Сергей Мареев - Из истории советской философии: Лукач-Выготский-Ильенков
Это место Ленин отчеркивает тремя вертикальными чертами. Во всяком случае именно эту идею практической природы человеческого познания развивал и сам Ленин. И любой, кто знаком с работами Маркса, Энгельса и Ленина, не может не заметить, что эта идея является центральной в марксизме. Человек познает мир только в процессе исторического развития практики, в исторически выработанных формах. Следовательно, логика как наука о формах мышления и познания может быть только исторической наукой. А поскольку основные формы природного бытия, «строение мира и материи», человек постигает тем же самым путем, и эти формы совпадают с логическими формами, то так называемая «онтология», условно говоря, в диалектическом материализме может быть только исторической онтологией.
Итак, первый толчок к появлению «диамата» дает Деборин. Как же развивались события дальше? Дальше, по-видимому, события развивались примерно следующим образом. Поскольку специфику диалектического материализма составляет его «деятельная» и историческая сторона, а то и другое представляет собой гегелевский «атавизм», то развивать диалектический материализм можно было на пути более глубокого освоения диалектики Гегеля. Именно эту программу и выдвинул Ленин в известной статье «О значении воинствующего материализма». И этой программе пытался следовать также Деборин и его группа, которая составляла «Общество материалистических друзей гегелевской диалектики» при журнале «Под знаменем марксизма». Но в том-то и дело, что они поняли гегелевскую диалектику не как логику, а как «общую теорию развития».
Понятно, что если первым великим открытием Маркса является материалистическое понимание истории, то ближайшим теоретическим предшественником здесь становится Гегель, идеи которого относительно роли труда, орудий в истории образуют, по словам Ленина, «канун исторического материализма». И об этом писал в свое время и Деборин, хотя и несколько осторожно: «Не будет, быть может, преувеличением сказать, что мысли Гегеля о роли орудий труда, техники и человеческой практики вообще дали известный толчек Марксу в выработке последним своего собственного мировоззрения» [208].
Никакого преувеличения здесь нет: основой мировоззрения Маркса послужила не абстрактная форма гегелевской диалектики, а довольно конкретная диалектика трудовой деятельности, диалектика «распредмечивания» и «опредмечивания», диалектика господства и рабства и т.д. И здесь достаточно привести собственное замечание Маркса в «Философско-экономических рукописях 1844 г.», которых Деборин, судя по всему, не знал, хотя в 1930 году вобщем-то и мог знать. «Величие гегелевской « Феноменологии », – писал Маркс, – и ее конечного результата – диалектики отрицательности как движущего и порождающего принципа – заключается… в том, что Гегель… понимает… человека как результат его собственного труда » [209]. Недостаток Гегеля только в том, что он «знает и признает только один вид труда, именно абстрактно – духовный труд» [210]. Хотя у Гегеля фигурирует и самый настоящий, физический, труд. Но именно здесь должно было произойти и произошло то самое пресловутое «переворачивание» Гегеля с головы на ноги: вместо абстрактно-духовного труда в основу человеческого исторического развития был положен тот самый труд, который производит не только все богатства мира, – это понимали уже английские экономисты, – но и самого человека. И в этом состоит прежде всего суть материалистического понимания истории. В этом же состоит одно из двух, наряду с законом прибавочной стоимости, великих открытий Маркса.
Но если считать, что первым открытием Маркса был «диамат», то тогда его ближайшими теоретическими предшественниками оказываются французские материалисты и Фейербах. И надо сказать, что относительно Фейербаха одно время было принято считать, что у него уже есть «диалектический материализм» [211], хотя у того был материализм только антропологический.
