Владимир Малахов - Гражданство и гражданское общество
Сегодня есть много примеров подчинения контракта статусу. Пожалуй, наиболее знакомым будет рассмотренная нами проблема жилищных условий. Размер арендной платы ограничивают, права жильцов защищают после истечения их договоров, дома изымают у владельцев, свободно заключенные соглашения расторгаются или изменяются судами в соответствии с принципами социальной справедливости и справедливой цены. Неприкосновенность контракта уступает место требованиям государственной политики, хотя я не утверждаю, что так должно быть. Но если контрактные обязательства отменяются путем обращения к правам гражданина, то и обязанности гражданина тоже должны выполняться. Я думаю, что в некоторых недавних неофициальных забастовках делалась попытка заявить претензии на права, полагающиеся в соответствии со статусом и контрактом. В то же время подразумевалось отречение от соответствующих обязанностей.
Но меня сейчас занимает не суть забастовок, а скорее современное понимание справедливой заработной платы. Я думаю ясно, что это понимание включает в себя понятие статуса. Он проступает во всех дискуссиях о заработных платах и окладах. Какую заработную плату должен получать врач или дантист, спрашиваем мы? Достаточно ли будет двойного оклада университетского профессора или нет? И конечно, рассматриваемая система характеризуется стратифицированным, а не однородным статусом. Речь идет не только о базовом прожиточном минимуме с вариациями, превышающими его для разных рангов в зависимости от рыночных условий. Статусные претензии направлены на иерархическую структуру заработной платы, в которой каждый уровень представляет собой социальное право, а не просто рыночную стоимость. Коллективный спор должен включать в себя, даже в самых примитивных формах, классификацию рабочих по группам или рангам, в которой игнорируются незначительные профессиональные различия. Как и в случаях массового школьного образования, массовой занятости, вопрос о правах, стандартах, возможностях и т. д. может осмысленно рассматриваться только с точки зрения ограниченного числа категорий, разрезающих непрерывную цепочку различия на ряд классов, названия которых звенят в сознании занятых чиновников, подобно колоколу. При расширении сферы переговоров происходит поглощение личностей группами до тех пор, пока все трудоспособное население не оказывается стратифицированным. Только тогда становится возможным формулировать принципы социальной справедливости. Каждый ранг должен быть однороден, и различия должны проходить между рангами. Эти принципы господствуют в сознании каждого, кто обсуждает претензии относительно заработной платы, даже если они рационализируются до аргументов о том, что такие прибыли являются избыточными и отрасль может позволить себе платить более высокую заработную плату. Или что высокая заработная плата необходима для поддержания спроса на подходящий труд или она препятствует его истощению.
Белая книга о личных доходах[226] пролила свет на эти темные уголки сознания, но ее конечным результатом стало лишь то, что процесс рационализации сделался более запутанным и трудным. Базовый конфликт между социальными правами и рыночной ценой не был разрешен. По словам одного из выразителей интересов труда: «Должно установиться справедливое соотношение между отраслями». Справедливое соотношение – это социальное, а не экономическое понятие. Общий совет Конгресса тред-юнионов одобрил принципы Белой книги в той мере, в какой «они признают потребность сохранения различий в уровне оплаты, являющихся существенным элементом структуры заработной платы многих важных отраслей и необходимых для поддержания стандартов мастерства, квалификации и опыта, вносящих свой прямой вклад в эффективность производства и высокую производительность труда»[227]. Здесь рыночная стоимость и экономические стимулы вписаны в аргумент, главным предметом озабоченности которого является статус. В самой Белой книге предложен несколько другой, пожалуй, более правдивый, подход к различиям в уровне оплаты. «В последнее столетие мы наблюдали усиление основанной на традициях и обычаях взаимозависимости между личными доходами (включая заработную плату и жалование) и различными профессиями… Она не обязательно является адекватной современным условиям». Традиции и обычаи являются социальными, а не экономическими, принципами. Это старые названия для современной структуры статусных прав.
