Алексей Кунгуров - Восставшие из сортира. Сборник статей о современной России.

На май намечалось стратегическое наступление одновременно на Западном и Восточном фронтах, десант с целью захвата Константинополя. В успехе предстоящей кампании генералитет бы совершенно уверен. Уверенность в том, что Россия вот-вот выиграет войну, подтолкнула высшее командование армии к открытому мятежу против царя. И надо сказать, расчеты их были вполне здравыми. Николай II с августа 1915 г. являлся верховным главнокомандующим, пусть по большей части и номинальным, и любые военные успехи автоматически поднимали его авторитет. В результате победы в войне, призом в которой стало бы присоединение Галиции и Турецкой Армении, установление русской гегемонии в Персии и захват Черноморских проливов, слава Николая могла затмить величие Петра I и Екатерины II. В этом случае свергнуть его было бы просто немыслимо.

В этом вопросе генералы мыслили так же, как большевики. В начале войны В.И. Ленин утверждал: «Мы должны сказать, что если что может при известных условиях отсрочить гибель царизма, если что может помочь царизму в борьбе против всей российской демократии, так это именно нынешняя война». Ко всему прочему безвольный царь-размазня был никудышным командующим, и потому часто лишь мешал генералам. Соответственно, переворот нужно было осуществить до весны 1917 г., и никак не позже. Еще 15 июня 1916 г. начштаба действующей армии генерал Алексеев обратился с докладом к царю, в котором предлагал сосредоточить всю власть на всей территории империи в руках «верховного министра государственной обороны», приказы которого должны были бы исполняться так же, как и царские. До этого власть верховного командования армии ограничивалась лишь театром военных действий. Войска вне фронта находились в подчинении военного министра. Но двух верховных руководителей, как известно, быть не может, и потому данную инициативу Алексеева надлежит понимать, как попытку «бархатного» переворота.

Мотивы армейской верхушки понятны: во-первых, они хотели победить в войне, а во-вторых, категорически не желали отдавать лавры победителя Николаю II, который не пользовался особым почетом в армейской верхушке. В случае блестящей победы без царя генералы могли рассчитывать, что в послевоенной России они приобретут немалую политическую власть, базирующуюся на их авторитете спасителей отечества. В случае же победы под формальным водительством императора, на что могли рассчитывать высшие военачальники, кроме 25-го по счету ордена и поместья под Константинополем или Кенигсбергом?

Но Алексеев был не главным заговорщиком, а армейское командование — не единственным очагом заговора. Настоящее осиное гнездо противников режима представляла собой Государственная Дума, играющая в государстве, по сути, декоративную роль, но состоящая из амбициозных авантюристов и кривляк. Посему мало удивительного в том, что генерал Алексеев после провала своего плана мягкого переворота вступил в активные сношения с одним из думских заговорщиков Гучковым. Другой активист переворота, вождь кадетов Милюков писал в августе 1917 г. в одном из частных писем: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота принято нами вскоре после начала этой войны, знаете также, что ждать мы больше не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство, вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования».

Впрочем, даже совместными усилиями армейского командования и либеральных думцев, представляющих интересы ущемленной буржуазии, свергнуть царя было затруднительно. Например, государь мог наотрез отказаться добровольно отрекаться, и объявить путчистов изменниками. Если бы после этого царя убили, он превратился бы в мученика, а заговорщики никогда не смогли бы отмыться от этой крови. Именно поэтому первоначально генералы задумывали убить императора как бы руками террориста-одиночки или автономной группы офицеров-заговорщиков, формально не связанной с армейской верхушкой. Как вспоминали впоследствии Деникин и Врангель, генерал Крымов открыто предлагал им принять участие в цареубийстве во время смотра государем войск, намеченного на март 1917 г.

Однако потом было принято решение действовать более тонко. Вот как описывает новый план заговорщиков Сергей Миронин в статье «Кто ударил в спину России»: «В воспоминаниях Б.И.Николаевского можно прочесть еще об одном варианте заговора. Так, в феврале 1917 года в Петрограде на совещании лидеров Государственной Думы, на котором присутствовали генералы Рузский и Крымов, было принято следующее решение: в апреле, когда царь будет ехать из Ставки, задержать его в районе, контролируемом командующим фронтом Рузским, и заставить отречься. Между прочим, этот сценарий и был реализован, но в начале марта. Генералу Крымову отводилась в этом заговоре решающая роль, он был намечен в генерал-губернаторы Петрограда, чтобы подавить всякое сопротивление сторонников царя. По сведениям Соколова, во главе этого варианта заговора стояли Гучков и Родзянко, с ними был связан Родзянко-сын, офицер Преображенского полка, который создал целую организацию из военных, куда, по некоторым данным, входил даже великий князь Дмитрий Павлович».

Миронин не пытается однозначно утверждать, что с путчистами был связан великий князь Дмитрий Павлович, но причиной изменения планов переворота могло стать только это — к заговору присоединились члены императорской фамилии. Дело в том, что даже физическая ликвидация царя не приводила к падению царизма, ибо реальная власть была не у безвольного самодержца, а у государственного аппарата. Не царь правил Россией железной рукой, а многорукая и тысячеголовая бюрократия от имени царя. Особенностью российской бюрократии было то, что самый высший ее эшелон состоял из лиц императорской фамилии и их ставленников. В тот момент лишь интересы страны или групповые интересы клана могли сплотить бюрократическую элиту против царя. Первый мотив даже смешно рассматривать, ибо для этой братии интересы державы давно уже были пустым звуком. А вот интерес корыстный просматривается очень четко.

Все лица императорской фамилии, разумеется, знали то, что строжайше скрывалось от народа — наследник Алексей безнадежно болен, и имеет мало шансов даже дожить до совершеннолетия. Это обстоятельство делало для великих князей очень желательным скорейшее отречение от трона Николая, ибо новый монарх получил бы трон не по праву рождения, а в результате согласования с основными претендентами. Таким образом, всякий член династии мог если и не стать государем, то значительно упрочить свое положение взамен отказа от притязаний на престол. Что же касается Михаила Романова, в пользу которого отрекся Николай, то он не имел наследника, а потому воспринимался, как фигура сугубо номинальная. То, что Михаил процарствует всего сутки и под давлением Гучкова тоже отречется от престола, явно не входило в расчеты заговорщиков из семейства Романовых и военных. Впрочем, даже отречение Михаила не упраздняло в России монархию, и именно поэтому другие члены императорской фамилии продолжали активно демонстрировать поддержку Временному правительству и публично ратовать за созыв Учредительного собрания, которое и должно было решить вопрос о верховной власти.

Михаил в своем отказе от восприятия верховной власти вовсе не отрекался от трона в пользу народа, что стало расхожим штампом в советских учебниках истории. Вот его слова из его манифеста от 3 марта 1917 г.: «Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я твердое решение в том случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием чрез представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского». И даже Временное правительство не осмелилось формально ликвидировать монархию. Официально этот вопрос был отнесен к компетенции Учредительного собрания, которое должно было выполнить функции, аналогичные Земскому собору, созываемого в случае пресечения династии. Пожалуй, лишь Святейший Синод Русской православной церкви попытался бежать впереди паровоза, вычеркнув 6 марта упоминания царя из всех богослужебных книг и отменив все царские дни в праздничном календаре. В обращении Синода пастве от 9 марта возвещалось: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни…». Получалось, что церковь освобождала армию и народ от присяги царю, которая приносилась на Евангелии.