Лев Вершинин - Россия против Запада. 1000-летняя война
Таким образом, серию документов, привычно называемых «положениями о черте оседлости», следует признать фактически договором государства с новыми подданными, привыкшими к своему особому статусу. Договором разумным и взаимовыгодным, на всем протяжении XIX века регулировавшим отношения высоких договаривающихся сторон, а если и менявшимся, то в сторону улучшения. Например, законом 1844 года вместо существовавших в «черте оседлости» религиозных училищ были учреждены раввинские школы, приравненные к гимназиям. С другой стороны, правительством неуклонно принимались меры по «раздроблению» еврейской изолированности от социума. В 1827 году был отменен «искупительный» налог, и еврейскую молодежь начали призывать в армию (где они, между прочим, блистательно себя зарекомендовали). Что означало очередной шаг к равноправию евреев с христианами (не говоря уж о том, что солдат, ушедший в отставку, никаким ограничениям не подлежал). Равным образом, обязательное преподавание светских предметов в раввинских школах усиливало тягу молодежи к получению дальнейшего образования, а следовательно, и к выходу из общины в «большой мир». Примерно с того же времени правительство, сохраняя за лидерами kahal’ов религиозные функции, лишает их права взимать не предусмотренные законами Империи штрафы и подвергать их «внезаконным» наказаниям. В целом все перечисленное дает весьма позитивный результат, как социально-политический, так и нравственный. Евреи, осевшие за чертой оседлости, на протяжении почти века ощущают себя равными среди равных, практически забыв о погромах, столь характерных для мест традиционного обитания. Кто не забыл «Кондуит и Швамбрания» Льва Кассиля, тот помнит, с каким пиететом относилось к «яврею-доктору» простонародье слободы Покровской, совершенно не видя в нем ни чужака, ни «христопродавца».
Значит ли сказанное, что все было так уж лучезарно? Естественно, нет. Крайне недовольны были kahal`ные лидеры. Да и позиция правительства со временем менялась к худшему, вылившись в годы правления Александра III в целый ряд ограничительных, оскорбительных с точки зрения нравственности, мер Однако ко всему этому «черта оседлости» уже не имеет никакого отношения.
Глава XXIV. Побочный эффект: не плачь, девчонка…
Опыт свидетельствует: при обсуждении вопроса о «черте оседлости» неизбежны возражения, в частности, по поводу призыва евреев в армию. В целом сводящиеся к тому, что «Не надо называть шаги, целью которых была ассимиляция евреев, шагами «к равноправию евреев с христианами». Возможно, по мнению тогдашней российской элиты, это не давление, а благодеяние (борьба с т. и. «еврейским фанатизмом», взгляды, распространенные в те времена), но были ли довольны сами евреи?». В общем, конечно, некая логика есть. Безусловно, действия властей России были продиктованы не столько заботой об улучшении условий жизни «доставшихся» в наследство от Польши евреев, сколько наиболее эффективной их интеграцией в имперский социум и извлечения из нового «человеческого материала» максимальной пользы. Однако, исследуя тот или иной исторический феномен, не следует все же исходить из реалий и представлений нынешнего времени…
Почетный долг
Еще в 1802-м в Еврейский Комитет, под контролем Гаврилы Державина готовивший документы для, так сказать, окончательного решения «еврейского вопроса» в России, поступили докладные записки Лесневского и Кауфмана. Оба чиновника – отдельно друг от друга, но примерно в одних выражениях – указывали, что поголовное освобождение евреев от военной службы «вызывает неудовольствие христианского населения и настоятельно рекомендовали для успешной интеграции евреев распространить на них воинскую повинность». Указывалось, в частности, что такая мера поможет «исправить старинное предубеждение к жидам и приблизить прочих подданных к их пониманию-». В частности, писал Кауфман, «когда все нации в России дают рекрут, то почему с одних жидов взимают деньгами за рекрута? За что, по каким заслугам они таковыми выгодами пользуются против Россиян, ответить положительно невозможно». Лесневский, со своей стороны, уточнял, что « нести сию повинность как для жидов желательно, так и в общих интересах, поскольку же силою вещей сей народ к тяготам армейской службы мало способен, использовать их должно в разных услужениях». Однако в 1804-м, накануне подписания «Указа о евреях», по настоятельной просьбе руководства kahal’oв, данные мнения учтены не были. Положение об «искупительном» налоге осталось в силе. Хотя особой статьей было утверждено право евреев записываться в армию «по своей доброй воле и без стороннего принуждения» (некоторые, кстати, притом