В Белой книге честно утверждается, что различия в уровне оплаты, основанные на этих социальных концепциях, не могут удовлетворять современным требованиям экономики. Они не поощряют лучшее распределение труда. «Относительные уровни дохода должны быть такими, чтобы поощрять движение труда в те отрасли, которые наиболее нуждаются в нем, и не должны, как это иногда по-прежнему бывает, способствовать его движению в противоположном направлении». Обратите внимание – говорится, что так «по-прежнему бывает». Снова современная концепция социальных прав рассматривается как пережиток темного прошлого. Дальше путаница только усиливается. «Каждая претензия на повышение заработной платы или жалования должна рассматриваться с точки зрения национального блага», т. е. государственной политики. Но такая политика не может прямо осуществляться с помощью выражения политических прав граждан посредством правительства, так как это предполагает «вторжение правительства в то, что до настоящего момента рассматривалось как сфера свободного контракта между личностями и организациями», т. е. посягательством на гражданские права. Таким образом, гражданские права должны будут предполагать политическую ответственность, а свободный контракт должен быть инструментом государственной политики. Здесь возникает и другой парадокс. Стимул, действующий в системе свободных контрактов на открытом рынке, – это стимул личных достижений. Стимул, соответствующий социальным правам, – общественный долг. К какому из них нужно обращаться? Ответ: к обоим. Гражданин должен отвечать на зов общественного долга, усмиряя своекорыстие. Но эти парадоксы не являются изобретением беспорядочных умов; они укоренены в нашей современной социальной системе. И они не должны вызывать у нас излишнего беспокойства, поскольку немного здравого смысла может свернуть горы парадоксов в мире действия, хотя логика может быть неспособна преодолеть их в мире мышления.
Выводы
Я попытался показать, как гражданство и другие механизмы влияли на характер социального неравенства. Чтобы завершить картину, я должен исследовать его общее воздействие на социально-классовую структуру. Безусловно, оно было значительным, и возможно, что проявления неравенства, допускаемые и даже направляемые гражданством, больше не составляют классовых различий в том смысле, как это было в обществах прошлого. Но чтобы рассмотреть этот вопрос, мне понадобится другая лекция, и она, вероятно, будет состоять из смеси сухой статистики с неясным смыслом и осмысленных суждений сомнительной достоверности. Дело в том, что наше невежество в этом вопросе очень глубоко. Я должен буду ограничиться несколькими предварительными наблюдениями (что очень хорошо для репутации социологии), сделанными в попытке дать ответ на четыре вопроса, которые я поставил в своем вступлении. Мы рассмотрели совокупный эффект следующих трех факторов.
Во-первых, сжатие с обеих сторон шкалы распределения доходов.
Во-вторых, значительное расширение сферы общей культуры и опыта.
В-третьих, обогащение универсального гражданского статуса в сочетании с признанием и укреплением определенных статусных различий благодаря взаимосвязанным системам образования и занятости.
Первые два фактора сделали возможным третий. Статусные различия могут получить легитимное признание с точки зрения демократического гражданства в случае, если они не слишком глубоки, а существуют в рамках населения, объединенного единой цивилизацией, и если они не являются выражением наследственных привилегий. Это значит, что в условиях эгалитарного в основе своей общества с проявлениями неравенства можно мириться, когда они не носят динамического характера, то есть не создают стимулов, проистекающих из неудовлетворенности и чувства, что «такая жизнь недостаточно хороша для меня» или «я убежден, что мой сын должен быть избавлен от того, с чем мне приходилось мириться». Но такого рода неравенство, за которое выступают в Белой книге, можно оправдать только в том случае, если оно носит динамический характер – представляет собой стимул к изменению и улучшению. Таким образом, может оказаться, что проявления неравенства, допускаемые и даже направляемые гражданством, не будут действовать как экономические рычаги, оказывающие влияние на распределение рабочей силы. Или что такая форма социальной стратификации сохраняется, но социальные амбиции перестают быть естественным явлением и превращаются в модель девиантного поведения.
