Кронштадтский мятеж - Семанов Сергей Николаевич
Среди 15 членов «ревкома» ровно 1/3 — пять человек — были из команд линкоров «Петропавловск» и «Севастополь», что является прямым доказательством того, что именно на этих двух кораблях сложилось основное руководящее ядро мятежников. С. Петриченко, Ф. Патрушев (гальванер, год призыва — 1912) были с «Петропавловска», а трое других — Г. Ососов (машинист, год призыва — 1914), П. Перепелкин (гальванер, год призыва — 1912), С. Вершинин (матрос, год призыва — 1916) с «Севастополя». [356] Как видно, все они являлись старослужащими. О партийной принадлежности членов «ревкома» известно очень немного. Достоверным, безусловно, является факт, что В. Вальк — мастер Кронштадтского лесопильного завода — был членом меньшевистской партии с 1905 г. и со своей партийной организацией не порывал. [357] Об остальных членах «ревкома», равно как и о других активистах антисоветского мятежа в Кронштадте, источники сохранили крайне скудные сведения. Вполне вероятно, что политическая позиция большинства их была аморфной, зыбкой, нечеткой, и это ясно отражало всю анархическую мелкобуржуазную природу мятежа. Это был классический пример того, что В. И. Ленин назвал колеблющейся меньшевистски-эсеровски-беспартийной массой. [358]«Беспартийный» кронштадтский «ревком» с каждым днем своего существования все более и более склонялся вправо.
«Идеологические», так сказать, деятели мятежников отличались такой же политической аморфностью, как и члены «ревкома». Таков был А. Ламанов — фактический руководитель «Известий ВРК Кронштадта». До начала мятежа он в течение года числился в РКП, но как только в Кронштадте установилась власть «ревкома», он в числе первых подал заявление о выходе из партии. Уже 5 марта Ламанов опубликовал в своей газете комически напыщенное заявление, в котором говорил, что он всегда был эсером-максималистом, но потом его, дескать, обманули и он подался к коммунистам; теперь-де он опять просит считать себя максималистом… [359] Позже, взятый в плен советскими войсками, он охотно давал показания о мятежных «вождях», которых еще недавно прославлял в своей газете. [360]
Другой заметной фигурой среди активистов «ревкома» был С. Т. Путилин — «отец Сергий», бывший священник, который после революции отказался от сана и работал руководителем литературного кружка в Кронштадтском гарнизонном клубе. Перу этого расстриги принадлежат основные «публицистические» сочинения мятежных «Известий». [361] Он же сочинял аляповатые вирши, в которых громил «злодейства комиссаров».
В основном главари мятежа были людьми мелкобуржуазных настроений и находились под влиянием эсеров и особенно анархистов. Такой настрой членов «ревкома» проявлялся во всем, в том числе и в бытовых фактах. Среди некоторых материалов, попавших впоследствии в органы ЧК, оказался протокол заседания «ревкома», где обсуждалось… пьянство его членов В. Валька и Н. Архипова (машинный старшина одного из кораблей, стоявших в Кронштадте). Даже оказавшись у «власти», даже в тревожной для себя обстановке «вожди» «третьей революции» не в силах были отказаться от своих привычек. Как явствует из
документа, обсуждался вопрос о наказании этих членов «ревкома» за пьянство «при исполнении служебных обязанностей». Тогда Петриченко предложил, что «ввиду заслуг данных товарищей перед 3-й революцией» следует «сделать им только моральный выговор». [362] Вальк и Архипов остались в составе «ревкома» и продолжали «исполнять свои обязанности», причем Архипов сделался даже заместителем Петриченко.
Описанный эпизод является типичным для характеристики мятежных «вождей». А как могло быть иначе, если активнейший член «ревкома» Вершинин в прошлом несколько раз судился по уголовным делам, [363] а сам Петриченко открыто симпатизировал махновским порядкам? Анархическая стихия деклассированных кронштадтских «клешников» и «Иван-моров», естественно, выдвигала соответствующих главарей.
