Джон Бэррон - КГБ сегодня. Невидимые щупальца.
За эти месяцы на страницы западной прессы хлынул целый поток статей, очерков и корреспонденций, весьма лестных для Андропова. Он изображался прагматичным, гибким, гуманным интеллектуалом космополитического склада. Подчеркивалось, что он бегло говорит по-английски и «понимает» Соединенные Штаты. Ему приписывали сочувствие идее неких реформ внутри страны, утверждали, что в личном плане он во многом солидарен с диссидентами, а во внешней политике является убежденным сторонником разрядки. Он танцует танго, пьет шотландский виски и коньяк, понимает толк в американском джазе и читает Жаклин Сьюзенн. Одевается элегантно и пользуется репутацией души общества. По вечерам он слушает порой «Голос Америки» или пьет в кругу диссидентов, которых приглашает к себе домой с целью расширения своего кругозора. В общем, как давала понять газета «Вашингтон Пост», в лице Андропова мы имеем дело со скрытым либералом.
Откуда брались эти характеристики, как правило, оставалось неизвестным, и получить их подтверждение из независимых источников почти никогда не удавалось. Частная жизнь Андропова в действительности окружена тайной. Если не считать завербованных Советами шпионов, то едва ли кто-либо из иностранцев на протяжении последней четверти века имел случай общаться с ним в неофициальной обстановке. Ввиду отсутствия заслуживающих доверия свидетелей, которые могли бы подтвердить или опровергнуть распространяемые о нем слухи, оставалось оценивать Андропова по его опубликованным речам и известным всем действиям. Однако в этом случае перед нами возникал образ совсем другого человека — отнюдь не кремлевского танцора или скрытого либерала.
Андропов родился 15 июня 1914 года на станции Нагутская — в крохотном железнодорожном поселке, расположенном на юго-западе России, вблизи кавказских предгорий. Ему довелось работать телеграфистом, киномехаником и матросом на речных судах. Но вот он получает профессиональное образование — заканчивает техникум водного транспорта в Рыбинске. Вместо того чтобы прозябать на какой-нибудь низовой должности в «системе водного транспорта», он делает ставку на комсомольскую карьеру: еще в техникуме он вступил в комсомол и там же был выдвинут секретарем комсомольского комитета.
Летом 1940 года Андропов выныривает в Карелии. Одно из его здешних заданий — помочь в «освоении» территорий, только что отобранных у Финляндии в результате советско-финской войны. Задача облегчается тем, что на этих территориях практически не осталось коренного населения — оно бежало в Финляндию. Год спустя началась война СССР с гитлеровской Германией; Андропов участвует в действиях местных партизан, направленных против финнов, и становится протеже главы карело-финской компартии Отто Куусинена.
Давний агент Коминтерна, Куусинен был одним из создателей тактики советского «невидимого фронта», предназначенного для подрывной деятельности в зарубежных странах. Еще в 1926 году он заявлял: «Мы должны создать вокруг коммунистической партии целое., так сказать, созвездие разных организаций и комитетов, которые находились бы под влиянием нашей партии, отнюдь не управляясь ею механически». Спустя четыре десятилетия КГБ, возглавляемое Андроповым, сделало особый упор на реализацию этой идеи, создав с подрывными целями такое «созвездие» в странах Запада и Третьего мира.
Возможно, по протекции Куусинена в 1951 году Андропов был назначен на административный пост в ЦК партии. Сталин возобновил свои кровавые чистки, и в Москве царила параноидальная атмосфера интриг, заговоров и жесткой ортодоксии. Но Андропову повезло: его переводят на дипломатическую службу в Венгрию (1953), и через год, в возрасте сорока лет, он удостаивается ранга посла.
В Будапеште с ним встречался ряд иностранцев. Серьезный британский журналист Ноэль Барбер характеризует его как «узколобого сталиниста, лишенного чувства юмора, с непроницаемой физиономией». Один из венгерских деятелей тогда же назвал Андропова «абсолютно безжалостным». Однако другие отзывались о нем как об интеллигенте, уравновешенном и любезном дипломате, способном и быстро схватывающем суть дела.
Понятно, что на разных людей, с которыми Андропов встречался в Будапеште, он производил неодинаковое впечатление; но зато все сходятся в признании за ним решающей роли в подавлении венгерской революции. Осенью 1956 года на протяжении нескольких дней казалось, что венгерскому народу удалось невозможное — под руководством националистского правительства, возглавляемого Имре Надем, он добился независимости от Советской России. 1 ноября посол Андропов вполне серьезно заверял Надя, что Советы готовы вести переговоры о выводе из Венгрии всех своих войск. Несколькими часами позже Надь с тревогой сообщил ему по телефону, что поступили сообщения о новых советских танковых частях, направляющихся на территорию Венгрии. Андропов успокоил венгерского премьера: эти сообщения являются «преувеличенными». Ближайшей ночью в советском посольстве Андропов начал тайные переговоры с Яношем Кадаром о свержении правительства Надя и воссоздании в Венгрии марионеточного режима, опирающегося на мощные контингенты советских войск: эти контингенты уже подтягивались.
