Георгий Корниенко - Холодная война. Свидетельство ее участника
Между тем при всей ее беспочвенности на Западе до сих пор муссируется версия, будто ближневосточная война 1967 года спровоцирована была чуть ли не Советским Союзом, который хотел, дескать, таким образом вовлечь США в арабо-израильский конфликт, устроить им на Ближнем Востоке «второй Вьетнам». О том, что послужило поводом для такой версии, и о том, как обстояло дело в действительности, и хотелось бы коротко рассказать, поскольку, будучи в то время заведующим Отделом США, я был активно вовлечен в происходившее в Москве вокруг событий на Ближнем Востоке.
Нагнетание обстановки началось с того, что в начале мая 1967 года израильские официальные лица стали публично угрожать Сирии военными репрессалиями, если с сирийской территории не прекратится проникновение палестинских террористов и диверсантов в Израиль. 8 мая сирийцы информировали египетское руководство о том, что они располагают сведениями о концентрации израильских войск на границе с Сирией для нанесения удара по ее территории. 12 мая американским агентством Юнайтед Пресс было распространено сообщение о сделанном высокопоставленным израильским деятелем (по разным данным, это был либо начальник Генерального штаба Рабин, либо начальник военной разведки Ярив) заявлении, что Израиль осуществит военную операцию «с целью свержения военного режима в Дамаске, если сирийские террористы будут продолжать диверсионные рейды в Израиль». Как объяснял потом президент Египта Гамаль Абдель Насер, именно эта израильская угроза сыграла решающую роль в принятии египетским руководством решения перебросить войска на Синайский полуостров, чтобы в случае нападения Израиля на Сирию прийти ей на помощь в соответствии с египетско-сирийским договором о взаимной помощи от 6 ноября 1966 года. В качестве дополнительного аргумента в обоснование своего решения о переброске войск Насер ссылался впоследствии и на то, что сведения о концентрации израильских войск на сирийской границе были получены египтянами не только от сирийской, но и от советской стороны.
Действительно, как потом выяснилось, 13 мая представитель КГБ в Каире в соответствии с существовавшей практикой обмена информацией между советской и египетской разведками передал египтянам полученное им из Москвы сообщение о наличии сведений относительно концентрации израильских войск (10–12 бригад) на сирийской границе. Эти сведения, поступившие в Москву то ли из той же Сирии, то ли из Ливана, были переданы египетской разведке, повторяю, в рабочем порядке по усмотрению руководства советской разведки, без специальной на то санкции политического руководства страны. Как объяснял позже тогдашний начальник Первого главного управления КГБ Сахаровский, уверенности в достоверности переданной египтянам информации у советских разведчиков не было (не исключено, что она могла быть подброшена самими израильтянами для запугивания Сирии), но они все же сочли необходимым поделиться ею со своими коллегами-египтянами. В глазах же египетского руководства переданная по линии разведки информация могла приобрести дополнительный вес в связи с тем, что, по египетской версии, эта информация в тот же день была доведена советским послом в Каире Пожидаевым и до сведения руководства МИД Египта. Более того, в тот же день, 13 мая, нечто подобное было сказано и заместителем министра иностранных дел СССР Семеновым членам египетской парламентской делегации во главе с Садатом, которая находилась в Москве проездом на обратном пути из Северной Кореи. Именно эта трехкратная передача египтянам не совсем точной, как затем оказалось, информации о концентрации израильских войск вблизи Сирии преподносилась на Западе как свидетельство того, что Москва сознательно подталкивала Каир к конфронтации с Израилем.
Между тем мне достоверно известно, что никаких указаний послу Пожидаеву из Москвы на этот счет не давалось, и если он продублировал египетскому МИДу ту информацию, которую представитель КГБ передал по своей линии, о чем мог рассказать послу, то это было сделано по собственной инициативе Пожидаева. То же самое, думаю, случилось и с Семеновым, который имел обыкновение перед встречами с иностранными представителями интересоваться у «ближних соседей»,[3] как на мидовском жаргоне называлась разведслужба КГБ, нет ли у них чего-либо, что бы он мог использовать в своих беседах.
Когда 16 мая, уже после того как египетские войска начали перебрасываться на Синай, министр иностранных дел Египта Риад и военный министр Бадран обратились через советского посла с пожеланием получить из Москвы оценку положения дел на сирийской границе с Израилем, в данном им 20 мая ответе тоже упоминалось о наличии разведывательных данных о концентрации израильских войск на границе и Сирией, но подчеркивалось, что эти данные нуждаются в проверке.
