Андрей Паршев - Почему Россия не Америка. 2015

Вот вся эта шатия, распределив роли, как шайка мошенников, и «провернула дельце». Одни под видом «советников по экономике» подсунули «тухлую рыбу», а другие не позволили даже попытаться исправить положение. Виноватым остался Рыжков, и какая-то доля вины на нем лежит – нельзя руководителю быть таким доверчивым и подписывать все, что подсовывают. Подсунула, предположительно, «группа Шаталина».

Удар был нанесен точно. Наши враги давно заметили самое больное место психологии советского человека – чувствительность к виду пустых прилавков. Можно сколько угодно приводить статистические данные о потреблении продуктов, но «брюхо-злодей» – никто не помнит, как и что он ел в 1990 году, а вид очередей помнят все. Поэтому подрывная деятельность против СССР была сосредоточена на развале товарно-денежного обращения, а даже не производства. Оказалось, что для подрыва экономики не надо устраивать диверсии и теракты (хотя многие считают, что и без этого не обошлось – уж слишком плотно шли катастрофы в конце 80-х). Достаточно лишь развалить систему товарно-денежного обращения, и у всех создается впечатление, что в стране ничего нет.

В действительности же, в сфере производства к 1990 году были достигнуты невиданные ранее результаты – никогда ранее не выпускалось и не потреблялось столько продовольствия и прочего – вдвое-трое больше, чем в конце 90-х. Но… Прилавки были пусты. Я помню, как в булочной «выбрасывали» шоколадные ассорти по 3 р. 60 к. – толпа, крики: «больше пяти не давать» и т. д. Во жили «бедные советские граждане»! Представляете подобное сейчас? А ведь сейчас мы объективно едим в полтора раза меньше, чем в 1990-м году, если считать в среднем.

И обмен банкнот тогда, в 1991 году, даже если бы демократы позволили правительству его провести, на самом деле уже не помог бы, даже тех денег, что лежали в сберкассе, было гораздо больше, чем товаров. А главное – дырка ниже ватерлинии (перелив денег из безналички в наличку) не была заделана.

И помочь уже нельзя было ничем, кроме введения рыночных цен, но пойти на это правительство не то не смогло, не то не захотело. Это привело бы к росту цен в два-три раза, а ведь даже за робкую попытку в этом направлении Рыжков был буквально растерзан СМИ. Тем более что кое-кто лежал на рельсах.

Вообще-то рыночные цены иногда творят чудеса. Вспомним, например, как возникала паника из-за соли (некоторые это еще помнят). При цене 10 копеек за пачку каждый может безболезненно купить хоть сто килограмм, а попробуй на всех паникующих завези в торговлю за несколько дней! А вот при рыночных ценах для торговцев начались бы золотые деньки. Они по случаю паники задрали бы цену рублей до десяти. После этого каждый покупающий пачку соли платит 9 рублей 90 копеек штрафа за глупость, а торговец получает премию за сообразительность, за вычетом дележки с государством, если налоговая система в порядке. И главное, не надо в пот вгонять верблюдов у озера Баскунчак – по 10 рублей соль не стали бы брать мешками. В общем, все это тривиально, и демократические экономисты все это вполне правильно говорили. Почему в советские времена этого не было сделано? Возможно, начиная с Хрущева, с советской торговлей никто не мог справиться. Она бы продавала по десять рублей, а чек бы пробивала на десять копеек, вот поэтому, для простоты контроля, цены и были фиксированы. А может быть, ситуация постоянного «дефицита» была объективно выгодна правящим кругам, в широком смысле, включая туда и торговых работников.

Вот в такой ситуации и появилось правительство Гайдара, отпустившее цены. Парадокс заключался в том, что вот ему-то СМИ и нардепы это разрешили, да еще и на референдуме 1993 года народ его простил и поддержал. Неспроста разрешили именно Гайдару, видимо, он был нужен для чего-то такого, для чего Рыжков не годился.

Но получилось все совсем не так, как думалось.

Сейчас принято мягко подшучивать над прогнозами Пияшевой и Бунича от 1991 года – что цены немного повысятся, а потом даже упадут, на самом-то деле с 1992 года рост цен пошел в десятки тысяч раз. Но у этих «светочей экономической науки» есть некоторое оправдание – им и в голову не могло прийти, что Гайдар начнет печатать деньги так, как у нас и в гражданскую не печатали. Сейчас денежная масса, оставшаяся от советских времен (она осталась, хотя банкноты и были обменены не один раз) составляет лишь одну десятитысячную от выпущенной реформаторами.

