Самюэль Хантингтон - Столкновение цивилизаций
Во– первых, у каждого есть несколько идентичностей, которые могут конкурировать друг с другом или дополнять друг друга: родственные, профессиональные, культурные, институциональные, территориальные, образовательные, религиозные, идеологические и другие. Идентификации на одном уровне могут сталкиваться с теми, что находятся на другом уровне. Классический случай: в 1914 году немецким рабочим пришлось выбирать между своей классовой идентификацией с международным пролетариатом и своей национальной идентификацией с немецким народом и империей. В современном мире культурная идентификация приобретает [c.190] все большее значение по сравнению с другими направлениями идентичности.
В каждом направлении идентичность наиболее значима при непосредственном контакте “лицом к лицу”. Более узкие идентичности, однако, не обязательно вступают в конфликт с более широкими. Офицер армии может идентифицировать себя институционально со своей ротой, полком, дивизией и родом войск. Аналогично, любой человек может идентифицировать себя со своим кланом, этнической группой, национальностью, религией и цивилизацией. Рост важности культурной идентификации на низком уровне может усилить ее значимость на высоком уровне. Как заметил Берк, “Любовь к целому не угасает из-за этого частного случая… Быть привязанным к подразделению, любить тот маленький взвод, к которому мы принадлежим в обществе, – вот самый первый принцип (зародыш, так сказать) любви к своему народу”. В мире, где культура важна, взводы – это племена и этнические группы, полки – это народы, а армии – это цивилизации. Все увеличивающаяся степень разделения людей во всем мире по культурному признаку означает, что все большую важность приобретают конфликты между культурными группами; цивилизации – это культурные целостности самого широкого уровня; поэтому центральное место в глобальной политике занимают конфликты между различными цивилизациями.
Во– вторых, увеличение значимости является в большой мере, как это было показано в главах 5 и 4, результатом социально-экономической модернизации на индивидуальном уровне, где из-за нарушения привычных устоев и отчуждения создается необходимость поиска более значимых идентичностей, а также на уровне общества, где рост могущества и влияния не-западных обществ стимулируют возрождение местных идентичности и культуры.
В– третьих, идентичность на любом уровне -личности, племени, [c.191] расы, цивилизации – можно определить только через отношение к “другим”: другому человеку, племени, расе, цивилизации. История показывает нам, что взаимоотношения между странами или другими общностями людей одной и той же цивилизации отличаются от взаимоотношений между странами или общностями из разных цивилизаций. Различные законы регулировали поведение с теми, “как мы”, и теми “варварами”, которыми мы не являемся. Правила, принятые у христианских народов для взаимоотношений друг с другом, отличались от тех, которые были созданы для контактов с турками и другими “язычниками”. Мусульмане по-разному вели себя с представителями дар ал-ислам и дар ал-гарб. Китайцы делали различие между китайскими иностранцами и не-китайскими иностранцами. Цивилизационное “мы” и внецивилизационное “они” – вот константы человеческой истории. Эти различия между внутри– и внецивилизационным поведением возникли из-за следующих факторов:
– чувства превосходства (временами – неполноценности) по отношению к людям, которые воспринимаются как совершенно другие;
– боязни таких людей и отсутствия веры в них;
– сложности в общении с ними из-за проблем с языком и тем, что считается вежливым поведением;
– недостаточной осведомленности о предпосылках, мотивациях, социальных взаимоотношениях и принятых в общее нормах у других людей.
В современном мире улучшения в области транспорта и связи привели к более частым, более плотным, более симметричным и более содержательным контактам среди людей различных цивилизаций. В результате этого у них усиливается национальная идентичность. Французы, немцы, бельгийцы и голландцы все чаще думают о себе как о европейцах. Ближневосточные мусульмане отождествляют себя с боснийцами и чеченцами и объединяются для помощи им. Китайцы по всей Восточной Азии отождествляют свои интересы с интересами китайцев, живущих “на [c.192] материке”. Русские отождествляют себя с сербами и другими православными народами и оказывают им помощь. Это широкие уровни цивилизационной идентичности означают более глубокое осознание цивилизационных различий и необходимости защищать то, что отличает “нас” от “них”.