Во всяком случае, нет ни фактических, ни логических оснований говорить, что Советский Союз был заинтересован в подталкивании Египта к столкновению с Израилем и более широком вовлечении США в ближневосточные дела. СССР, наоборот, всегда боялся этого. И то, что вслед за начавшейся 15 мая переброской египетских войск на Синай египетское правительство потребовало частичного отвода находившихся на египетско-израильской границе войск ООН якобы, как полагали на Западе, с ведома, а то и по наущению СССР, тоже не соответствовало действительности. Я помню, с какой озабоченностью было воспринято известие об этой акции Египта советским руководством. А если советский представитель в ООН поддержал требование Египта, то это было сделано только исходя из соображений солидарности с Египтом в более широком плане, а не в плане одобрения данного конкретного шага.
С еще большей тревогой в Москве было воспринято объявленное Насером 22 мая решение (принятое опять-таки без консультации с нами) о закрытии Тиранского пролива для прохода израильских судов, так как было ясно, что это серьезно осложнит и без того непростую ситуацию. Кстати, Насер позже говорил, что он не собирался закрывать Тиранский пролив, как и не требовал первоначально отвода войск ООН из района Шарм эль-Шейха на берегу пролива; но когда генеральный секретарь ООН У Тан в ответ на требование Египта о частичном отводе войск ООН с египетско-израильской границы принял решение об их полном выводе с Синая, включая Шарм эль-Шейх, и туда вошли египетские войска, то возникла психологически невыносимая для Каира ситуация, когда израильские суда проходили бы буквально на глазах у египетских войск.
Во время пребывания в Москве 25–28 мая военного министра Египта Бадрана, по его собственному признанию, Косыгин и другие советские официальные лица всячески предостерегали египтян от шагов, способных привести к дальнейшему осложнению ситуации. Правда, эти настойчивые предостережения советского руководства, по свидетельству сопровождавших Бадрана представителей египетского МИДа, были в известной мере ослаблены следующим казусом. Провожавший Бадрана на аэродроме министр обороны СССР Гречко в тосте «на посошок» храбро заявил, что если Израиль нападет на Египет и США вступят в войну на его стороне, то «мы вступим в нее на вашей стороне». Учитывая, что Гречко стал министром обороны всего за пару месяцев до этого и не был силен в вопросах большой политики, его браваду на аэродроме, как Гречко сам сказал позже египетскому послу в Москве Галебу, не следовало, конечно, принимать всерьез. Тем более что не только Косыгин в беседах с Бадраном, но и другие советские руководители в ряде посланий Насеру (20 и 26 мая, 1 июня) предостерегали его от опрометчивых шагов, чтобы не давать поводов Израилю для развязывания вооруженного конфликта. С такими же предостережениями обращались советские руководители в те дни и к правительствам Израиля и США. Раск в своих мемуарах в этой связи пишет: «Поскольку Советы подначивали арабов, то мы были несколько удивлены, когда в конце мая Советы стали проявлять большую озабоченность по поводу возможности возникновения войны». Но удивляться этой озабоченности можно было, лишь думая, что СССР «подначивал» арабов к войне, а это, повторяю, совершенно не соответствовало действительности. Да, как видно на примере с Гречко, советскими представителями допускались «ляпы», которые при желании можно было толковать превратно, но они не могут служить доказательством того, чего не было на самом деле, — СССР ни в 1967 году, ни в какой-либо другой момент не благословлял арабов на войну с Израилем.
Между тем настроения в Вашингтоне к концу мая 1967 года претерпели существенную трансформацию. До закрытия Египтом Тиранского пролива для израильских судов в Вашингтоне преобладала точка зрения Раска, разделявшаяся и президентом Джонсоном, что в случае развязывания войны Израилем США окажутся в весьма затруднительном положении. Сделать то, на что в 1956 году решились Эйзенхауэр и Даллес, — открыто выступить против израильской агрессии Джонсон наверняка не сможет, так как неизбежная в этом случае утрата им поддержки еврейской общины США лишила бы его всяческих шансов на переизбрание в 1968 году, и без того серьезно подорванных войной во Вьетнаме. Поддержка же Израиля, если он первым нападет на арабов, причем без явного повода к этому с их стороны, тоже грозила бы серьезными внутриполитическими осложнениями в условиях, когда американское общество было расколото вьетнамской войной, не говоря уже о подрыве позиций США в арабском мире. Поэтому до закрытия Тиранского пролива на политическом светофоре Белого дома израильтянам виделся красный свет.