На самом деле рынок сам по себе не приводит к инфляции. В мире полным-полно примеров устойчивых рынков с постоянными и даже снижающимися ценами. Рост денежной массы при Гайдаре не связан с рынком!

Зачем Гайдару понадобилось запускать печатный станок? Сейчас он с умным видом говорит, что это было сделано, чтобы обесценить ничем не обеспеченные денежные накопления, возникшие из-за неправильной политики времен Горбачева. Гайдар выдает нужду за добродетель – эти накопления были бы достаточно обесценены только за счет роста цен (в те самые 2–3 раза).

Так зачем же он еще и начал печатать деньги? Он, возможно, и не хотел, но был вынужден. Произошло это потому, что демократы если и знали западную экономику, то по книжкам, а в книжках не все пишется открытым текстом.

3.5. Хотевшие странного

Мы и кухарку научим управлять государством!

Сначала сделаем допущение: представим себе, что младореформаторы хотели нормализовать положение дел в экономике. Действительно, к лету 1991 года экономика находилась в плачевном состоянии. Гайдар говорит, что он получил от коммунистов тяжелое наследство: это верно, если только считать Горбачева коммунистом. Тем не менее, демократам надо было решать много задач: перевести военную промышленность на производство мирной продукции, сократить армию, выведя многие ее части из-за новых границ на российскую территорию, обеспечить материальные основы для роста мелкого и среднего предпринимательства, занимающегося реальным производством. Масштабнейшая задача – преобразование колхозно-совхозной деревни в фермерскую.

Ведь надо обеспечить фермеров машинами, а 700 – сильный «Кировец» фермеру не нужен. Итак, задач у правительства реформ была уйма, и все они требовали больших средств, источником которых мог быть только бюджет. Не может оборонное предприятие перестроиться на мирную продукцию за пару дней, по крайней мере несколько месяцев оно не будет выпускать ничего, а на что оно будет жить, у кого и за что оно будет покупать оборудование для мирного производства?

Самое-то неприятное в этих тратах то, что это не инвестиции. То есть эти денежные траты никоим образом не могут за три года принести прибыли, и не было никаких надежд, что кто-то со стороны произведет столь масштабные вложения. И не так важно, были ли среди реформаторов практические работники, эти проблемы понятны и тем, кто ни дня не работал на конвейере.

Отсюда следует, что главнейшая проблема правительства реформаторов должна была состоять в максимальном наполнении государственного бюджета. Ведь можно было попытаться сохранить хотя бы советский бюджет, но этого не было сделано.

Проблема в том, что когда в обществе царит стабильность, то каждый субъект, вообще говоря, сколько получает денег, столько и тратит. В том числе и государство. Только понятие «государство» надо понимать правильно – это не «все мы», а некоторая надстройка над обществом, отдельная организация, как ЖЭК, только побольше.

У государства есть свои траты, оно вынуждено платить зарплаты бюджетникам, пенсии, пособия и т. д. Чтобы эти выплаты не увеличивали денежную массу, надо платить не новыми деньгами, а собранными с населения и других юридических лиц.

А почему же опустел бюджет?

В советское время в приходной части бюджета были «три кита»: прибыльные госпредприятия, прибыль от торговли, главным образом алкоголем, и экспорт. За счет первых двух дотировались убыточные госпредприятия и другие потребители бюджета, за счет третьего осуществлялся импорт товаров народного потребления и уникальных технологий.

Что же было сделано в начале реформ?

Во-первых, были приватизированы прибыльные госпредприятия. Надо сказать, иностранные специалисты очень этому обстоятельству удивлялись. Ведь на Западе приватизация – достаточно обычная процедура, но приватизируют убыточные госпредприятия, и не для создания мифического «класса собственников», а для снятия нагрузки на бюджет.

Таким образом, в госбюджет стала попадать не вся прибыль, а лишь ее часть, взимаемая в виде налогов. Простая задачка на сообразительность: если раньше вся прибыль перечислялась в казну, то каков должен быть налог с прибыли приватизированного предприятия, если его рентабельность не изменилась?

Решили задачку? 100 % получилось? Но за счет чего будет жить частный собственник? Может быть, под управлением частного предпринимателя заводы будут работать лучше? Ну, например, предположим, что прибыль увеличилась вдвое. Тогда достаточно взимать 50 %, и бюджет не пострадает.