Олег Хлевнюк - Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры
В доносе, который Рюмин подал на имя Сталина 2 июля 1951 года, Абакумов обвинялся в различных преступлениях, главным образом в том, что он тормозил расследование дел о группе врачей и молодежной еврейской организации, якобы готовивших покушения против вождей страны[401]. Обстоятельства появления заявления Рюмина почти неизвестны. Рюмин мог подать заявление как по собственной инициативе, так и по подсказке сверху. Сам Рюмин, арестованный после смерти Сталина, на допросе показывал, что написать донос его заставила боязнь за собственную судьбу. Дело в том, что в 1950 году Рюмин забыл в служебном автобусе папку с важными документами, за что получил взыскание по служебной и партийной линии. Кроме того, в мае 1951 года управление кадров МГБ начало проверку сведений о ближайших родственниках Рюмина и выявило, что он скрыл ряд компрометирующих фактов. Рюмин написал рапорт по этому поводу, но и в нем не стал упоминать, что его отец торговал скотом, брат и сестра осуждены, а тесть в годы Гражданской войны служил в армии Колчака[402]. Эти признания Рюмина похожи на правду. Напомним, что с начала 1951 года в МГБ из партийного аппарата был назначен новый заместитель министра по кадрам, что явно предполагало проверку аппарата министерства. Донос Рюмина вполне мог быть следствием этой проверки, затеянной Сталиным. Скорее всего, Сталин рассчитывал получить именно такого рода доносы, а поэтому бумага Рюмина сразу же попала в центр внимания высшего руководства страны.
Пока неизвестны документы, позволяющие точно выяснить, каким образом заявлению Рюмина был дан ход. Помощник Маленкова Д. Н. Суханов в своих воспоминаниях утверждал, что именно Маленков передал донос Сталину[403]. Вполне возможно, что какой-то первоначальный донос Рюмина был с чьей-то помощью (например, того же Маленкова) переработан и заострен. Несомненно, однако, что любые усилия скомпрометировать Абакумова не имели бы успеха, если бы это не соответствовало намерениям Сталина. 4 июля 1951 года Политбюро приняло постановление: «Поручить Комиссии в составе тт. Маленкова (председатель), Берии, Шкирятова и Игнатьева проверить факты, изложенные в заявлении т. Рюмина и доложить о результатах Политбюро ЦК ВКП(б). Срок работы Комиссии 3–4 дня»[404]. Способ оформления этого постановления дает основания для некоторых предположений. В подлинном протоколе постановление было написано рукой Маленкова и не сопровождалось никакими отметками о голосовании. Обычно это происходило в тех случаях, когда вопрос решался на встречах Сталина с его ближайшими соратниками. Поскольку 4 июля 1951 года в кремлевском кабинете Сталина никакие заседания не зафиксированы, можно предположить, что вопрос решался на сталинской даче. В рукописном варианте постановления, записанном Маленковым, не упоминался в качестве члена комиссии заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) С. Д. Игнатьев. Его фамилия была внесена секретарем в машинописный текст постановления с припиской: «Исправление внесено по указанию т. Маленкова 5.VII». Вероятно, решение о включении Игнатьева в состав комиссии было принято в ночь на 5 июля на заседании в кабинете Сталина, где с 0 часов 30 минут присутствовали Молотов, Булганин, Берия, Маленков, с 1 часа к ним присоединился Абакумов, а с 1 часа 40 минут — Рюмин[405]. Экстренное привлечение Игнатьева, который вскоре сменил Абакумова на посту министра, могло свидетельствовать как о том, что Сталин до последнего момента не определился с судьбой Абакумова, так и о том, что он оттягивал выбор нового министра. Однако скорее всего, Сталин из осторожности по обыкновению не хотел раньше времени раскрывать свои намерения.
