Самюэль Хантингтон - Столкновение цивилизаций
В начале двадцатого века китайские интеллектуалы, независимо повторив Вебера, идентифицировали конфуцианство как источник отсталости Китая. В конце двадцатого столетия китайские политические лидеры, параллельно с западными специалистами в области общественных наук, превозносили конфуцианство как источник прогресса Китая. В 1980-х китайское правительство принялось поддерживать интересы конфуцианства, а партийные руководители объявили его “основой” китайской культуры . Конечно же, конфуцианство также с воодушевлением было воспринято Ли Кван Ю, который видел в нем источник успеха Сингапура и стал проповедником конфуцианских ценностей для всего остального мира. В 1990-х годах правительство Тайваня заявило, что является “наследником конфуцианской мысли”, а президент Ли Дэнхуэй видел корни демократизации Тайваня в его китайском “культурном наследстве”, которое простирается до Као Яо (двадцать первый век до нашей эры), Конфуция (пятый век до нашей эры) и Мэн-цзы (третий век до нашей эры) . Независимо от того, что хотят утвердить китайские лидеры – авторитаризм или демократию, – они хотят узаконить это при помощи своей общей китайской культуры, а не импортированных китайских концепций.
Национализм, который поддерживается режимом, – это ханьский национализм, который помогает сглаживать [c.156] лингвистические, региональные и экономические различия между 90 процентами населения Китая. В то же самое время он подчеркивает отличия не-китайских этнических меньшинств, которые составляют менее 10 процентов от населения Китая, но занимают 60% его территории. Но он также обеспечивает базу для неприятия христианства, христианских организаций и христианских проповедников, которые предлагают альтернативную западную веру, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся после крушения марксизма-ленинизма.
Тем временем в Японии в 1980-х годах успешное экономическое развитие, которое контрастировало с явными неудачами и “упадком” американской экономики и социальной системы, заставили японцев разочароваться в западных моделях и поверить в то, что ключи к успеху должны лежать в их родной культуре. Японская культура, которая привела к военной катастрофе в 1945 году, и поэтому от нее вынуждены были отказаться, привела и к экономическому успеху в 1985-м, поэтому ее можно приветствовать с раскрытыми объятиями. Все более близкое знакомство японцев с западной культурой заставило их “понять, что дело не в том, чтобы просто быть жителем Запада, это еще не несет чего-то особенно чудесного в себе или с собой. Дело в системе, все можно извлечь из нее”. В то время как японцы времен реставрации Мейдзи приняли политику “отхода от Европы и соединения с Западом”, японцы конца двадцатого века благодаря культурному возрождению следуют политике “дистанцирования от Америки и соединения с Азией” . Составляющие этой тенденции были следующие: во-первых, это повторное отождествление с японскими культурными традициями и обновленное утверждение этих традиций; вторая – и более проблематичная – это попытка “обазиатить” Японию и отождествить Японию, несмотря на отличие ее цивилизации, с общей азиатской культурой. С учетом той меры, в которой Япония после Второй Мировой войны, в отличие от Китая, отождествляла себя с Западом, [c.157] и принимая во внимания тот факт, что Запад, несмотря на все трудности, с которыми он столкнулся, не рухнул окончательно, как это произошло с Советским Союзом, стремление Японии отвергнуть Запад ни в какое сравнение не шло с тем, насколько Китай пытался дистанцироваться как от советских, так и западных моделей. С другой стороны, уникальность японской цивилизации, память других стран о японском империализме и центральное место Китая в экономике многих других азиатских стран означает также, что Японии будет проще дистанцироваться от Запада, чем смешаться с Азией . Утверждая свою культурную идентичность, Япония делает акцент на свою уникальность и свои отличия как от западной, так и от азиатских культур.
Китайцы и японцы не только нашли новые ценности в своих собственных культурах, но и приняли участие в более широком утверждении ценностей азиатской культуры по сравнению с культурой западной. Индустриализация и сопровождавший ее рост привели к тому, что в восьмидесятых – девяностых годах в Восточной Азии было явно выражено то, что можно назвать термином “азиатское самоутверждение”. У этого сложного комплекса поведения есть четыре основных составляющих.
