Евгений Додолев - The Взгляд
– Не станет. Главное, чтобы была команда телевизионных единомышленников, способных реализовывать твои идеи. Я специально сделал так, чтобы мое присутствие на съемочной площадке при записи программы было сведено к минимуму и ограничено концептуальными вещами – мыслями, идеями, направлениями в работе, но… В принципе, есть кому заменить меня. Другое дело, что вопрос так не стоит. При всей моей наглости меня трудно заподозрить в выпячивании моего «я», просто оно, это «я», выпирает – энергии много. Я ведь мог бы все сорок минут сидеть в кадре, сам все интервью со звездами делать, репортажи готовить. Мне это не надо. Я заряжаю на работу других. Надеюсь, мой вкус и опыт не позволят нам никогда на пошлятину скатиться.
Конечно, делать еженедельную программу очень сложно, по сути, это конвейер. Кое-кто частым эфиром и объясняет нашу популярность. Я обычно предлагаю таким умникам самим попробовать каждые семь дней готовить 40-минутный выпуск: «Старичок, напрягись, поделай такие программы хотя бы в течение месяца». Нет, не хотят. Я не особенно переживаю, когда мне говорят, что в какой-то передаче какой-то сюжет получился неудачным. Ну и что? Не может вся программа состоять из одних убойных, ломовых клипов и репортажей. Планку можно так задрать, что потом работать будет невозможно. Да я сам через полгода свалюсь с инфарктом миокарда. Кому от этого будет лучше? Нет, всего в жизни, в том числе, и телевизионной, должно быть в меру – и добра, и барахла. А с «МузОБОЗом» мне расставаться пока еще рано. Мы еще порулим.
Я всегда считал, что Ваня Демидов = великолепный рассказчик. Типичное интервью середины 90-х, которое я опубликовал в газете «Музыкальная правда» (Октябрь 17, 1997, №39), существующей, кстати, исключительно с подачи Демидова…
У ведущего этой программы помимо главного – светлой головы, в которой и родилась идея «Обоза», – есть еще масса достоинств, как то: коротко стриженный мужественный затылок, которым он до последнего времени был повернут к зрителям во время интервью с музыкантами, а также клевые черные очки, которые в кадре не снимаются и вызывают в народе нездоровый интерес – а что у него с глазами? Свидетельствуем: глаза голубые, добрые, проницательные.
– Судя по передаче, ты очень лояльно относишься к попсе. Если вспомнить твое интервью с Добрыниным, немножко скандальное его начало, ты можешь объяснить, почему попса тебя побаивается, что ли, ждет каких-то издевательств?
– Этот шлейф идет издалека, от «Взгляда», когда мы давали только рок. А давали мы рок не потому, что мы любили его, вернее, не только поэтому. Это была правильная конъюнктура – рок был запрещен, но при этом основная масса молодежи ждала пробивную музыку, ту, которая пробьет эти стены. И поскольку мы в политике были такими, мы и в музыке должны были быть такими. За мной тянется работа наших музыкальных редакторов, которые были направлены на рок и достаточно резко разговаривали с попсой. А попса чувствует неуверенность в себе, потому что она не прошла через народную любовь. Почему Алла Борисовна так уверена? Потому что она пришла народным героем. Почему рокеры все уверены? Они стали популярными без участия официального телевидения. Ну, и потом, попса в принципе боится независимых структур, потому что «ну их в баню, они все там такие крутые, а мы уж вроде как проклятые». Это все тянет за собой либо озлобление, либо такое испуганное отношение.
…Я закончил школу жизни на телевидении, я бы так это назвал. Вырос в далекой Самаре, где с четвертого класса ходил на местную телестудию, играл спектакли, читал новости в детских передачах, ставил в старших классах уже какие-то полурежиссерские работы. Потом с родителями переехал в Москву. Два года прослужил в десантных войсках в Литве. Вернулся и пошел на телевидение осветителем, просто потому, что очень его любил. Потом из общего телевидения полюбил конкретно молодежную редакцию и пришел работать туда администратором. Проработал четыре месяца, как раз начинался «Взгляд» с осени, через полгода я был ассистентом режиссера «Взгляда», а еще через полгода стал режиссером. Мы тогда просто жили в Останкино, потеряв окончательно здоровье в свои 25 лет, приходили сюда утром в среду и уходили из этих аппаратных в субботу вечером. …Я просчитываю не только как жить будут зрители, но и как жить будет телевизионная тусовка, придем ли мы к многочисленным каналам, появится ли через год здесь МТV. Это вообще отдельный и очень интересный разговор, как телевидение готовится к этому и готовится ли вообще. Вот мы готовимся: и ВИD, и каждый для себя морально. Я, например, готовлюсь, к тому, что придут сюда ребята и скажут: «Вот мы купили все, что здесь находится, вообще мы из штата Оклахома. Давай поговорим, старик?».
