Сергей Кара-Мурза - Коммунизм и фашизм: братья или враги
Инцидент с Джунтой сделал еще более явным раскол в фашистской партии. Правительство просило разрешения начать процесс против Джунты, одного из вице-председателей Палаты, из-за его участия в организации покушения на фашиста-раскольника Чезаре Форни. Фашистские депутаты устроили демонстрацию в его защиту и, когда либерал Боэри выразил свой протест тем, что покинул Палату, Муссолини крикнул ему вслед, что он должен вернуться, так как избран по правительственному списку. Этот необдуманный выпад чуть не привел к уходу либералов из парламента. Муссолини дал задний ход и заставил Джунту уйти в отставку. Джунта, Эдоардо Торре и другие собрали депутатов своего толка48. Хотя сам Джунта смирился со своей отставкой, экстремисты под руководством Микеле Бьянки, которого резко прервал Муссолини, устроили на следующий день бунт в Палате.
Образование экстремистской клики вызвало аналогичный шаг со стороны умеренных; 44 депутата встретились в доме Паолуччи и все кроме одного согласились поддержать «политику примирения и нормализации в рамках Конституции» и решили послать делегацию к Муссолини, чтобы она потребовала отнять у милиции функцию поддержания общественного порядка, провести чистку партии, проявить большее уважение к конституционным силам и восстановить индивидуальное избирательное право49. Саландра собрал свою группу, а опасались, что он тоже заявит о своей оппозиции правительству50. В этот момент для Муссолини важней всего было выиграть время и помешать образованию союза умеренных фашистов и правых либералов.
Паолуччи рассказывает на стр.259: «Войдя в Палату, я стал свидетелем мастерского хода: Муссолини положил на стол председателя закон о восстановлении индивидуального избирательного права». Этот неожиданный шаг сбил всех с толку. Его сочли новым признаком распада правительства, так как Муссолини явно действовал без консультаций с большинством кабинета. Экстремисты были разочарованы, так как увидели в этом шаге новую уступку либерализму, но он имел успех, хотя и временный, так как среди сторонников Паолуччи начался разброд и была предотвращена оппозиция Саландра и его группы. Но тот способ, которым Муссолини резко отстранил самого Паолуччи, указывал, что он уде думал о резкой перемене курса.
Переход Муссолини к действиям был ускорен публикацией меморандума Росси. Комментарий «Джорнале д'Италиа» (31 декабря) пояснял, почему правительство не может впредь действовать так же, как раньше: «Мы имеем председателя совета министров, обвиняемого в уголовном преступлении. Ни одна нация не может потерпеть, чтобы такая ситуация долго тянулась… Тот, кто сегодня помогает ему избежать судебного процесса, становится тем самым его соучастником». Но были и другие события, которые сужали выбор Муссолини между двумя альтернативами — отставка или реакция/Первым было поведение Саландры, который 26 декабря ушел с поста председателя Джунты дель Биланчио, хотя уведомил об этом письмом лишь 31 декабря51. Поэтому Муссолини было необходимо перехватить инициативу; только агрессивные действия могли восстановить доверие и предотвратить распад кабинета. Параллели с походом на Рим поучительны. Тогда король не решился дать особые полномочия кабинету, который переживал кризис. Своевременные действия Муссолини и серьезность его угроз позволили ему 30 декабря при внешнем согласии единого кабинета принять необходимые меры и получить тем самым большое преимущество52. Его маневр был направлен на то, чтобы думали, будто репрессии одобрили и либеральные министры, которым Саландра позволил остаться в правительстве, а потом расколоть группу Саландры и натравить ее на него53.
Одновременно медленно подходил к своей кульминации мятеж экстремистов. Это относится не только к «движению консулов», но и к деятельности экстремистских депутатов54; дебаты вокруг нового избирательного закона после возобновления работы Палаты грозили превратиться в мятеж против политики Муссолини. Рупором недовольных был Курцио Суккерт (Малапарте). Один представитель оппозиции противопоставил революционный экстремизм Суккерта тем, кто боится потерять свои посты, завоеванные с помощью насилия». Но эти различия на уровне мотивов не мешали совместным действием на уровне политических акций. Район Флоренции, где склонный к насилию сквадризм всегда находил симпатии и поддержку и части писательской и художественной богемы, был особенно благоприятен для создания такого рода союзов. Несмотря на разницу культур и умственного уровня, Суккерт гордился своей дружбой с таким человеком, как Тамбурини. Его статья «Фашизм против Муссолини» содержала не только утверждение: «Муссолини получил свой мандат от фашистских провинций… революционный мандат… так что абсолютный долг Муссолини — выполнять революционную волю народа», но и рекомендацию партийным депутатам: «Иммунитет, которым вы пользуетесь, правильно было бы распространить на всех фашистов… Или все должны сидеть в тюрьме, или никто»55.
