Иосиф Сталин - Том 1
Прежде всего, он отступил потому, что у него не было и того минимума революционного сознания, который безусловно необходим для победы восстания. Пролетариат, с молитвой и надеждой идущий к кровавому царю, который все свое существование построил на угнетении народа, пролетариат, доверчиво идущий к своему заклятому врагу просить “крупицу милости”, — разве такой народ может взять верх в уличной борьбе?..
Правда, потом, спустя короткое время, ружейные залпы открыли глаза обманутому пролетариату, ясно показав ему отвратительное лицо самодержавия, правда, он уже с гневом восклицал: “Царь нам всыпал, ну и мы ему всыплем!”, но что толку в этом, если у тебя в руках нет оружия, что ты можешь сделать с голыми руками в уличной борьбе, даже будучи сознательным, разве пуля врага не так же пробивает сознательную голову, как и несознательную?
Да, отсутствие оружия — это было второй причиной отступления петербургского пролетариата.
Но что мог сделать один Петербург, даже если бы он имел оружие? Когда в Петербурге лилась кровь и строились баррикады, в других городах никто и пальцем не пошевельнул, — вот почему правительство смогло стянуть войска из других мест и залить улицы кровью. И только потом, когда петербургский пролетариат, предав земле прах убитых товарищей, вернулся к своим повседневным занятиям, — только потом в различных городах раздался клич бастующих рабочих: привет петербургским героям! Но кому и что мог дать этот запоздалый привет? Вот почему правительство не приняло всерьез эти разрозненные и неорганизованные выступления и без большого труда рассеяло раздробленный на отдельные группы пролетариат.
Следовательно, отсутствие организованного всеобщего восстания, неорганизованность выступлений пролетариата, — вот что было третьей причиной отступления петербургского пролетариата.
Да и кому было организовать всеобщее восстание? Народ в целом не мог этого взять на себя, а передовая часть пролетариата — партия пролетариата — сама не была организована, будучи раздираема партийными разногласиями, — внутренняя война, партийный раскол день ото дня обессиливали ее. Неудивительно, что разделившаяся надвое молодая партия не смогла взять на себя организацию всеобщего восстания.
Следовательно, отсутствие единой и сплоченной партии — вот что было четвертой причиной отступления пролетариата.
И, наконец, если крестьянство и войска не присоединились к восстанию и не влили в него новых сил, то и это произошло потому, что в слабом и кратковременном восстании они не могли видеть особой силы, а к слабым, как известно, не присоединяются.
Вот почему отступил героический пролетариат Петербурга в январе прошлого года.
* * *Время шло. Пролетариат, взбудораженный кризисом и бесправием, готовился к новой схватке. Заблуждались те, кто думал, что жертвы 9 января убьют в пролетариате всякую волю к борьбе, — наоборот, он еще более лихорадочно и самоотверженно готовился к “последней” схватке, еще мужественнее и упорнее боролся против войск и казаков. Восстание матросов на Черном и Балтийском морях, восстание рабочих в Одессе, Лодзи и других городах, беспрерывные стычки крестьян с полицией ясно доказывали, какой неугасимый революционный огонь горит в груди народа.
Революционное сознание, которого недоставало пролетариату 9 января, в последнее время он приобретал с поразительной быстротой. Говорят, что десять лет пропаганды не могли бы дать столько для роста сознания пролетариата, сколько дали дни восстания. Это так и должно было быть, ибо процесс классовых схваток — это та великая школа, где не по дням, а по часам растет революционное сознание народа.
Всеобщее вооруженное восстание, которое на первых порах проповедывала лишь небольшая группа пролетариата, вооруженное восстание, к которому иные товарищи относились даже с сомнением — постепенно привлекало симпатии пролетариата, — и он лихорадочно организовывал красные отряды, приобретал оружие и т. д. Октябрьская всеобщая стачка наглядно показала возможность одновременного выступления пролетариата. Тем самым была доказана возможность организованного восстания, — и пролетариат решительно стал на этот путь.