– Ты боишься этого момента?
– Нет, я к нему готов. Совершенно не боюсь. Они на самом деле больше совки. Я делал «Взгляд» из Франции, Америки, Финляндии. У нас нормальные люди, мы не слабее их по большому счету. Только многого не хватает, но если мериться вчистую, то еще не известно, кто сильнее.
– Ты как-то принципиально заявил, что не снимешь в кадре черных очков, и ты ни разу не называл своего имени в эфире. Почему? Вообще говоря, это похоже на кокетство…
– Дело в том, что я мог в том феврале (1991 года. – Е.Д .) сесть спокойно в кадр собой и начать вещать: понравился бы я кому-нибудь, не понравился, привыкли бы потом, не привыкли – но я имел на это право по своему весу на телевидении. Я мог пойти и по другому пути: взять другого ведущего и делать снова «звезду». Я работал на «звезд» – Любимова, Листьева – и я знаю, что надо быть с этими людьми другом, очень сильным другом, чтобы знать все их сильные и слабые стороны и как-то это выруливать… на это у меня просто не было сил. У меня очень трепетное отношение к телевидению, я не считал себя вправе садиться и вести эту программу. Если бы я решил, что буду «звездой», тогда бы я месяца на два занялся бы речью, танцами, прическами, а времени на это не было. Поэтому опять же был просчитан ход, который одновременно привлекал бы внимание и был бы удобен мне просто для работы. Ну, а очки я не снимаю, потому что стиль уже выбран.
– Это только из-за стиля, или, может быть, это страх уличной популярности?
– Мне нравится фраза о том, что нужно без страха принимать популярность, хотя она несет с собой массу неудобств. Меня устраивает вариант, когда я спокойно иду по городу, спокойно заглядываю куда угодно, спокойно могу дойти до сцены «Олимпийского», и, только надев очки, услышать, как взревел зал…
Модератор Кириллов
Роль Игоря Леонидовича в канале ВИDа столь же загадочна, сколь и сама эмблема телекомпании Любимова-Политковского…
– У работника «Останкина» обязан быть иммунитет ко всякого рода сплетням, слухам. Вы должны со скепсисом воспринимать такую информацию, зная ей цену.
– Да, абсолютно верно. Например, когда мы с Анной Шиловой многие годы вели «Огоньки», все считали, что мы муж и жена. Однажды мы в МУРе выступали. Такой концерт-встреча со зрителями. Рассказывали всякие байки про нашу жизнь. Я спрашиваю: «Вы, наверное, думаете, что мы муж и жена?» Вдруг какой-то майор (начальственный такой голос): «Но-но, не забывайте, где мы находимся, мы лучше знаем, кто муж, кто жена, не заливайте». Я растерялся. Мы с ней решили больше никогда не возражать. До сих пор еще спрашивают: «Как поживает ваша супруга?» Моя жена не ревнует и не ревновала, потому что она знает наши дружественные отношения. А уж всяких сплетен было! Например, старушка приезжала, уверяла меня, что я ее сын (это на Шаболовке еще, где-то 59-й год). Однажды приехала женщина с двумя детьми, уверявшая, что один из этих мальчиков – мой сын, которого я зачал, когда возвращался с фронта в 1946 году. Мне-то тогда 12 годков было и я никак не мог принять участия во фронтовых действиях. Тем более в таких действиях. Так что, повторю, сплетен всяких много было.
– А про кого из телезвезд вашей волны говорили больше всего?
– Про Леонтьеву. Говорили, что она агент ЦРУ. Были письма: «Правда ли, что наша любимая «Тетя Валя», которую мы столько лет видели в «Спокойной ночи, малыши» и в других детских передачах, оказалась агентом ЦРУ и когда ее пришли разоблачать наши славные чекисты, то она выбросилась с 9 этажа?» Подпись: «Ученики 4»а» класса.»
– Сплетни это как бы показатель неравнодушия зрителя. Они не возникают вокруг пресных, неинтересных фигур.
– И еще этот интерес подогревается тем, что об актерах, кинорежиссерах, киноактерах, художниках кино, все-таки есть мемуарная, биографическая литература, киноведческая. О работниках телевидения – очень мало.
– Но зато знаменитый «работник телевидения» очень часто становится объектом газетных интервью.
– Интервью – это еще очень завуалированно. Когда о человеке ничего не известно, а он все время на глазах, то волей-неволей любая маленькая искорка сплетен превращается в костер. Говорили, например, что Шилова – дочь Булганина. Какие-то общие черты были, глаза, в бровях что-то нашли.
