Мюррей Ротбард - Этика свободы
Таким образом, если родитель владеет ребенком (с учетом ограничений агрессии и права на уход из дома), то он может также передать права собственности кому-либо другому. Он может отдать ребенка на усыновление или он моет продать права на ребенка путем заключения добровольного контракта. Вкратце, мы должны принять тот факт, что в совершенно свободном обществе будет развит свободный рынок детей. На первый взгляд, это звучит ужасно и негуманно. Но более глубокое рассмотрение раскрывает подлинный гуманизм данного рынка. Потому что мы должны осознать, что пока правительство запрещает торговлю детьми за деньги, родители могут только отдать детей в лицензированное агентство по усыновлению бесплатно. [12] Это значит, что сейчас мы тоже имеем рынок детей, но на нем правительство навязало нам контроль цен (нулевая цена) и отдало рынок на откуп небольшому числу привилегированных и, следовательно, монополистских агентств. Результат типичен для рынков, на которых правительство вводит принудительный контроль цен ниже цены свободного рынка – неестественное «сокращение» предложения блага. Спрос на новорожденных и детей обычно больше, чем предложение и мы каждый день наблюдаем трагедии взрослых, лишенных возможности усыновить ребенка из-за чрезмерно дотошных и тиранических агентств по усыновлению. Фактически, мы обнаруживаем большой неудовлетворенный спрос со стороны взрослых и пар на детей вместе с огромным числом нежеланных детей, не получающих должной заботы или даже терпящих от родителей жестокое обращение. Разрешение свободного рынка устранит этот дисбаланс и позволит детям перемещаться от родителей, которые не желают ребенка или не заботятся о нем к приемным родителям, которые испытывают глубокое желание иметь ребенка. Все вовлеченные стороны: натуральные родители, ребенок и приемные родители, приобретающие ребенка, выиграют при такой организации общества. [13]
В свободном обществе, таким образом, мать будет иметь абсолютное право на ее собственное тело и следовательно, на проведение аборта; и будет иметь право «доверительной собственности» на своих детей – право ограниченное запретом агрессии и свободой ребенка покинуть дом в любое время. Родители смогут продавать такие права доверительной собственности любому, кто пожелает купить их по согласованной сторонами цене.
Необходимо заметить, что нынешнее состояние законов о детях в США во многих положениях почти противоположно либертарианской модели. В нынешней ситуации права, как родителей, так и детей систематически нарушаются государством. [14]
Во-первых, права родителей. По существующим законам, дети могут быть отобраны у родителей другими взрослыми (обычно государством) на различных основаниях. Два из них – жестокое обращение и добровольный отказ – приемлемы, так как в первом случае наблюдается агрессия против ребенка, а последний подразумевает добровольный отказ. Однако следует отметить два момента: а) что до недавнего времени родители были защищены судебными решениями от обычной ответственности за физическую агрессию по отношению к их детям – к счастью, теперь ситуация исправлена; [15] и б) хотя «синдрому избитого ребенка» было дано широкое публичное освещение, оценки показывают, что только 5 процентов случаев «жестокого обращения с детьми» включают физическую агрессию родителей. [16]
Другие два основания для лишения родительских прав, оба проходящие по широкой рубрике «невыполнение обязательств перед ребенком» безусловно нарушают права родителей. Это: невозможность обеспечения родителями «надлежащего» питания, жилища, медицинского обслуживания или образования; и невозможность обеспечить детям «соответствующего окружения». Следует понимать, что обе категории, а особенно, последняя достаточно размыты для того, чтобы обеспечить государству отбор у родителей практически любого ребенка, так как именно государство определяет что есть «надлежащие» и «соответствующее». Заметим, между тем, что столь же размыты и стандарты, позволяющие государству отбирать у родителей детей, чье «оптимальное развитие» не обеспечивается родителями, или где этого требуют «наилучшие интересы» детей (опять-таки определяемые государством). Несколько недавних дел помогут нам увидеть, как широко государство применяет власть лишения родительских прав. В 1950 году в деле Уотсон, государство сочло, что мать ущемляет интересы троих детей на основании того факта, что она «недееспособна вследствие своего эмоционального