Деборин по сути колебался между тем и другим. То у него прямой предшественник Маркса Гегель, то французские материалисты и Фейербах. «Маркс и Энгельс, – писал он, – примыкают к французскому материализму, опираясь на Фейербаха, они развивают дальше и углубляют материалистическое мировоззрение» [212]. В действительности углубить материалистическое мировоззрение можно было, опираясь только на Гегеля, на его диалектику. Но когда Деборина и его группу обвинили в гегельянстве, в «меньшевиствующем идеализме», то в нашей литературе в 30-50-е годы возобладала линия, ведущая материализм Маркса-Энгельса не от Гегеля. Хотя даже и в 30-е годы можно встретить критику Деборина и с противоположной стороны – за некритическое отношение к философии Фейербаха, за отождествление материализма Маркса с материализмом Фейербаха. Такая критика имеется, например, в брошюре П. Вышинского «Л. Фейербах и диалектический материализм», вышедшей в 1932 году. [213].
Тогда-то и родилась ложная формула, что марксистская философия есть диалектика Гегеля + материализм Фейербаха. И ложная она именно пот ому, что диалектика не ложится на антропологический материализм, а только на исторический материализм. Антропологический материализм и исторический материализм – по сути антиподы. И потому у самого Фейербаха его антропологический материализм оказался неадекватным его же критике религиозного отчуждения. Ведь отчуждение вообще происходит не в голове, не в сознании. Отчуждение человека от человека, что является практическим выражением отчуждения человеческой сущности, происходит в обществе и имеет общественные причины. Эти причины и не смог показать Фейербах. «Фейербах, – пишет Маркс, – исходит из факта религиозного самоотчуждения, из удвоения мира на религиозный и земной. И он занят тем, что сводит религиозный мир к его земной основе. Но то, что земная основа отделяет себя от самой себя и строит себе некое самостоятельное царство в облаках, может быть объяснено только саморазорванностью и самопротиворечивостью этой земной основы. Следовательно, последняя должна не только быть в самой себе понята в своем противоречии, но и практически революционизирована. Следовательно, после того, как, например, в земной семье найдена разгадка тайны святого семейства, земная семья должна сама быть теоретически и практически уничтожена» [214].
Критика религии должна перейти в критику политики, критику политической экономии. Но антропологический материализм тут никакой методологической основы не дает. Тут нужен исторический материализм, который, как и диалектика, вышел из Гегеля. И Ленин видит начатки исторического материализма именно у Гегеля.
Таким образом, антропологическому материализму Фейербаха мог противостоять только материализм исторический. И эта разница до сих пор плохо понята, хотя она выражается достаточно просто: антропологический материализм понимает человеческую сущность как неизменную родовую сущность , исторический материализм понимает ее как находящуюся в постоянном процессе становления. Но кто стал бы разбираться в этом в то время? Обстоятельства были таковы, как писал в свое время М.А. Лифшиц, имея в виду, правда, уже послевоенные годы, что философские тонкости вызывали улыбку [215]. В те времена точно так же относились и к генетикам, которые, неизвестно зачем, возились с микроскопической мушкой-дрозофилой: надо повышать продуктивность молочного стада, урожайность зерновых, а они с насекомыми возятся. И, соответственно, если материализм, значит «первична» материя, а все остальное «вторично». Разбираться в том, что «первичным» может быть материальное производство , оказалось очень трудным делом…
В таких-то обстоятельствах и сформировался настоящий «диамат» – наука о «мире в целом». Но после того, как материалистическое понимание истории исчезло из диалектического материализма, и последний превратился в «диамат» как абстрактное учение о природе, – а без учения об обществе оно обязательно и неизбежно становится абстрактным, – то встал вопрос о том, куда же поместить изложение всех проблем, связанных с общественным развитием: общественное производство, общественное сознание, семья, государство, революция и т.д. В итоге возник «истмат» как столь же астрактное учение об обществе «вообще». «Диамат» превратился в учение о мире «вообще», а «истмат» – в учение об обществе «вообще», т.е. в «общесоциологическую теорию».
Понятно, что одно предполагает другое. И, если появляется «диамат», из которого исключается материалистическое понимание истории, – а именно это и произошло в конечном счете, – то это ведет к конституированию отдельно стоящего «истмата». Ведь без истории «мир в целом» – это еще не «в целом», а потому один «диамат» – еще не вся философия. Тут логика работает железная.
