Станислав Белковский - Медвежье царство
Таким образом, у всех людей в России мораль «естественноприродна», но различие в склонностях приводит как бы к различным типам морали, так сказать, «морали рабов», «морали господ» и «морали (тут трудно придумать какое-то другое слово) философов».
Как исправить положение вещей?Институты разрешения и урегулирования конфликтов и согласования интересов, которые являются сердцевиной всего того, что обозначается словом «демократия», создавались не одно столетие. Каким-то образом элиты западноевропейских стран решили, что им самим выгоднее ввести в своей среде механизмы не непосредственно силового, а процедурного разрешения конфликтов. Они также пришли к мнению, что с «плебсом» нужно разговаривать вежливо и правдиво. И оказалось, что эти два решения сильнее повлияли на историю, чем последующие теории о «естественноправовом равенстве» всех людей, чем выборность институтов власти, чем декларации прав и свобод и т. п.
Например, в России последнее начало реализовываться, а насчет первых двух положений вопрос в элитах даже еще не поставлен — если только речь не идет о естественно сложившихся формах приличий.
В какой среде надо пытаться выдвигать эту проблему? Разумеется, в политике. Политика — в противоположность популярному мнению — самая «негрязная» сфера жизни, по крайней мере, в России. (Подобную мысль в России уже довольно давно высказал Г.П. Щедровицкий.)
Во-первых, дела в политике ведутся честнее всего хотя бы потому, что в ней меньше всего скрывают цель — то есть власть.
Во-вторых, политика даже в своих зачаточных формах вынуждена прибегать к писаным процедурам. Вообще можно сказать, что там, где появилась политика, там появилась и демократия (в деспотиях никакой политики нет). Можно даже выдвинуть сильную гипотезу о том, что после демократии возникнет какое-то более справедливое общественное устройство (которое, скажем, будет учитывать моральное и интеллектуальное неравенство избирателей), а политика, тем не менее, останется.
Одним из важных политических институтов, отсутствующих в России, являются политические партии с реальной членской базой (одна партия, притом выражающая интересы самых социально инертных слоев, — это уродство российской политической системы). Партия может стать школой солидарности, школой агрегирования и осознания интересов, школой (хотя бы совместного) легального противостояния «наездам» и вообще коллективной защиты каждого члена партии, то есть она может хотя бы немного научить своих членов «философскому» отношению к жизни (интересно, что и здесь мы получаем во многом противоположное популярному понимание «философского»).
Для создания реальных партий в короткие сроки нужно значительное финансирование, сравнимое с тем, которое выделяется на крупные избирательные кампании. И направляться оно должно не только на разворовывание ведущими участниками, а хотя бы наполовину на сам партийный проект. Для обеспечения этих условий нужно найти вменяемых вождей и инвесторов, которые поймут, что результата по сравнению с выборами достичь несколько труднее (затраты могут быть и меньше, но длительность, последовательность и кропотливость проекта будет больше), зато его объем и прочность значительно возрастут. Например, несколько десятков руководителей новой партии аналогично лидерам КПРФ почти автоматически будут проходить в парламент, и, в отличие от КПРФ, новая партия постоянно будет иметь возможность либо становиться правящей партией, либо входить в правительственную коалицию. При появлении реальных некоммунистических партий они почти неизбежно будут участвовать в формировании правительства, несмотря на то, что Конституция этого формально не позволяет.
Другим перспективным проектом «для исправления нравов» является давно рекламируемое Г. Павловским создание российского аналога Rand Corporation. В интересующем нас здесь аспекте реализация этого проекта привела бы к более существенному, чем сейчас, участию «философов» во власти, и в частности к продвижению в российских элитах постановки вышеупомянутых вопросов.
«Аншлаг» — конкурент общественной палаты
(П. Святенков)Чем дальше продвигается формирование Общественной палаты, тем яснее, что нечто вроде парламента мы все же получили. Правда, парламента не «всенародно избранного», а телевизионного. Судите сами: в члены Общественной палаты попадают люди, пользующиеся известностью как завсегдатаи «голубого экрана». Никому не пришло в голову пригласить в палату чемпиона мира и победителя Каспарова — Владимира Крамника. Зато избран знаменитый соперник бывшего чемпиона — Анатолий Карпов. Чем Карпов отличается от Крамника? Известностью, засвеченностью в СМИ.
Для чего же нужен телепарламент?
