Жан Грав - Умирающее общество и Анархія
С другой стороны, нѣкоторые анархисты воображают, что поступают очень послѣдовательно, доводя свои разсужденія до абсурда и вырабатывая в себѣ цѣлый ряд понятій, рѣшительно не имѣющих ничего общаго с анархическими идеями. Нѣкоторые, напримѣр, начинают, под предлогом разрушенія собственности, защищать воровство; другіе доходят в своей проповѣди свободной любви до таких нелѣпостей, которыя они, не колеблясь, назвали бы развратом, если бы дѣло шло о каком-нибудь буржуа. Но самые непримиримые, это – тѣ, которые отрицают всякіе принципы, считая их предразсудками; «что мнѣ за дѣло до принципов!» кричат они, «раз дѣло идет о революціи – всѣ средства хороши и нам нечего останавливаться совершенно некстати из-за каких-то принципов».
Но это – большая ошибка, и если эти люди хорошенько подумают, то они сами быстро увидят, что не всѣ средства хороши для достиженія анархическаго идеала: есть и такія, которыя идут ему наперекор. Какой-нибудь пріем борьбы может иногда с перваго взгляда казаться успѣшным, в дѣйствительности же – только задерживать развитіе идеи, служа исключительно личным интересам того или другого дѣятеля. Поэтому – все равно признаем мы это или не признаем, – но из каждаго порядка идей вытекает извѣстный руководящій принцип, на котором нам приходится основываться при выборѣ средств для практическаго осуществленія данной идеи или для ея болѣе успѣшнаго распространенія. Этот принцип дѣйствует с неизбѣжностью естественнаго закона и сам карает всякое нарушеніе; отступая от него, вы отдаляетесь от намѣченной цѣли и достигаете результатов, совершенно обратных тѣм, к которым стремитесь.
Возьмем хотя бы пользованіе всеобщим избирательным правом, о котором мы упомянули в началѣ этой главы. Легко, конечно, говорить: «Отчего вы не попробуете послать ваших товарищей в палату: они могли бы там провести тѣ реформы, к которым вы стремитесь, или, по крайней мѣрѣ, лучше сорганизовали бы силы для будущей революціи?» Нѣт сомнѣнія, что при умно и систематически веденной оппозиціи голосованіе, как и всякое другое средство, может повести к революціи; но так как оно само есть ничто иное, как очень совершенное орудіе власти, то и вызванная им революція может быть только революціей сверху вниз, революціей чисто политической. Вот почему анархисты отрицают это средство, как отрицают и самую власть.
Если бы наш идеал заключался в том, чтобы произвести общественный переворот при помощи сильной власти, которая подчинила бы массу одной какой-нибудь данной формулѣ, мы могли бы конечно попробовать воспользоваться всеобщим избирательным правом и постараться повліять на массу так, чтобы она поручила кому-нибудь из наших заботиться о своей судьбѣ и проводить наши теоріи в жизнь. Да и то, как мы уже видѣли выше, в главѣ о государственной власти, пользованіе избирательным правом могло бы выдвинуть только посредственности, потому что оно связано со столькими униженіями, с таким опошленіем для тѣх, кто добивается избранія, что ни один искренній и сколько-нибудь умный человѣк не захочет стать в такое положеніе.
Причина неуспѣха коллективистов в избирательной борьбѣ всегда именно в том и заключалась, что они – люди сравнительно умные, и потому их побѣждали поссибилисты[8], среди которых были только пустые болтуны, не имѣющіе ничего за душою; коллективисты же хотѣли (хотя и не вездѣ) и сохранить в неприкосновенности свои революціонныя убѣжденія и вмѣстѣ с тѣм выставить программу реформ. Понятно, что избиратель, как он ни глуп, начинал думать: «Если мнѣ все равно придется прибѣгнуть к революціи, то зачѣм же требовать реформ? Если эти реформы – не могут предотвратить необходимости взяться за оружіе, то зачѣм посылать в Палату своих депутатов, чтобы они их там предлагали?» Если даже он и не разсуждал в такой именно конкретной формѣ, в какой мы передаем (это было бы выше средняго уровня избирателей), то таков был, во всяком случаѣ, общій смысл дебатов на избирательных собраніях, такова была смутно бродившая в головах публики мысль; и вот избиратель рѣшал подавать голос или за радикалов, которые восхваляли пользу предлагаемых реформ, или за поссибилистов, которые тоже занимались восхваленіем парламентских панацей, но при этом – чтобы польстить рабочим – приправляли свои рѣчи нѣсколькими нападками на буржуазію; что касается революціи, то они совершенно не упоминали о ней, предпочитая вести интриги с чисто политическими партіями и, цѣною взаимнаго обмѣна услуг, обезпечивать избраніе своих кандидатов.
