фронта станет не только возможным, но и необходимым в интересах пролетариата, и мы в этом случае без всяких колебаний выступим за создание такого правительства»[204].
(Именно этот фрагмент опубликовала «Правда» уже 3 августа, на следующий день после доклада Димитрова, анонсируя таким образом полный текст, увидевший свет только 9 августа.)
Но подобная программа действий выглядела слишком необычной для делегатов конгресса. Ведь она оказывалась не просто новым курсом. Она ломала все привычные представления тех, кто знал только подполье, борьбу, тюрьмы, жертвенность, мыслил категориями уличных боев, баррикад, забастовок, тайных складов оружия, нелегальных типографий. Тех, кто при всем желании никак не мог сразу, в одночасье отказаться от всего, чем жил раньше, и вступить в иную, незнакомую жизнь — баллотироваться в парламент, становиться депутатом, речи произносить открыто, вполне законно, не боясь появления полиции, и не перед товарищами по борьбе, а перед некими безликими избирателями. А потому все, о чем вдохновенно, ярко, горячо говорил человек, проведший в застенках Моабита почти год, состязавшийся в ходе Лейпцигского процесса со скамьи подсудимых не с кем-либо, а с наци номер два — Герингом, так и осталось всего лишь текстом доклада.
Редакционная комиссия конгресса предельно выхолостила резолюцию по докладу Димитрова, вполне сознательно внесла в нее только привычное для себя содержание, не несущее ничего нового:
«Стремясь объединить под руководством пролетариата борьбу трудящегося крестьянства, городской мелкой буржуазии и трудящихся масс угнетенных национальностей, коммунисты должны добиваться создания широкого антифашистского народного фронта на базе пролетарского единого фронта»[204].
И все же одно вроде бы совершенно частное положение, высказанное Димитровым, — о поддержке в особых случаях социал-демократических правительств, что безусловно было вызвано необходимостью пусть и иносказательно, но подвести теоретическую базу под создававшийся Восточный пакт, неожиданно поддержан выступивший с третьим докладом Эрколи (Пальмиро Тольятти), генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии. Он, несмотря на совсем недавнее негативное отношение к народному фронту, все же принял его идею. Тольятти активно участвовал вместе с Димитровым не только в подготовке конгресса, но и в разработке нового курса для Коминтерна. Он сумел добиться, чтобы в резолюцию хотя бы по его докладу включили следующее положение:
«Если какое-либо слабое государство подвергнется нападению со стороны одной или нескольких крупных империалистических держав, которые захотят уничтожить его национальную независимость и национальное единство или произвести его раздел (здесь явно подразумевались Австрия и Чехословакия — Ю.Ж.)… то война национальной буржуазии такой страны для отпора этому нападению может принять характер освободительной войны, в которую рабочий класс и коммунисты этой страны не могут не вмешаться»[205].
