Джозеф Стиглиц - Ревущие девяностые. Семена развала
К счастью, большинство американцев пребывают в неведении о том, насколько ухудшилась обстановка полетов, иначе они бы стали опасаться пользоваться авиатранспортом. Я провел на месте инспекцию состояния оборудования Национального аэропорта, обслуживающего нашу столицу. Там стояли настолько устаревшие компьютеры, что они все еще использовали лампы, импортируемые из Польши, поскольку почти во всех других странах мира их производство прекращено. Целый зал устаревших компьютеров располагал вычислительной мощностью меньшей, чем портативный компьютер, на котором я сейчас пишу. Второй зал был заполнен резервными аккумуляторами старого типа, использующими химические реакции, с приданной им оросительной установкой на случай утечки кислоты — но, что самое худшее, если бы произошло отключение электричества, они могли бы продержаться не более получаса, т.е. гораздо меньше, чем батарейка моего портативного компьютера.
Бюджетные правила игры подталкивали нас к какой-либо форме приватизации{48}, при которой заново созданная Корпорация безопасности полетов могла бы получить кредиты на модернизацию. Для экономики в целом, разумеется, практически нет разницы: государство или новая корпорация привлекут необходимые заемные средства для модернизации системы безопасности полетов; но близорукость финансовых аналитиков не позволяет им смотреть на вещи с такой точки зрения. Если кредиты берет государство, то это в любом случае плохо, на какое бы полезное дело деньги ни расходовались; они просто не интересуются тем, что происходит в реальном мире.
Есть, однако, другое преимущество в приватизации — любой бухгалтер частного предприятия заставит самолеты корпораций платить, ликвидировав тем самым этот особо вызывающий пример вспомоществования для корпораций. Но мне следовало бы знать, насколько находчивы корпоративные лоббисты, очень находчивы — даже тогда, когда рыночный механизм вполне соответствует их взглядам, они все равно обращают свои таланты на изыскание способов обогащения корпораций за счет остального общества. Лоббисты быстро сообразили, каковы будут последствия приватизации, несмотря на то, что они обычно выступают за частный сектор и яростно атакуют государство за любые его действия, на этот раз они сменили свою позицию на противоположную. Они сменили ее именно потому, что они точно знали, что приватизация покончит с их скрытой субсидией. И они победили{49}.
РАДИОДИАПАЗОН
Иногда вспомоществование для корпораций принимает форму раздачи богатейших природных ресурсов нашей страны. Горнорудные компании, например, могут получать эти ресурсы просто по требованию. Когда в начале мы попытались заставить их платить, нас сразу же поставили на место самые обыкновенные прорыночные консерваторы. Когда требования сбалансированного бюджета усилились, мы стали продавать диапазоны радиоволны, право использования принадлежащего народу эфира. Этот ресурс также относится к общенародным. Хотя его нельзя увидеть (подобно нашим запасам нефти, газа, минералов и леса, стоящим миллиарды долларов), он тоже обладает колоссальной ценностью, и одним из достоинств режима строгой бюджетной экономики было то, что мы, наконец-то, начали попытки использования этих ресурсов для общего народного блага. Исторически, вплоть до 1993 г., мы просто раздавали право пользования радиодиапазонами, и на этом сделали состояния наши теле- и радиостанции, наши магнаты средств массовой информации. Достижения экономической теории показали, что мы можем проводить аукционы, которые отдадут американскому народу стоимость этого ресурса, по праву принадлежащего ему. Тот, кто верит в действенность механизма цен, должен понять, что подобные аукционы обеспечили бы оптимальное использование дефицитного ресурса и создали бы возможность включения пункта о «социальной ответственности» в протокол аукциона, например, требование, чтобы победитель аукциона выделял определенное число часов на образовательные передачи. Мы достигли соглашения с лидерами республиканцев в Сенате, Робертом Доулом (Robert Dole) о том, что будем брать плату с телевидения за использование диапазона электромагнитных волн, и поначалу казалось, что дело сделано. Но все-таки средства массовой информации добились, чтобы законопроект был отвергнут. Сила средств массовой информации основывается не только на предвыборных пожертвованиях, но и зависит от характера и объема освещения в них кандидатов и их программ. Политики, бросающие вызов средствам массовой информации, подвергаются серьезной опасности.
Раздача народного достояния продолжается, и ее политические издержки, наверное, даже превышают ее влияние на бюджет. Если бы мы выставили диапазон электромагнитных волн на аукцион, мы могли бы влиять не только на детские программы, но и на освещение избирательных кампаний. Мы добились бы такого освещения, которое сократило бы потребность в пожертвованиях, а тем самым политическое влияние корпораций. Но средства массовой информации, задарма получающие дефицитный ресурс диапазона — и даже расширяющие его, объясняя это необходимостью более безболезненного перехода на цифровое телевидение — рассматривали владение диапазоном как свое право и упорно сопротивлялись любому изменению ситуации.