В– четвертых, чаще всего конфликты между странами и группами, принадлежащими к различным цивилизациям, разгораются из-за обычных причин: контроль над населением, территорией, богатствами и ресурсами, а также относительного могущества, то есть возможность насадить собственные ценности, культуру и институты в другой группе по сравнению с возможностью другой группы сделать то же самое с вами. Но конфликты между культурными группами часто затрагивают вопросы культуры. Различия между светскими идеологиями -например, марксизмом-ленинизмом и либеральной демократией – можно как минимум обсуждать, как максимум разрешить. Разногласия в материальных интересах также можно уладить путем переговоров и свести к компромиссу, что невозможно в случае с вопросами культуры. Индуисты и мусульмане вряд ли решат вопрос, что строить в Айодхъя – храм или мечеть, или и то и другое, или ничего, или синкретическое здание, которое одновременно будет и храмом, и мечетью. Не поддаются легкому решению и кажущиеся чисто территориальными вопросами споры албанских мусульман и православных сербов за Косово или евреев с арабами за Иерусалим, поскольку эти места имеют глубокое историческое, культурное и эмоциональное значение для спорящих сторон. Точно так же ни французские власти, ни мусульманские родители скорее всего не обрадуются достигнутому компромиссу, согласно которому школьницам-мусульманкам разрешается носить традиционные мусульманские платья через день в течение школьного года. Подобные культурные вопросы ставят нас перед выбором: да или нет, все или ничего.
И, наконец, пятый фактор – это повсеместность конфликта. Человеку свойственно ненавидеть. Для самоопределения и мотивации людям нужны враги: конкуренты в [c.193] бизнесе, соперники в достижениях, оппоненты в политике. Естественно, люди не доверяют тем, кто отличается от них и имеет возможность причинить им вред, и видят в них угрозу. Разрешение одного конфликта и исчезновение одного врага порождает личные, общественные и политические силы, которые дают толчок к новым конфликтам. “Тенденция «мы» против «них», – как сказал Али Мазруи, – почти повсеместна на политической арене” . В современном мире “ими” все чаще и чаще становятся люди из других цивилизаций. С окончанием “холодной войны” конфликт не завершился, а вызвал к жизни новые идентичности, имеющие корни в культуре, и новые модели конфликтов между группами из различных культур, которые на самом широком уровне называются цивилизациями. В то же самое время общая культура стимулирует сотрудничество между государствами и группами, которые к этой культуре принадлежат, что можно видеть в возникающих моделях региональных союзов между странами, в первую очередь экономических.
Культура и экономическое сотрудничество
В начале 1990-х было слышно много разговоров о регионализации мировой политики. Региональные конфликты заняли место глобальных в повестке дня мировой безопасности. Ведущие державы, такие как Россия, Китай и Соединенные Штаты, а также государства второго плана, такие как Швеция и Турция, определили для себя новые интересы в области безопасности, явно руководствуясь региональными приоритетами. Торговля внутри регионов развивалась быстрее, чем торговля между регионами, и многие предвидели появление региональных экономических блоков: европейского, североамериканского, восточно-азиатского и, возможно, некоторых других. [c.194]
Однако термин “регионализация” неадекватно описывает происходившие тогда процессы. Регионы – это географические, а не политические или культурные целостности. Как в случае с Балканами или Ближним Востоком, их могут раздирать внутри – и межцивилизационные конфликты. Регионы служат основой для сотрудничества только тогда, когда география совпадает с культурой. В отрыве от культуры соседство не ведет к общности и может иметь прямо противоположный результат. Военные альянсы и экономические союзы требуют сотрудничества от своих членов; сотрудничество опирается на доверие, а доверие легче всего возникает на почве общих ценностей и культуры. В результате этого, хотя требования времени и цель также играют роль, общая эффективность региональных организаций обратно пропорциональна накоплению цивилизационных различий их членов. Организации, созданные внутри одной цивилизации, как правило, добиваются большего успеха и делают больше, чем межцивилизационные организации. Это касается как политических организаций и организаций по обеспечению безопасности, так и экономических союзов.
