Владимир Бортко - Нужна ли России правда? Записки идиота
«Мастер и Маргарита» — похожая коллизия, между прочим. Есть некий человек… можно сказать, что дух или падший ангел, но я предпочитаю говорить, что человек. И узнает он, что в некой стране строят принципиально новое общество — без корысти, без угнетения, без пороков. А поскольку он в некотором смысле специалист по порокам, знаток их истории и теории — ему интересно, и он едет разбираться на месте: как так, что за новые люди? Произвел контрольные замеры. Это, кстати, ответ на вопрос: почему дьявол так сравнительно мало начудил в Москве? Почему не разнес все, ограничившись несколькими простыми чудесами, гастролью в варьете и спасением одной пары? Потому что ему больше ничего не надо было: он едет не конец света устраивать, а разбираться в ситуации. Ставит эксперименты: с деньгами, с разоблачением вранья… И видит, что люди как люди, квартирный вопрос их только испортил. Квартирный вопрос надо понимать в самом широком смысле.
– Я не согласен с ним, что «люди как люди». Все-таки люди 30-х годов были особенные.
— Ну, с Воландом соглашаться необязательно. Но в 30-е он вполне мог констатировать крах великого эксперимента по созданию нового человека. Это не значит, что эксперимент не будет продолжаться. Я действительно считаю его великим, и человечество к социалистической утопии вернется еще не раз.
Это как церковь. Что, у церкви не было неудач? Были, и принципиальные, вроде крестового похода детей. Но скомпрометировать христианство такими вещами невозможно. Когда Воланд у нас смотрит на публику варьете, на лице у него скорее…
— … сострадание.
— Некоторое разочарование, я бы сказал. Обидно же, что люди — опять только люди.
– У вас не было колебаний насчет Лаврова — Пилата? Все-таки за ним — огромная толпа советских положительных героев, которых он сыграл, и некоторые говорили, что Пилат похож на Ленина…
— Меня именно это в Лаврове и привлекало. За ним не только галерея советских положительных типов, но и вообще образ сильного человека. На роль Пилата он подходил идеально — потому что ему свою силу доказывать не надо, как Пилату не надо доказывать Каифе, что он в случае чего может здорово испортить ему жизнь. Лавров, как и Пилат, — герой с репутацией, с ореолом властности. «Мальчик ли я, Каифа?»
– Безруков тоже актер с репутацией. Она вас устраивала?
— Вопрос на вопрос: Безруков плохо сыграл?
– Хорошо. Но с просвечивающим сквозь него Белым я поначалу ничего сделать не мог…
— Да нет там ничего подобного! Безруков — сильный актер. Он и без грима — какой там особенный грим? — был бы вполне убедителен. Всех этих разговоров про Сашу Белого я вообще не понимаю. Кажется, он победил предубеждение, если оно и было у части зрителей.
В чем главная трудность в сериальном формате? Особенно когда серии короткие — пятьдесят минут? В обычном двухчасовом фильме ощутимее ритм. Он в сериале отчетливо нарастает, и я-то знаю, где это происходит. Определенный перелом — в пятой серии, следующий — в седьмой, где бал Сатаны (я седьмую вообще люблю больше остальных), потом все это ускоряется уже лихорадочно, чтобы в финале взорваться. Но для такого эффекта раскачка должна быть неторопливой, точно просчитанной, и первые три серии должны оставлять впечатление некоторой вязкости. У людей не хватает терпения досмотреть, они торопятся с выводами — мы и так уж поставили две первые серии в один день, освободив их от рекламы. Они — самое трудное, дальше не оторвешься.
– У вас нет ощущения, что «Мастер» — все-таки роман не без пошлости? Что готический роман пришел в Россию в оболочке плутовского, сатирического, как Азазелло или Бегемоту, красавцам и злодеям, пришлось напялить гротескные маски? Они же там в конце, при отлете, совершенно другие…
— Все обстоит ровно наоборот. Булгаков всю жизнь занимался политической и — шире — социальной сатирой, он сатирик по преимуществу, как и Гоголь. Чтобы написать жесткий и точный роман, ему понадобился сказочный и готический антураж. Только под маской сказки столь резкая книга и могла проскочить, он же не отказывался от надежды увидеть ее опубликованной! Вообще же «Мастер» — роман не мистический. Ему это приписывают, раздувают легенду о патологической невозможности его снять, о роке, который над ним тяготеет… В сотый раз повторяю: мистика действует на тех, кто в нее верит. Для меня вся чертовщина в романе — художественный прием, не более. Думаю, что и для Булгакова тоже. Он был врач, человек трезвый.