В отведенные несколько дней комиссия Политбюро, опираясь на заявление Рюмина, провела допросы как самого Абакумова, так и его заместителей и начальников подразделений МГБ. В результате донос Рюмина был признан объективным. 11 июля 1951 года Политбюро приняло решение «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР»[406]. Обвинения против Абакумова были выдвинуты по нескольким пунктам. Прежде всего, ему поставили в вину прекращение дела против врача Я. Г. Этингера, арестованного в ноябре 1950 года и признавшегося под пытками, что он «имел террористические намерения» и «практически принял все меры к тому, чтобы сократить жизнь» А. С. Щербакова, секретаря ЦК ВКП(б), умершего в 1945 году. Абакумов, как говорилось в постановлении, «признал показания Этингера надуманными» и приказал прекратить следствие в этом направлении. Более того, в постановлении утверждалось, что Абакумов намеренно умертвил Этингера с целью пресечь следствие. Абакумов якобы приказал поместить больного Этингера в сырую и холодную камеру. «Таким образом, погасив дело Этингера, т. Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства», — говорилось в постановлении Политбюро. Далее, Абакумов был обвинен в том, что скрыл от высшего руководства страны материалы следствия по делу Салиманова, бывшего заместителя генерального директора акционерного общества «ВИСМУТ», бежавшего к американцам, но арестованного в августе 1950 года в Германии, а также по делу «еврейской антисоветской молодежной организации», арестованной в Москве в январе 1951 года, и якобы готовившей террористические акты против руководителей Политбюро. Наконец, Абакумову поставили в вину нарушения в ведении следствия — составление фальсифицированных протоколов допросов и затягивание расследования дел сверх сроков, установленных законом.
Политбюро постановило снять Абакумова с работы министра государственной безопасности и передать его дело в суд. Несколько высокопоставленных работников МГБ были освобождены от должностей и исключены из партии. Еще нескольким объявлены выговоры. Постановление обязало МГБ возобновить следствие по делу о «террористической деятельности» группы врачей и «еврейской антисоветской молодежной организации». Наконец, С. Д. Игнатьев был назначен представителем ЦК ВКП(б) в Министерстве государственной безопасности, что фактически предопределяло его последующее назначение новым министром. 13 июля это постановление было включено в закрытое письмо ЦК ВКП(б), предназначенное для рассылки руководителям местных партийных организаций (от республик до областей) и подразделений МГБ[407]. В письме (помимо изложения постановления от 11 июля) содержался призыв к партийным руководителям «всемерно усилить свое внимание и помощь органам МГБ в их сложной и ответственной работе». Такие призывы усилить партийный контроль в МГБ были подкреплены назначением на пост министра 9 августа 1951 года партийного чиновника — заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) Игнатьева[408].
Обвинения, выдвинутые против Абакумова, были явно надуманными. Особенно нелепо звучали претензии по поводу нарушения «социалистической законности», учитывая, что сам Сталин давал прямые указания чекистам применять пытки. Истинные причины смещения Абакумова не нужно усложнять. Периодические перетряски были для Сталина обычным способом укрепления контроля над органами госбезопасности. Вполне подходящей для этой цели была и кандидатура нового министра. До выдвижения в МГБ 47-летний Игнатьев делал карьеру на партийной работе — из аппарата ЦК ВКП(б) был направлен секретарем ряда обкомов, вторым секретарем компартии Белоруссии, затем в 1950 году опять вернулся в ЦК на пост заведующего отделом, который занимался подбором руководящих партийных кадров. Сталин, несомненно, остановил свой выбор на Игнатьеве, как на дисциплинированном исполнителе своей воли, к тому же не обремененном групповыми интересами чекистского ведомства. Вскоре на ответственные должности в МГБ были назначены другие партийные работники. Одновременно большая группа кадровых чекистов арестована. Всеми этими чистками и перестановками руководил сам Сталин[409].
Помимо нового баланса сил между собственно чекистами и новыми партийными выдвиженцами, в МГБ в результате кадровых перестановок сложилась запутанная система противовесов и конкуренции между различными группировками. 26 августа 1951 года, вскоре после назначения Игнатьева, было принято решение о необходимости иметь двух первых заместителей министра госбезопасности[410]. Смысл этого решения становится понятнее, если учесть, кто конкретно был назначен на эти посты. Равные права заместителей Игнатьева были вручены двум потенциальным соперникам — С. И. Огольцову, работавшему заместителем еще у Абакумова, а также близкому к Берии С. А. Гоглидзе. Оба они периодически перемещались из центра на местную работу, а затем возвращались в Москву. О конфликтных отношениях свидетельствует также судьба этих руководителей МГБ после смерти Сталина. Если Гоглидзе при поддержке Берии получил высокий пост в новом Министерстве внутренних дел, то Огольцов был арестован. В добавление к этой конкурирующей паре по требованию Сталина и при некотором сопротивлении Игнатьева 19 октября 1951 года заместителем министра и начальником следственной части по особо важным делам был назначен Рюмин[411]. Это означало, что при Игнатьеве появлялся еще один соглядатай, который не только имел репутацию разоблачителя, но пользовался особым покровительством Сталина и в принципе мог иметь прямой выход на него. Таким образом, Игнатьев был плотно окружен помощниками, которых сам он по доброй воле вряд ли выбрал себе в заместители.
