Сергей Аксёненко - Зачем нужен Сталин

Как должен человек, родившийся в советской Украине, который всю свою жизнь знал, что его предки одержали победу под Полтавой, отнестись к тому, что это была не победа, а поражение? Как должен отнестись человек, всю жизнь знавший, что он вместе с русским и белорусским народом принадлежит к величайшей культуре, одной из ведущих культур земного шара, к тому, что эту великую культуру создали «иностранцы», а своей родной культурой он должен отныне считать ту — глубоко провинциальную и незаметную в мировом масштабе — культуру, которую навязывают националисты? Культуру, которая ничего, кроме фольклорных шаровар и вышивок, не дала мировой цивилизации.

Как должен отнестись украинец, всю жизнь знавший, что его Родина— величайшая держава планеты, государство мирового масштаба, к тому, что это оказывается не его родина, это была «страна-оккупант», а его родиной на самом деле является страна, которую вечно «гнобили» и унижали, которая входит в число худших государств мира по большинству показателей, которая коленопреклоненно просит, чтобы ее «взяли в Европу», а вместо этого «Европа» отбирает у нее морской шельф и запрещает казнить маньяков-убийц?

Как должен отнестись украинец, всю жизнь знавший, что первый человек в космосе гражданин его страны и что первый украинец слетал в космос еще в 1962 году, к тому, что это были «оккупанты»? А первый украинец поднялся в космос, оказывается, только в 1997 году, и не на своем, а на американском корабле.

Как должен отнестись украинец, чьи предки вышли победителями в Великой Отечественной войне, к тому, что сражались они за власть «оккупантов»? А настоящие «герои» не они, а те, кто воевал на стороне разбитых фашистов! Как можно отнестись ко всему этому бреду? Какой уважающий себя человек отвергнет славное прошлое победителя и примет прошлое вечно побежденного!

Глава 7

Советская власть и творческая интеллигенция

7.1. «Реконструкция» реальности

Когда-то, еще во времена «застоя», у меня появилась привычка восстанавливать подлинную картину действительности. Попадая в крупные города (хотя бы в областной центр), я покупал старые (нередко дореволюционные) газеты, журналы, книги, начиная от прижизненных изданий Мережковского и заканчивая сочинениями Сталина. Сверяя полученную информацию с тем, что писалось в официальных изданиях, я получал более-менее объективное представление о том или ином явлении.

Перестройка вначале обрадовала появлением многих «закрытых» прежде материалов, но предыдущий опыт вскоре помог мне и здесь выявить новые потоки лжи и умалчивания. Более того — когда к массовому читателю пришли «замалчиваемые» ранее авторы (те же Гумилев, Мандельштам, Ходасевич), как будто бы в целях удержания «равновесия» начали «замалчивать» других поэтов, не менее талантливых (Светлов, Багрицкий, Смеляков, Слуцкий), вся «вина» которых заключалась в том, что они широко печатались прежде.

Пришлось мне тогда снова взяться за старое, за восстановление подлинной картины действительности. Тем более что такая работа, в отличие от прежних лет, не требует теперь особого напряжения, нужна лишь определенная внимательность. Искажение действительности сейчас делается куда более топорно и грубо.

Скажем, ныне сплошь и рядом попадаются книги, в предисловиях-послесловиях к которым говорится, как жестоко в эпоху «брежневизма» (сталинизма, волюнтаризма— нужное подчеркнуть) преследовался тот или иной писатель. И в конце этой же книги дается хронология его творчества, из коей явствует, что издавался наш герой чуть ли не каждый год. Кто знает, как сложно было издать книгу во времена СССР, поймет, что ни о каком особом преследовании со стороны властей и речи быть не может, скорее наоборот.

Вначале «реконструкция действительности» делалась исключительно для внутреннего пользования. Ведь вынося накопленную информацию «на люди», я как бы невольно развенчиваю, снижаю образы своих любимых писателей (нелюбимыми заниматься скучно).

Но, с другой стороны, есть закон маятника, и маятник обязательно рано или поздно качнется в противоположном направлении. Рано или поздно найдутся люди, желающие соригинальничать (заработать денег на скандальной славе). Они подчистят все, что было раньше недосказанного, сгребут это в одну кучу и вывалят ее на читателя (как это проделали «перестройщики» со многими персонажами советской истории). Такой вовремя заброшенный, тенденциозно подобранный материал может иметь эффект разорвавшейся бомбы, ибо он диссонирует с привычной слащаво-елейной картинкой. Маятник вновь пойдет в другую сторону, установится новое искаженное восприятие образа, затем вновь найдется желающий соригинальничать и т. д. и т. п. Уж не лучше ли сразу попытаться установить правду, какой бы она ни была.

