Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года
Где установить памятник собственной славы, он тоже решал сам. Выбрал Вандомскую площадь. Этот выбор – свидетельство не только безупречного вкуса (площадь неотразимо прекрасна), но и знания истории (Людовик XIV, повелению которого Париж обязан рождением этого несравненного шедевра, собирался назвать её площадью Завоеваний) и, конечно же, политических амбиций (колонну следовало установить на том самом пьедестале, где ещё недавно стояла конная статуя самого Короля-Солнца).
Статую эту сбросили и отправили в переплавку в день свержения монархии, 10 августа 1792 года. Судя по тому, что произошло дальше, пользоваться оставшимся постаментом не следовало: похоже, он не желал безропотно нести на себе памятники владыкам.
Сохранилось письмо Константина Николаевича Батюшкова из Парижа, датированное 27 марта 1814 года. Прекрасный поэт, а в годы войны – бесстрашный офицер русской армии, он прошёл с боями через всю Европу и оказался в Париже, сдавшемся на милость победителей. О первых впечатлениях от французской столицы он написал другу и коллеге-поэту Николаю Ивановичу Гнедичу, служившему в это время в Петербурге, в Публичной библиотеке: «Мы поворотили влево к place Vandome, где толпа час от часу становилась сильнее. На этой площади поставлен монумент большой армии. Славная троянская колонна! Я её увидел в первый раз и в такую минуту! Народ, окружив её со всех сторон, кричал беспрестанно: “a bas le tyran!” [20] . Один смельчак влез наверх и надел верёвку на ноги Наполеона, которого бронзовая статуя венчает столб. “Надень на шею тирану”, – кричал народ. “Зачем вы это делаете?“ “Высоко залез!” – отвечали мне. “Хорошо! Прекрасно! Теперь тяните вниз; мы его вдребезги разобьём, а барельефы останутся. Мы кровью их купили, кровью гренадер наших. Пусть ими любуются потомки наши!” Но в первый день не могли сломать медного Наполеона: мы поставили часового у колонны. На доске внизу я прочитал: Napolio, Imp. Aug. Monumentum и проч. Суета сует! Суета, мой друг! Из рук его выпали и меч, и победа! И та самая чернь, и ветреная и неблагодарная, часто неблагодарная, накинула верёвку на голову Napolio, Imp. Aug., и тот самый неистовый, который кричал несколько лет тому назад: “Задавите короля кишками попов!”, тот самый неистовый кричит теперь: “Русские, спасители наши, дайте нам Бурбонов! Низложите тирана! Что нам в победах? Торговлю, торговлю!”
О, чудесный народ парижский, достойный сожаления и смеха… великая нация! Великий человек! Великий век! Всё пустые слова, мой друг».
Ирония горька и вполне уместна. Только разве одни французы с лёгкостью необыкновенной сотворяют и свергают кумиров…
Но вернусь к колонне. Батюшков засвидетельствовал: «мы поставили часового у колонны». Мало того, на площади вывесили предупреждение населению: «Памятник, воздвигнутый на этой площади, находится под великодушной охраной Его Императорского Величества Царя Александра I». Но, несмотря на бурный восторг, с которым парижане встречали русского императора, это предупреждение не подействовало: статую Наполеона сбросили с сорокачетырёхметровой высоты. И расплавили. С такой злобной одержимостью, будто расправлялись с самим вчерашним кумиром.
Бурбоны, возвращённые к власти волей победителей (но, что скрывать, радостно встреченные народом, совсем недавно с упоением наблюдавшим, как отрубленные головы членов этой династии падали в корзину палача), водрузили на колонну сначала королевское знамя, потом позолоченную лилию, символ царствующего дома.
Однако и ей недолго было красоваться над Вандомской площадью: 20 марта 1815 года Наполеон вернулся в Париж. Бурбоновскую лилию сбросили на мостовую. Но Сто дней императора французов закончились так быстро…
Когда к власти пришёл Луи-Филипп, колонна вновь вознесла к небу того, для кого она и предназначалась. Но это был уже не неприступный римский император, это был такой привычный, такой близкий вождь Великой армии со скрещёнными на груди руками, в знакомой шинели, в треуголке (скульптуру сразу назовут «маленьким капралом», как звали когда-то самого Наполеона).
Новый король, Наполеон III, племянник великого императора (сын его падчерицы Гортензии де Богарне и брата, Людовика Бонапарта), сочтёт этот памятник несовместимым с императорским достоинством и прикажет сделать новую статую, изображающую Наполеона в одеянии римского цезаря. Именно такой император французов взирал на Париж с высоты Вандомской колонны до 1871 года.