В XX веке возник любопытный феномен — «Совесть нации». Это когда определенного человека (писателя, философа, ученого) объявляют конечной инстанцией в вопросах морали, чести и совести. И как-то само собой получается, что моральный авторитет становится авторитетом политическим. Это, впрочем, неудивительно. «Совесть нации» — это инстанция, контролирующая человеческое мышление и поступки, диктующая, как должно или не должно поступать и мыслить.
При грамотном использовании «совесть нации» имеет власть громадную. При этом по природе своей абсолютно неподконтрольную. Кто может переизбрать «совесть нации»? Ведь нет даже инстанции, которая ее избирает. Если спросить, откуда взялись многочисленные «Сахаровы» и «Еанди», вам скупо ответят, что это и так известно всем честным людям и нечего задавать лишних вопросов. Если совсем-совсем докопаться до истины, вам ответят, что Сахаров — совесть нации потому, что получил Нобелевскую премию, а Нобелевскую премию получил потому, что «совесть нации».
Власть «совести нации» сакральна. Этот странный институт немыслим без СМИ, «сарафанного радио», иных инструментов оповещения населения о достоинствах «нравственного монарха». Вопрос, верят ли люди СМИ. В современной России — верят. В советской — нет (отсюда роль слухов, которым верили абсолютно все, что и привело позднее к их использованию в интересах КЕБ, например, вброс через этот механизм информации о том, что первый секретарь Ленинградского обкома Еригорий Романов праздновал свадьбу дочери чуть ли не в Зимнем дворце).
Но «совесть нации» неудобна. Конкретный раскрученный дедушка может иметь тараканов в голове. Пример — Солженицын, канонизированный в качестве «совести нации» и посмевший «свое суждение иметь». Общественная палата — попытка создать «совесть нации», опираясь на легальные структуры, официальное телевидение. Создать «совесть нации» как институт, коллективный моральный авторитет. Институт, который будет легко модерировать хотя бы в силу его многочисленности. Никто из членов Общественной палаты не сможет претендовать на моральный авторитет персонально. Все они будут зависеть от мнения властей и подконтрольного им телевидения.
Есть еще одно обстоятельство. Роль «нравственного монарха» в последние восемь лет исполнял Владимир Путин. Он аккумулировал народные ожидания, стал центром и символом государственности в условиях, когда остальные органы власти стремительно делегитимизировались, утратили в глазах народа всякое значение.
Действительно, народ забыл о парламенте (Госдума и Совет Федерации давно уже находятся на политическом кладбище в белых тапках). Народ забыл о правительстве (сделано все, чтобы создать впечатление, что правительство есть орган власти абсолютно бессильный, к тому же заполненный людьми серыми и бездарными). На этом фоне сияет одна звезда — президентского авторитета.
С одной стороны, соблазнительно подвергнуть деструкции и его. Но, с другой, — «кто ж в лавке останется?». В лавке останется Общественная палата. Раньше Путин говорил «мочить в сортире» и все понимали — мочить. Теперь то же самое скажет палата. А хоть бы и противоположное. Главное — Общественная палата есть мумия нравственного авторитета, нечто вроде Мавзолея Ленина. Ленин как авторитет — человек и потому смертен. Мавзолей — уже сакральный институт, освещающий приватизированным авторитетом Ленина власть коммунистической верхушки. Точно так же Общественная палата — попытка создать институт, который приватизирует авторитет Путина (как и любой нравственный авторитет вообще) и использует его для легитимации правящей группировки.
А для этого Общественная палата должна правильно влезть в телевизор. Ибо в наше время «совесть нации», пусть даже коллективная, без телевизора как самого мощного медиаресурса существовать не может. А для этого приходится ориентироваться на вкусы аудитории, смотреть, что «схавает пипл».
* * *Общественная палата представляет собой телефантом. Ведь в отличие от Госдумы она не может опираться на волю избирателей. Это отход от старой схемы избиратели — депутаты в пользу новой: телезрители — политтелеведущие. Сегодня телеведущий — больший авторитет, чем политик. Имена депутатов не всякий специалист знает, а ведущие «Большой стирки» или «Поля чудес» известны всей стране. Вспомним, как телекомпании формируют сетку телепередач. Это делается на основе «программирования» — изучения опросов «дорогих телезрителей», их вкусов, желания смотреть в прайм-тайм ту или иную программу. Точно так же программируется под вкусы аудитории и состав Общественной палаты. «Каждой твари — по паре». Желательны правозащитники, деятели культуры, «звезды», представители регионов и корпораций.