состояния, умственных кондиций и ее крайне глубоких религиозных чувств, граничащих с фанатизмом». В своем решении преисполненном тоталитарного подтекста, суд сделал упор на сомнительном обязательстве родителей растить детей соответствующими и приспособленными к «условиям и нормам общества в котором они живут». [17] В 1954 года в деле Хантер v. Пауэрс вновь нарушил религиозную свободу, равно как и права родителей, отобрав ребенка у родителя на том основании, что родитель был слишком привержен нетрадиционной религии, и что ребенку следует учиться и играть, а не штудировать религиозную литературу. Годом позже в деле Блэка суд Юты отобрал детей у восьми родителей на основании того, что родители не смогли объяснить детям аморальности полигамии. [18]
Не только религия, но и персональная мораль диктуется государством. В 1962 году пять детей были отобраны у матери судом на основании того, что мать «часто встречалась с лицами мужского пола в апартаментах». В других случаях суды устанавливали "неправильное обращение" и отбирали ребенка из-за того, что родители часто ссорились или из-за того, что чувство незащищенности предположительно вредило «наилучшим интересам» ребенка
В недавнем решении судья Вудсайд из Верховного суда Пенсильвании проницательно предупредил об огромном принудительном потенциале критерия «наилучших интересов»:
«Суд не должен отнимать опеку над ребенком у его родителей только на том основании, что государство или его агентства могут найти ему лучший дом. Если «лучший дом» был бы единственным критерием, то чиновники государства благосостояния могли бы отобрать детей у более бедной половины родителей, дома которых считались бы менее привлекательными и передать их другой – более богатой - половине населения, чьи дома были бы признаны более привлекательными. Расширяя далее этот принцип мы обнаружим, что семья, обладающая наилучшим домом может забрать ребенка у любых родителей». [19]
Права детей нарушаются государством более часто и систематически, чем права родителей. Законы об обязательном посещении школы, принятые в США с начала века, принуждают детей посещать общественные школы или частные, но официально лицензированные государством. [20] Предположительно «гуманные» законы о детском труде насильственно удаляют детей с рынка труда, давая таким образом привилегии их взрослым конкурентам. Насильно отлученные от работы и заработка на жизнь и загнанные в школы, к которым не испытывают любви или не имеют достаточных способностей, дети часто становятся прогульщиками, а государство наказывает их путем перевода в исправительные учреждения – «корректирующие» школы, где дети в результате попадают в заключение за такие действия или бездействие, которые бы никогда не были признаны преступлением, если бы были совершены взрослыми.
И действительно, существует оценка по которой от четверти до половины «молодежных правонарушений», наказываемых государством не были бы признаны преступлениями, если бы были совершены взрослыми (т.е. агрессией против человека или собственности). [21] «Преступлениями» этих детей было использование свободы теми способами, которые не нравятся правителям государства: «неисправимость» прогулов, побеги из дома. В связи с сексуальными отношениями, что особенно относится к девочкам, многие наказываются за «аморальные», а не преступные действия. Процент девочек, заключенных в тюрьму за аморальность («непослушание», сексуальные отношения), а не за реальные преступления колеблется от 50 до 80 процентов. [22]
С момента решения Верховного Суда США по делу Голт, адвокатам несовершеннолетних, по крайней мере, в теории, были предоставлены элементарные процессуальные права, аналогичные взрослым (право внесения специальных запросов, право рекомендации, право перекрестного запроса свидетелей), но эти права давались только в случаях, когда дети обвинялись в уголовных преступлениях. Как пишет Беатрис Левидов о решениях по делу Голт и подобным:
«не применимы к судебным решениям, кроме тех, в которых обвинение, предъявляемое несовершеннолетнему относилось бы к нарушениям уголовного закона, если бы предъявлялось взрослому. Поэтому гарантии, данные делами Кент, Голт и Виншип не защищают процессуальные права детей, которые страдают зависимостями, беспризорничают, нуждаются в надзоре, прогуливают, убегают из дома или обвиняются в других проступках, которые являются таковыми только по отношению к несовершеннолетним: курение, пьянство, поздние возвращения домой и т.д.»[23]