Этот лозунг объединял провинциальных фашистов; он был повторен, если верить рассказам о встрече у Тарабеллы, во время конфликта консулов с Муссолини.
Во время беседы с Муссолини Суккерт заявил, что избирательная реформа была только поводом для мятежа экстремистов, точнее, симптомом начала «политики ликвидации фашизма как доктрины и партии»56. Муссолини возразил: «Мой дорогой Суккерт, если мы теперь станем слабыми, мы не вернемся никогда. Понимаете Вы это или нет?»5Ставка Суккерта на революционные провинции принесла свои плоды 31 декабря в виде событий во Флоренции58. Несколько тысяч фашистов из Тосканы устроили массовое собрание во Флоренции, после чего разрозненные группы милиции и неорганизованные группы, вооруженные ружьями и вилами, разгромили типографии газет «Нуово Джорнале» и «Фантериа», масонскую ложу, «культурный кружок» и конторы ряда оппозиционных адвокатов. Это была первая крупномасштабная карательная экспедиция, направленная, в основном, против антифашизма среднего класса59.
В этом собрании принял участие Ренато Риччи, член Директории. Он напомнил фашистам о том, что «мы теперь заканчиваем оппозиционную кампанию, так как национальное правительство показало, что оно предпринимает энергичные шаги, чтобы овладеть ситуацией. Надо дисциплинированно ждать приказов Б. Муссолини». Но потом он согласился зачитать резолюцию, выражающую волю собрания: «Фашисты Флоренции, которые собрались, чтобы подтвердить точные намерения партии, заявляют перед лицом враждебных нападок на Дуче о своей лояльности, но ставят свое повиновение и свою дисциплину в зависимость от решительных действий правительства, которое, если понадобится, должно пойти на диктаторские меры»60.
Официальный фашистский отчет об этих событиях подчеркивал, что инициативу проведения этого собрания взял на себя провинциальный союз. Фариначчи писал об этом: «Если оценивать это важное событие с точки зрения члена Директории партии, мы должны выразить сожаление и неодобрение. Но мы не можем этого сделать: это было бы против нашего разума и нашей совести. Если наши сторонники взбунтовались против Директории партии и правительства, чтобы остаться верными фашизму… это не наша вина»61.
Но столь простая версия этих событий неправдоподобна. Либеральный министр Казати говорил Саландре, что он «определенно знал, что события во Флоренции были организованы Суккертом, уполномоченным Палаццо Киджи или Директории партии — что одно и то же — с одобрения Муссолини»62. Источник убежденности Казати неизвестен, но его мнение, тем не менее, надо учитывать, хотя оно лишь частично подтверждается другими доказательствами. Зато официальная версия не выдерживает критики. Сам Суккерт писал: «Ни для кого больше не секрет, что зачитанная Риччи перед собравшимися во Флоренции резолюция, с энтузиазмом встреченная огромной толпой на Пьяцца делла Синьориа, была составлена не во Флоренции, провинциальным союзом, а в Риме, Директорией партии. Это означает, что Национальная директория сама вместе с революционными провинциями выступала против правительства, стремившегося к нормализации»63. Значит, Казати был прав в своем предположении, что Директория действовала с предварительного одобрения Муссолини?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно еще раз вернуться к «движению консулов». В отчете говорится, что Муссолини спросил, почему не прибыл Тамбурини, в ответ на что Тарабелла передал ему письмо Тамбурини, в котором говорилось, что он, Тамбурини, сам уже дал сигнал для начала реакции64. Письмо Тамбурини сохранилось до сих пор:
«Дуче! Я нахожусь во Флоренции, чтобы подготовить и провести собрание, которого требовала Директория, иначе я был бы в Риме, чтобы поздравить Вас с Новым годом, но также чтобы сказать Вам, что теперь настал час для человека, достойного сравнения с Наполеоном, чтобы он послал всех людей доброй воли изгнать и уничтожить тех, кто хотел разрушить Италию за деньги зарубежных наций.