Во– первых, азиаты полагают, что в Восточной Азии будет и дальше продолжаться бурный экономический рост и вскоре она перегонит Запад по экономическому продукту. Экономический рост порождает во многих азиатских странах чувство могущества и уверенность в своей способности догнать Запад. “Времена, когда Соединенные Штаты чихали, а Азия подхватывала простуду, уже позади”, -писал один ведущий японский журналист в 1993 году, а малайзийский государственный служащий дальше развил эту метафору, заявив, что “даже суровая горячка в Америке не заставит Азию кашлять”. Жители Азии, по выражению другого азиатского лидера, сейчас живут в “конце эры благоговения и в начале эры возражений” в своих взаимоотношениях [c.158] с Соединенными Штатами. “Растущее благосостояние Азии, – утверждает заместитель премьер-министра Малайзии, – означает, что она теперь в состоянии внести серьезные коррективы в доминирующие глобальные политические, социальные и экономические порядки” . Это также означает, утверждают жители Восточной Азии, что Запад стремительно теряет возможность заставлять страны Азии следовать западным стандартам в области прав человека и других ценностей.
Во– вторых, азиаты полагают, что этот экономический успех во многом объясняется азиатской культурой, которая превосходит культуру Запада, где имеет место культурный и социальный упадок. В бурные восьмидесятые, когда японская экономика, экспорт, торговый баланс и валютный резерв для торговли за границей переживали настоящий бум, японцы, как и жители Саудовской Аравии, незадолго до этого, бахвалились своим новым экономическим могуществом, с презрением говорили об упадке Запада и связывали свой успех и неудачи Запада с превосходством своей культуры и загниванием западной. В начале девяностых азиатское ликование было вновь выражено в том, что иначе как “сингапурское культурное наступление” не назовешь. Начиная с Ли Кван Ю, лидеры трубили о подъеме Азии по отношению к Западу и противопоставляли добродетели азиатской, в основном конфуцианской культуры, которая привела к такому успеху -порядок, дисциплина, семейная ответственность, трудолюбие, коллективизм, воздержанность – самоуверенности, праздности, индивидуализму, преступности, недостаточному образованию, неуважению власти и “интеллектуальному окостенению”, которые виновны в упадке Запада. Прозвучало следующее заявление: чтобы конкурировать с Востоком, Соединенным Штатам “необходимо поставить под сомнение фундаментальные предположения о своих социальных и политических устоях и при этом также узнать пару фактов о странах Восточной Азии” . [c.159]
Для жителей Восточной Азии успех своего региона – это, в первую очередь, результат того, что здесь акцент делается не на индивидуализм, а на коллективизм. “…В значительной степени общинные ценности и обычаи жителей Восточной Азии – Японии, Кореи, Тайваня, Гонконга и Сингапура – доказали свой весомый вклад в достижения прогресса”, – утверждал Ли Кван Ю. – Такие присущие восточно-азиатской культуре ценности, как превосходство групповых интересов группы над индивидуальными, способствуют всеобщему групповому напряжению, которое необходимо для бурного развития”. “Рабочая этика японцев и корейцев, состоящая из дисциплины, лояльности и усердия, – вторит ему премьер-министр Малайзии, – стала движущей силой экономического и социального развития этих стран. Эта рабочая этика родилась из философии о том, что группа и страна важнее, чем отдельная личность” .
В– третьих, признавая различия между азиатскими странами и цивилизациями, жители Восточной Азии утверждают, что есть и существенное сходство. Центральной общей чертой, как заметил один китайский диссидент, является “конфуцианская система ценностей -ее чтит история и разделяет большинство стран региона”. Особенное место в этой системе ценностей отводится бережливости, семье, работе и дисциплине. Не меньшую важность имеет отвержение индивидуализма и господство “мягкого” авторитаризма или очень ограниченных форм демократии. Азиатские страны имеют общие интересы по отношению к Западу, которые выражаются в защите этих отличительных особенностей и поддержке собственных экономических интересов. Жители Азии утверждают, что для этого необходимо развивать новые формы внутриазиатского сотрудничества, таких как расширение Ассоциации государств Юго-Восточной Азии и создание Восточно-азиатского Экономического совета. В то время как непосредственным экономическим интересом Восточной Азии является обеспечение [c.160] доступа к западным рынкам, в длительной перспективе, скорее всего, будет господствовать экономический регионализм, поэтому Восточной Азии необходимо все больше развивать внутриазиатскую торговлю и инвестиции . В частности, Японии как лидеру азиатского развития нужно отойти от ее “политики де-азиации и вестернизации” и следовать по пути “ре-азиации”, или, в более широком плане, способствовать “азиации Азии” – по пути, который поддерживают сингапурские государственные деятели .