Идеология мятежников была элементарна и выражала их классовую мелкобуржуазную природу. Сохранилось немало документов, характеризующих идейную сторону мятежа, так что здесь имеется достаточный материал для анализа (гораздо хуже отражена организационная деятельность мятежного штаба). Коротко говоря, вся «идейная платформа» кронштадтского «ревкома» укладывается в пресловутый лозунг «Советы без коммунистов». Правда, в «Известиях ВРК Кронштадта» и в других сохранившихся документах мятежников прямого упоминания этого лозунга нет. Мятежники выражались осторожнее: «Власть Советам, а не партиям», «Да здравствует третья революция», «Долой контрреволюцию справа и слева» и т. п. Надо отметить, что последний лозунг был особенно распространен у мятежников, на словах они всячески открещивались от всех правых политических сил, включая и лозунг созыва Учредительного собрания, но реальные дела «ревкома» не вполне соответствовали этим решительным словам.
Характерной чертой идеологии мятежников от первого до последнего дня их существования является злобный антикоммунизм. Из номера в номер «Известий ВРК Кронштадта» повторялась самая грубая и вульгарная брань в адрес коммунистической партии. Терминология здесь нисколько не отличалась от белогвардейской. Кронштадтские пропагандисты «третьей революции» выражались языком и стилем деникинского Освага (так называемое «Осведомительное агентство» — пропагандистский аппарат Добровольческой армии). От «классической», так сказать, белогвардейской антикоммунистической пропаганды кронштадтцев отличало только отсутствие официального антисемитизма; именно официального, так как в мятежных низах дело обстояло совсем не так. При обысках на квартирах у коммунистов мятежники срывали и уничтожали портреты Маркса, Луначарского и некоторых других известных деятелей международного революционного движения, «ведя при этом антисемитскую агитацию». [364]
Разнузданная кампания против коммунистов приняла крупные масштабы и пронизывала весь быт мятежной крепости. Уже 7 марта «ревком» опубликовал лицемерное воззвание «Мы не мстим». Там содержалось весьма характерное признание: «В некоторых местах применяется бойкот или удаление со службы к родственникам коммунистов». И далее: «Этого не должно быть. Мы не мстим, а защищаем свои трудовые интересы. Надо действовать с выдержкой» и т. п. [365] Как видно, на мятежном острове семьи членов партии (а в подавляющем большинстве это были семьи рядовых коммунистов) подвергались столь ожесточенной травле, что заправилы «ревкома» вынуждены были — по крайней мере на словах — одернуть своих приспешников.
В том же номере газеты с бутафорской торжественностью было объявлено: «Кронштадтский гарнизон говорит, что в Кронштадте коммунисты пользуются полнейшей свободой, а их семьи абсолютной неприкосновенностью»… Чуть позже мятежные главари опровергли эту очевидную ложь.
Члены партии, не успевшие бежать и не отрекшиеся от своих убеждений, подобно упомянутому Ламанову, были брошены в тюрьму. О числе арестованных коммунистов «по состоянию дел» на 11 марта можно судить по одному очень своеобразному источнику. В тот день официальный печатный орган мятежников поместил небольшую заметку под издевательским заголовком «На коммунистических началах». Там говорилось буквально следующее: «Ввиду того, что временно арестованные коммунисты сейчас в обуви не нуждаются, таковая от всех их отобрана в количество 280 пар и передана частям войск, защищающих подступы у Кронштадта, для распределения. Коммунистам взамен выданы лапти. Так и должно быть». [366] В сообщении все чрезвычайно выразительно. Апологеты «третьей революции», кричащие о свободе и демократии, очень стесняются собственных же репрессивных мер. Здесь же грубая социальная демагогия: отняли имущество у «начальников» — передают его «народу». Мелкое издевательство над людьми, которые уже не в состоянии ответить («взамен выданы лапти»…) Весь этот небольшой документ очень выпукло характеризует способ действий мятежного «ревкома» и нравственный уровень его членов.