– О смешных или роковых случаях на съемках спрашивать не буду…
— Да не было ничего смешного, и рокового тоже. Огромная картина была снята за 9 месяцев — вам любой скажет, что это практически невозможно, особенно при таком разбросе натуры и огромной актерской занятости. Такого плотного графика съемок и такой ответственности у меня не было никогда, хотя длинные проекты случались и раньше — в «Бандитском Петербурге» 15 серий, в «Идиоте» — 10… Но сложнее «Мастера» не было ничего. Не до веселья было и не до рока — все работали.
– Вам сталинский стиль, так называемый «вампир», нравится?
— Да, как всякий стиль, эстетическая законченность вообще… Думаю, в больничных сценах я эту любовь отчасти реализовал — особенно на тех планах, где роскошное здание в лунном свете…
– А к аналогии «Сталин — Воланд» вы как относитесь?
— Некоторые основания для такого соотнесения роман действительно дает — хотя бы потому, что в уста Воланда вложено несколько дословных сталинских цитат. Ну, например: «Вам кажется, что это невозможно? Нам тоже. Но ми папробуем». И еще несколько словечек, для тогдашнего читателя вполне узнаваемых. Это совершенно не делает «Мастера» сталинистским романом. Наоборот, мне кажется, что Воланд подвергается авторскому осмеянию, он тоже сатирический персонаж, и его демонизм высмеивается у Булгакова неоднократно. Ревматический, несколько мелочный, временами провинциальный дьявол, начисто проигрывающий Левию Матвею… Думаю, что и к Сталину, особенно к его претензиям на тот же демонизм и всевластность, он относился соответственно. Трезво. Роман-то, в конце концов, не о дьяволе, а о Мастере и Маргарите.
– Кстати, о Маргарите. Выбирая Ковальчук, вы учитывали некий эротический подтекст книги? Потому что из всех кандидаток на Маргариту она выглядела, конечно, самой сексуальной.
— А где в «Мастере» эротический подтекст, серьезно?
– Да полно там эротики. Голые полеты над Москвой, поцелуи в колено на балу Воланда, потом «Верните мне Мастера, моего любовника!»…
— Вот она, поколенческая разница! Мне-то казалось, что поцелуй в колено — выражение почтения и благоговения, а вы там видите эротику. Зато слово «любовник» вам почему-то кажется откровенным, хотя — ну а как это еще назвать-то? Моего друга? Моего любимого писателя? Эротический подтекст, пожалуй, есть в сатанизме — извращенная, темная эротика, — но у Булгакова сатанизмом не пахнет. Голая Гелла, голая Наташка на борове — это как раз скорее пародия, запоздалое пересмеивание серебряного века с его пошлятиной.
– Со времен «Собачьего сердца» хочу спросить вас: вы не имели в виду слегка спародировать другую пошлость — либеральную? У Карцева в роли Швондера проскакивают интонации Новодворской.
— Ну, я не настолько ее знаю…
– Но вообще — не было у вас желания высмеять это время, конец 80-х? Когда новые шариковы были одержимы новыми идеями — уже не перепиской Энгельса с Каутским, а либеральными и демократическими лозунгами?
— Конкретно о высмеивании тех лозунгов я, помнится, не думал, но вообще — да, картина ведь, как и повесть, о приключениях идеи. О том, что бывает, когда идея сочетается с добродетелями массового человека. О том, во что превращается абстракция, когда ее спускают в массы… Проблема Шарикова ведь не в том, что он исповедует марксизм, или либерализм, или государственность. Проблема в том, как он это делает. Не в том беда, что ему вдолбили Энгельса с Каутским или Декларацию прав человека. Беда в том, что у него собачье сердце…
2006 г.
«Петр I. Завещание»
(Интервью В. В. Бортко для «Вокруг ТВ», журналист К. Гаврильчик)
– Владимир Владимирович, завтра у вас день рождения, как вы его обычно отмечаете?
— Никаких традиций в этом вопросе у меня нет, каждый год это происходит по-разному. Раньше веселее было, а со временем этот праздник становится все грустней и грустней. Но тут уж ничего не поделаешь, годы-то идут! Иногда смотришь на себя в зеркало, видишь, как постарел, всякие мысли в голову лезут…
– К примеру, мысль о фильме, посвященном Петру I…