7.2. «Классовый» подход наоборот (читая мемуары Н.Я. Мандельштам)

Зачастую авторы демонстрируют поистине «классовый» подход, только наоборот. При советской власти все проблемы любили объяснять социальными и классовыми причинами (такой подход был разработан писателями еще в XIX веке). Теперь делают то же самое, только если тогда во всем был виноват царизм, то теперь — сталинизм, тогда — капитализм и крепостничество, сейчас — социализм. При этом не учитывают, что независимо от всех «измов» в человеческом обществе всегда были, есть и будут проблемы, вызванные психическими особенностями людей. При всех «измах» и часто независимо от них были злоба, зависть, черствость, жадность, тщеславие.

Так, жена поэта Осипа Мандельштама— Надежда Яковлевна — «сталинщину» и строй винит во всем: и в грубости секретарши большого начальника, и в трудностях получения выгодного заказа на перевод, и в проблемах во время защиты диссертации (которую, кстати, она успешно защитила) и т. д. и т. п.

Вообще-то в мемуарах Надежды Яковлевны (далее. — Н. Я.) Осип Эмильевич выступает как какой-то былинный богатырь, несгибаемый борец с системой. Мандельштам как бы противопоставляется всем, кто выжил в сталинские времена, всем, кто не был репрессирован. Такие люди поданы в воспоминаниях Н. Я. чуть ли не как соучастники власть имущих в их борьбе с поэтом. «На орехи» досталось всем — начиная от Пастернака и заканчивая Шагинян.

Н. Я., описывая, как жили в конце 1930-х годов писатели (их квартиры, вещи), выглядит как человек, который все это хотел взять от жизни (а Мандельштам всегда, по ее словам, держал ее в узде), но не смог. Иногда она проговаривается, рассказывая, как, получив квартиру (и прожив в ней всего полгода), она невзлюбила знакомых, останавливающихся у них во время пребывания в Москве.

«Это настоящая загадка: каким образом балованная и вздорная девчонка, какой я была в дни слепой юности, могла увидеть «свет, невидимый для вас» и спокойно пойти навстречу страшной судьбе. В дни, когда ко мне ходила плакать Ольга Ваксель, произошел такой разговор: я сказала, что люблю деньги. Ольга возмутилась — какая пошлость! Она так мило объяснила, что богатые всегда пошляки и бедность ей куда милее, чем богатство, что влюбленный Мандельштам засиял и понял разницу между ее благородством и моей пошлостью… А я и сейчас люблю деньги, комфорт, запах удачи. И Мандельштам любил все радости, которые дают деньги. Мы вовсе по природе не аскеты, и нам обоим отречение никогда свойственно не было. Просто сложилось так, что пришлось отказаться от всего».

Поэтому книги ее во многом выглядят как своеобразная компенсация — получить «по духовному ведомству» то, что недополучено «по материальному».

Заслуги Н.Я. в сохранении творческого наследия Мандельштама огромны. Она действительно была преданной и любящей женой и всю свою жизнь посвятила служению великому поэту и его творчеству. Но в своих воспоминаниях она напоминает суперподозрительную (в каждом видит сексота), склочную, брюзжащую, необъективную (сама себе противоречит) старуху.

А на самом деле все было несколько иначе, чем хочет показать Надежда Яковлевна, и для того, чтобы это узнать, достаточно просто внимательно перечитать ее же воспоминания.

Из них вытекает, что до 1934 года Мандельштам был вполне благополучным, даже преуспевающим, советским писателем. Он очень много печатался, выпуская как отдельные книги, так и сотрудничая в самых престижных изданиях («Литературная газета», «Известия», «Огонек», «Красная новь», «Звезда», «Ленинград» и многие другие).

Мандельштам был лично знаком со многими «вождями» партии и государства — членом Политбюро и главным редактором газеты «Правда» Бухариным, Председателем ВЧК Дзержинским, руководителем Закавказья (первым секретарем Закавказского крайкома ВКП(б)) Ломинадзе, крупным партийным деятелем (позже — всесильным наркомом НКВД) Ежовым, а с сестрой Ленина (!) поэт «воевал» за дополнительную комнату в доме Герцена. И вообще делами Мандельштама занимался лично Сталин. Вспомним знаменитую резолюцию «отца народов» на уголовном деле Осипа Эмильевича: «изолировать, но сохранить».