Парижская коммуна тоже безжалостно расправлялась не только с людьми, но и с памятниками. Руководители коммуны извещали французский народ, что ему не пристало почитать Наполеона, который из-за чудовищного честолюбия задушил революцию, установил милитаристский, деспотический политический режим, разорил и поработил французскую нацию. Изданный по этому случаю декрет пышно наименовали «приговором, вынесенным Наполеону I историей и продиктованным Парижской Коммуной». Они были не первыми и не последними, кто осмелился говорить от лица истории…
Через несколько лет скульптуру «маленького капрала» извлекли со дна Сены, а в 1911 году установили в Доме Инвалидов. Там, неподалёку от гробницы Наполеона, она стоит и сегодня. Прошло без малого два столетия после смерти императора, но и сейчас в «маленьком капрале» видят его воплощение. Одни, как когда-то при жизни, смотрят на него с ненавистью, другие – с обожанием. Это противостояние затихает лишь временами, чтобы вспыхнуть с новой яростью. До сих пор отношение к Наполеону становится причиной разрыва дружеских, а то и кровных связей – до сих пор он владеет умами и сердцами. Такое дано немногим…
А Вандомскую колонну вернули на её законное место. И уже невозможно представить без неё одну из самых прекрасных площадей Парижа. Кажется, она не прославляет наполеоновы победы, нет. Кажется, она просто даёт ему возможность смотреть с высоты на свой город и оберегать его. Впрочем, те, кто ненавидит покойного императора, с этим наверняка не согласятся…
Тильзит
В тот самый день, когда Наполеон триумфатором вернулся в Вену, прибыл туда и прусский дипломат, который вез ему ультиматум с угрозами прусского короля присоединиться к антифранцузской коалиции! Он оказался человеком находчивым: спрятав ультиматум, сердечно поздравил Наполеона от лица своего повелителя с выдающейся победой.
Но Фридрих-Вильгельм находчивости своего посланца не оценил: он был полон решимости разбить Наполеона. Нет союзников? Что ж, это даже лучше: он один, прусский король, наследник Фридриха Великого, покончит с этим безродным выскочкой!
Война продолжалась шесть дней. На седьмой прусская армия перестала существовать. Не стало бы и такого государства, как Пруссия, если бы не верный клятве российский император Александр… Выступая в очередной раз на защиту союзников, русское правительство постаралось поднять воинственный дух войска и народа: Святейший Синод объявил Наполеона антихристом, а борьбу с ним – религиозным подвигом.
Александр собрал стотысячное войско и снова двинулся на Запад – выручать прусских друзей, как обещал. Верность слову – качество, бесспорно, благородное, но это – если забыть, что русским солдатам снова предстояло проливать кровь за чужие интересы. Ну и немного – за амбиции собственного самодержца, возжелавшего во что бы то ни стало победить признанного непобедимым Наполеона. Командование войсками Александр доверил графу Леонтию Леонтьевичу (Левину Августу) Беннигсену. Выбор вполне логичен. Беннигсен начинал под командованием самого Румянцева, особенно отличился при взятии Очакова, потом в борьбе против польских конфедератов, при Павле I попал в опалу, all марта 1801 года был в числе тех, кто ночью вошёл в спальню государя… Через три дня после восшествия на престол нового самодержца генерал Беннигсен был вновь принят на службу. Мудрено ли, что Наполеон подозревал своего русского коллегу в потворстве убийцам.
В отличие от Кутузова, Беннигсен решительно пошёл навстречу французам. Они встретились у прусского городка Прейсиш-Эйлау 8 февраля 1807 года. Выдающийся французский военный историк Анри Лашук в книге «Наполеон. Походы и битвы. 1796–1815» приводит свидетельства очевидцев о состоянии противоборствующих армий перед решающей схваткой: «Армия не может перенести больше страданий, чем те, какие испытали мы в последние дни. Без преувеличения могу сказать, что каждая пройденная в последнее время миля стоила армии тысячи человек… Неслыханно и непростительно, как идут дела. Наши генералы, по-видимому, стараются друг перед другом методически вести нашу армию к уничтожению. Беспорядок и неустройство превосходят всякое человеческое понятие. Бедный солдат ползёт, как привидение, и, опираясь на своего соседа, спит на ходу… В нашем полку, перешедшем границу в полном составе и не видевшем ещё французов, состав рот уменьшился до двадцати-тридцати человек…» Это о русской армии. Напомню, её привели в чужую страну умирать за прусские интересы.