Другой недостаток избирательной системы состоит в том, что она всегда подавляет личную иниціативу, которую мы наоборот, должны всѣми силами стараться развить. Она представляет из себя орудіе власти, а мы стремимся к полному освобожденію человѣческой личности; она – орудіе угнетенія, а мы хотим, наоборот, вдохнуть в людей дух протеста. Избирательная агитація не может быть нам полезна, а может быть только вредна; поэтому мы должны выступать против пользованія ей. Раз мы говорим людям, что нужно дѣйствовать всегда только по своему внутреннему убѣжденію, что не нужно подчиняться силѣ, которая хочет заставить вас дѣлать то, что вам кажется дурным, – мы не можем, не впадая в противорѣчіе сами с собою, проповѣдовать им подчиненіе закулисным интригам какого-нибудь избирательнаго комитета, не можем совѣтовать им выбирать людей для установленія законов, которые они заранѣе обязуются исполнить, не можем приглашать их принести в жертву этим людям всякую собственную волю, всякую личную иниціативу.
Это очевидное противорѣчіе должно бы было бросаться в глаза даже наименѣе проницательным людям: если бы мы в него впали, мы сами сломали бы находящееся в наших руках оружіе, потому что, унизившись до таких средств, мы оказались бы не больше не меньше, как простыми шарлатанами.
Кромѣ того, человѣк, как извѣстно не совершенен, и мы рисковали бы попасть, в своем выборѣ, на честолюбцев и интриганов, которые, раз очутившись в буржуазной средѣ, воспользовались бы этим, чтобы создать себѣ положеніе и оставить в сторонѣ всякія идеи. Что же касается людей искренних, то в этой испорченной атмосферѣ им оставалось бы одно из двух: или добросовѣстно признать свое безсиліе и удалиться, или же приспособиться к парламентским правам и самим обуржуазиться. И мы, которые стараемся предостеречь массу от увлеченія отдѣльными личностями, стараемся объяснить ей, что от них нечего ждать, – мы оказались бы в положеніи людей, потративших всѣ свои усилія на созданіе карьеры для нѣскольких человѣк. В случаѣ же, если бы они оказались измѣнниками, это бросило бы тѣнь на наши идеи. Большинство людей сказало бы: «Анархисты нисколько не лучше других», и лишь очень немногіе су мѣли бы отдѣлить идеи от личностей, понять, что нельзя ставить в упрек первым то, что зависит исключительно от слабости или испорченности послѣдних.
И вот, потратив массу драгоцѣннаго времени и массу сил на доставленіе торжества нѣскольким личностям, мы должны были бы потерять еще столько же не менѣе драгоцѣннаго времени и потратить понапрасну еще столько же сил, ради доказательства того, что эти люди – измѣнники, но что их измѣна нисколько не касается проповѣдуемых нами идей. И неужели же послѣ этого мы опять выставили бы новых кандидатов? Конечно, нѣт! Пословица «паршивая овца все стадо портит» очень стара, но вмѣстѣ с тѣм и вполнѣ вѣрна; в особенности же она вѣрна тогда, когда рѣчь идет, наоборот, об одной здоровой овцѣ, пущенной в стадо паршивых.
Мы видим, таким образом, что нам нѣт цѣли пользоваться избирательным правом: оно не только не может дать никаких результатов, но, что еще важнѣе, идет наперекор нашей цѣли, наперекор нашим принципам.
Другіе противники – а с ними вмѣстѣ и нѣкоторые анархисты – говорят, что во время революціи непремѣнно придется признать, если и не власть какого-нибудь вожака – так далеко они не идут, – то, во всяком случаѣ, превосходство какого-нибудь одного лица, и подчиниться тому авторитету, который мы за ним признаем. Это – удивительное противорѣчіе, удивительное переживаніе крѣпко укоренившихся в нас вмѣстѣ с воспитаніем предразсудков. Мы громко требуем свободы, а между тѣм в страхѣ отступаем перед ея послѣдствіями; мы не довѣряем ея силѣ и хотим, для достиженія ея, прибѣгнуть к помощи... власти! Вот она, непослѣдовательность человѣческаго ума!
Чтобы стать свободным, самое лучшее средство это – начать пользоваться этой свободой, не подчиняясь ничьей опекѣ; чтобы научить ребенка ходить, во всяком случаѣ, никогда не начинают с того, чтобы связать ему ноги!
«Однако», говорят нам, «есть вещи, которыя одни люди знают лучше, чѣм другіе; поэтому, прежде чѣм начать дѣйствовать, нужно посовѣтоваться с этими знающими людьми и послѣдовать их совѣту». Мы всегда были того мнѣнія, что иниціатива отдѣльной личности нисколько не исключает взаимнаго соглашенія в виду общаго дѣла, и что из этого соглашенія вытекает всегда извѣстная организація, извѣстное раздѣленіе труда, в силу котораго каждый становится солидарным со всѣми остальными и приспособляется в своей дѣятельности к дѣятельности своих товарищей по борьбѣ или по работѣ; но от этого еще очень далеко до обязательства для каждой отдѣльной личности подчинять свою волю тому, кто будет признан болѣе компетентным в той или иной опредѣленной области.