что такая «добрая воля» весьма не поощрялась лидерами kahal’oв, этой оговоркой воспользовались и неплохо проявили себя в войне с Наполеоном). Вопрос, однако, не был снят. 26 августа 1827-го Николай I подписал «Устав рекрутской повинности и военной службы евреев», пояснив, что считает набор евреев в армию «полезным и справедливым, чтобы рекрутская повинность к облегчению наших верноподданных уравнена была для всех состояний, на коих сия повинность лежит, а всякие предрассудки были живыми примерами рассеяны». Согласно Указу и дополнениям к нему, призыв и служба «русских подданных Моисеева закона» отличались от общих положений о рекрутской повинности. Во-первых, норма призыва была гораздо выше «нормальной»: если с христиан брали рекрутов лишь в один из двух наборов, по 7 «душ» с 1000, то с евреев – по 10 «душ» с 1000 ежегодно. Во-вторых, в отличие от христиан, призываемых в 18 лет, нижний возрастной предел для еврейской молодежи был определен в 12 лет. В-третьих, позже, в 1829 и 1844 годах, были изданы указы, запрещающие определять солдат-евреев в «деныцики», а затем и распределять во все виды нестроевых команд (кроме выпускников школ «кантонистов»), И наконец, в 1832-м Николай I ограничил производство их в унтер-офицеры, разрешив таковое «лишь за отличия в сражениях против неприятеля». По мнению ряда исследователей, эти меры (в совокупности с активной агитацией на предмет перехода в христианство) следует признать признаками явной и очевидной дискриминации. На мой взгляд, однако, все далеко не так просто.
Прежде всего, согласно Уставу, набору не подлежали евреи, имевшие право выезда за пределы черты оседлости – гильдейские купцы, лица, имевшие высшее, среднее и среднее специальное образование, квалифицированные ремесленники, а также (как и в случае с христианами) единственные сыновья и женатые мужчины, имеющие детей. Иными словами, призыву подлежала молодежь, которой в черте оседлости было очень много, причем молодежь не простая, а неприкаянная, очень похожая на тот, говоря по-восточному, «базар», который в наши дни бездельничает на социале в «этнических кварталах» западных мегаполисов и пополняет ряды разного рода «шахидов» в странах бывшего «третьего мира». Чудовищная нищета, скученность и отсутствие каких бы то ни было источников пропитания в еврейских местечках, знакомые каждому, хотя бы мельком просмотревшему классиков еврейской литературы XIX века (хотя бы Шолом-Алейхема или Менделе Мойхер Сфорима), были бичом местечек. Молодым людям оставалось лишь три пути: либо в мудрецы и знатоки Торы (таланта на это хватало далеко не всем), либо жалкое прозябание на подачки общины и мелкую посредническую торговлю (что было чревато еще большими конфликтами с христианами), либо уход в криминал. В сущности, именно в этом и заключается основная причина повышенной нормы набора: если из христианских общин изымались потенциальные земледельцы, которые и дома бы пригодились, то из общин еврейских «откачивался», прошу прощения, социальный балласт, потенциальные Бени Крики. Что, между прочим, шло на пользу и самим kahal`ам, хоть как-то разряжая копившееся напряжение. Ведь право определять рекрутов принадлежало исключительно kahal`ному руководству, и оно, безусловно, «выбраковывало» тех, кто по тем или иным причинам казался ненужным или даже опасным для общины; талантливые дети, обещающие в будущем стать мудрецами, разумеется, под гребенку не попадали. С другой стороны, нельзя забывать, что призыв в 12 лет вовсе не означал, что ребенка немедленно ставят под ружье. Малолетние рекруты, согласно Уставу, направлялись в «заведения, учрежденные для приготовления к военной службе », – те самые «школы кантонистов», в том числе и «военно-музыкальные», – где получали некоторое образование и какую-либо профессию, дававшую в перспективе возможность после выхода в отставку стать полноценными членами мещанского сословия и кормить себя собственным трудом. И, между прочим, не только себя, поскольку солдатам-евреям, в первую очередь из «кантонистов», Указом Императора было предоставлено право создавать семью, оставаясь в солдатском звании (христианам такое право давалось лишь после получения звания унтер-офицера и только по особому разрешению высшего командования). К слову сказать, «школы кантонистов» вовсе не были придуманы специально на предмет «умучивания» еврейской молодежи: они существовали в России со времен Петра I, позаимствовавшего их из прусской практики, и наряду с еврейскими подростками там проходили «предармейские университеты» также и христиане-сироты. То есть нечто вроде суворовских (недавних времен) или кадетских (теперь) училищ, с некоторым уклоном в службу социального призрения.