Необходима была только сплоченная партия, единая и нераздельная социал-демократическая партия, которая бы возглавила организацию всеобщего восстания, объединила бы революционную подготовку, проводимую врозь отдельными городами, и взяла на себя инициативу наступления. Тем более что сама жизнь подготовляла новый подъем — кризис в городе, голод в деревне и другие подобные им причины делали со дня на день неизбежным новый революционный взрыв. Беда была в том, что такая партия создавалась только теперь: обессиленная расколом, партия только что оправлялась и налаживала дело объединения.
Именно в этот момент пролетариат России застала вторая схватка, славная декабрьская схватка.
Поговорим теперь об этой схватке.
Если о январской схватке мы говорили, что ей недоставало революционного сознания, то о декабрьской схватке мы должны сказать, что теперь такое сознание было налицо. Одиннадцать месяцев революционной бури достаточно открыли глаза борющемуся пролетариату России и лозунги: Долой самодержавие! Да здравствует демократическая республика! — стали лозунгами дня, лозунгами масс. Здесь вы уже не увидели бы ни церковных хоругвей, ни икон и царских портретов, — вместо них развевались красные знамена и красовались портреты Маркса и Энгельса, Здесь вы уже не услышали бы пения псалмов и “боже, царя храни”, — вместо этого раздавались звуки “Марсельезы” и “Варшавянки”, оглушавшие угнетателей.
Следовательно, в отношении революционного сознания декабрьская схватка коренным образом отличалась от январской схватки.
Январской схватке недоставало вооружения, народ шел тогда в бой безоружным. Декабрьская схватка сделала шаг вперед, все бойцы теперь рвались к оружию, с револьверами, ружьями, бомбами, а в иных местах даже с пулеметами в руках. Оружие добыть оружием — вот что стало лозунгом дня. Все искали оружие, все чувствовали необходимость в оружии, печально было только то, что самого оружия было очень мало и лишь незначительное число пролетариев могло выступить вооруженным.
Январское восстание было совершенно разрозненным и неорганизованным, там каждый действовал на авось. Декабрьское восстание и здесь сделало шаг вперед. Петербургский и Московский советы рабочих депутатов и центры “большинства” и “меньшинства”, насколько это было возможно, “приняли меры” к тому, чтобы революционное выступление было одновременным, — они призывали пролетариат России к одновременному наступлению. Во время же январского восстания ничего подобного сделано не было. Но так как этому призыву не предшествовала длительная и упорная партийная работа по подготовке восстания, то призыв остался призывом и выступление фактически оказалось разрозненным, неорганизованным. Налицо было лишь стремление к одновременному и организованному восстанию.
Январским восстанием “руководили” главным образом гапоны. Декабрьское восстание имело в этом отношении то преимущество, что во главе его оказались социал-демократы. Но печально было то, что последние были разбиты на отдельные группы, не представляя из себя единой сплоченной партии, и поэтому не могли действовать согласованно. Еще раз Российская социал-демократическая рабочая партия встретила восстание неподготовленной и раздробленной…
Январская схватка не имела никакого плана, не руководствовалась никакой определенной политикой, перед ней не стояло вопроса: наступление или оборона? Декабрьская схватка имела лишь то преимущество, что она ясно поставила этот вопрос, и то только в ходе борьбы, а не в самом начале ее. Что касается решения этого вопроса, то декабрьское восстание обнаружило такую же слабость, как и январское. Если бы московские революционеры с самого начала придерживались политики наступления, если бы они с самого начала, скажем, напали на Николаевский вокзал и захватили его, то, разумеется, восстание было бы более продолжительным и получило бы более желательное направление. Или, например, если бы латышские революционеры решительно проводили политику наступления и не стали колебаться, — они несомненно раньше всего захватили бы батареи пушек, лишив тем самым всякой опоры администрацию, которая сначала допустила захват городов революционерами, а затем, вновь перейдя в наступление, с помощью пушек отвоевала захваченные местности.[143] То же самое надо сказать о других городах. Недаром Маркс говорил: в восстании побеждает смелость, а до конца смелым может быть только тот, кто держится политики наступления.
Вот чем было вызвано отступление пролетариата в средних числах декабря.