* * *
Таковы были наши успехи в ликвидации вспомоществования для корпораций. В большинстве областей, где каждый год терялись миллиарды долларов либо в виде бесполезных расходов, либо в виде непоступления налогов, мы даже не предлагали крупных сокращений. Мы знали, что политики настроены против нас. Огромные сельскохозяйственные субсидии продолжали изливаться преимущественно на корпоративные сельхозпредприятия, хотя в 1995 г. мы провели закон об их прекращении. Мы предложили повышенные выплаты субсидий вперед в обмен на постепенный отказ от них. Они приняли выплаты вперед, но как только выплаты стали сокращаться, потребовали их восстановления. При Буше младшем консерваторы из Среднего Запада, считающиеся сторонниками свободного рынка, поддерживали не только восстановление этих выплат, но и их увеличение.
Большая часть экстенсивного скрытого корпоративного вспомоществования приходилась на неналоговые льготы и защиту от конкуренции. По странной логике Вашингтона, предоставившего 100 млрд долларов за то, что вы сделаете что-то гораздо хуже, чем обещали, ваши налоги снижаются на 100 млрд долларов. Исходящий чек отличается от чека входящего. Разница состоит в том, что за исходящими чеками легче следить, чем за чеками входящими, и поэтому гораздо легче прекратить выдачу чеков исходящих. Корпоративные лоббисты хорошо знают это, в силу чего они «выдавливают» как можно больше субсидий с использованием налогового кодекса. Очень примечательно, как мало нам удалось добиться в ликвидации налоговых субсидий, вопреки сильному давлению, направленному на сокращение бюджетного дефицита. Долгое время мы сохраняли многомиллиардные экспортные субсидии, которые привели наших торговых партнеров в такую ярость, что в 1998 г. они сделали представление во Всемирной торговой организации и выиграли дело. Но вместо того, чтобы отменить субсидии, мы попытались их привести в формальное соответствие с правилами ВТО{50}.
УРОКИ
Изменяющийся мир означает для Америки необходимость изменения структуры своей системы регулирования. Необходимо переосмысление роли государства. Мы в администрации Клинтона знали, что есть области, где мы нуждаемся в снижении роли государства, — например, в сокращении вспомоществования для корпораций. Но знали также, что есть области, где присутствие государства по-прежнему неизбежно, как, например, вспомоществование для бедных или фундаментальная наука. Мы знали, что сохраняется необходимость регулирования, — большая часть регулирования была введена вполне обоснованно. Мы знали также, что бывают провалы как рыночного механизма, так и государственного вмешательства, вследствие чего регулирование должно быть тщательно проработанным и ограниченным. Именно потому, что провалы часто случаются и на рынках, и при вмешательстве государства, роль их взаимодействия еще более возрастает. Сила каждого из них может компенсировать слабости другого. Но хотя часть администрации Клинтона это понимала, в слишком многих случаях — в электроэнергетике, телекоммуникациях и банковском деле — мы уступали заклинаниям дерегуляторов вместо того, чтобы задаться вопросом, какой должна быть адекватная структура системы регулирования, означающая больше регулирования в одних областях (например, в области ведения бухгалтерского учета или тайного офшорного банковского дела) и меньше — в других. К тому же в свете истории проблем, связанных с дерегулированием, нам следовало бы быть лучше осведомленными и подходить к процессу дерегулирования более осторожно. Чтобы справедливо оценить свою собственную деятельность, нужно отметить, что даже если бы администрация разработала адекватные законопроекты о регулировании, маловероятно, что она могла бы провести их через Конгресс: даже сегодня, после всех катастроф, связанных с дерегулированием, заклинания дерегуляторов сохраняют силу; те, кто составили себе состояние на дерегулировании и сумели сохранить его, получили гораздо лучшие позиции для вербовки лобби с целью еще более широкого и быстрого дерегулирования, чем те, кто сохранить его не сумел. В каждой из областей, где было проведено дерегулирование, реальность оказалась совершенно не такой, как предсказывали лоббисты — и даже те, чьи ставки в этой игре были меньше. Но лоббисты дерегулирования одновременно представляли тех, кто осуществлял свое дело, исходя из совсем других предпосылок: Бэби Беллз были с очевидностью неправы в своих предсказаниях о темпах развития конкуренции в области «последней мили» телефонной связи. Прошли уже года со времени принятия Закона о телекоммуникации 1996 г., а конкуренция здесь все еще носит весьма ограниченный характер. Мы были правы, когда выражали озабоченность по вопросу о темпах развития конкуренции.