На следующий день Андропов выразил Надю недовольство по случаю того, что территория советского посольства в Будапеште «осаждается хулиганами». Прибывший для расследования инцидента венгерский генерал не заметил никаких следов осады. Поблагодарив его за оперативное прибытие на место происшествия, Андропов заметил: «Мы, русские, не хотим вмешиваться в ваши дела. Мы понимаем сложность вашего положения и сочувствуем вам».
3 ноября Андропов пригласил венгерского министра обороны Пала Малетера пообедать с ним и заодно обсудить некоторые детали вывода советских войск. Во время обеда в помещение ворвались гебисты и схватили Малетера. Его уволокли, чтобы расстрелять.
Когда советские танки подавили сопротивление венгров и навязали народу режим Кадара, Имре Надь со своими сотрудниками нашел прибежище в посольстве Югославии. По уговору с Андроповым Кадар гарантировал им амнистию. В своем послании бывшему премьеру он писал, что укрывшиеся в югославском посольстве могут без всяких опасений вернуться к себе домой и жить спокойно, поскольку им не грозят никакие репрессии. В ночь на 22 ноября Надь и его сподвижники вышли из здания посольства и сели в автобус, который ожидал их, чтобы развезти по домам. Но вместо этого их отвезли прямиком в советское посольство, к Андропову. Надь и его спутники были схвачены, переправлены в Румынию и вскоре тоже расстреляны.
1957 году Андропов был щедро вознагражден партией и правительством: его назначили заведовать. Отделом социалистических стран ЦК КПСС. Этот пост позволял ему постоянно присутствовать на заседаниях Политбюро и в то же время требовал частых поездок в соцстраны. Но, как бы успешно ни справлялся он тут со своими обязанностями, все же он оставался по существу высокопоставленным партийным администратором, но чиновником и не лидером, оказывающим влияние на высокую политику.
В 1967 году Андропов сделался председателем КГБ и, таким образом, непосредственно взял в свои руки рычаги власти. Говоря объективно, под его руководством это ведомство добилось за каких-нибудь 15 лет исключительных успехов. Не в последнюю очередь они объясняются тем, что Андропов лично вникал во все стороны деятельности КГБ. Если не по его инициативе, то, во всяком случае, с его одобрения реализовались все основные направления развития этого ведомства, осуществлялись все сколько-нибудь крупные операции. Поэтому, рассматривая действия КГБ за андроповский период, мы можем составить себе достаточно четкое представление о характере Андропова, складе его мышления и его мировоззрении.
При Андропове в составе КГБ было организовано принципиально новое управление — Пятое, с такими функциями: дискриминация евреев, преследование верующих, искоренение всех видов самиздатской деятельности и вообще инакомыслия. Выкорчевывание ереси было поставлено на научную» основу и стало более систематическим, чем когда бы то ни было за тридцать лет, истекших после смерти Сталина. В 1977 году в речи, посвященной памяти первого главы советской тайной полиции, Андропов заявил: «Мы стараемся помочь тем, кто запутался, дать им возможность пересмотреть свои взгляды и избавиться от заблуждений.
При Андропове КГБ ввел в повседневную практику злоупотребления психиатрией как метод подавления инакомыслия. Начиная с 1967 года были организованы вновь либо расширены многочисленные психиатрические лечебницы. Без какого бы то ни было суда, не затрудняя себя поисками «доказательств вины» и как будто не переступая рамок «законности», психиатры-гебисты получили возможность отправлять людей в заключение на любой срок. Для этого оказалось достаточно констатировать, что такой-то гражданин «страдает параноидальной манией переустройства общества» или «склонностью к беспочвенному морализаторству», или «болезненной переоценкой собственной личности», или, наконец, «проявляет недостаточное понимание окружающей реальности». В своих психушках КГБ может сколько угодно экспериментировать на жертвах режима, доводя их до полуживотного состояния с помощью лекарственных средств, разрушающих мозг и деформирующих психику. Эти злоупотребления психиатрией, многократно подтвержденные свидетельствами честных советских и зарубежных психиатров, представляют собой одну из гебистских реформ, приписываемых лично Андропову.[1]
