Егор Лигачев - Кто предал СССР?
В эти годы на востоке страны были созданы крупнейшие народнохозяйственные комплексы, в том числе западносибирский нефтегазовый и нефтехимический комплекс мирового масштаба. В европейской части страны поднялись ВАЗ, Кам АЗ, да и другие стройки, которые никак не назовешь застойными. В 60–70-е годы национальный доход вырос в 4 раза, ввод жилья — более чем в три раза. Был достигнут военно-стратегический паритет между СССР и США. Усилиями многих людей страна продолжала продвигаться вперед, хотя в последние годы брежневского руководства заметно снизились темпы роста экономики, разрастались злоупотребления властью, падала дисциплина, целые зоны страны были вне критики.
О застое, видимо, надо говорить так же, как о любом другом общественно-политическом явлении: в одних местах и сферах застой действительно процветал — если уместно сочетать эти понятия, — а в других жизнь продолжала идти вперед. Честно сказать, я противник всеобщих, всеохватных политических ярлыков, которые, безусловно, являются по сей день не выкорчеванными из сознания. Истина конкретна, и попытка одним-единственным словом-символом объяснить все происходившее и происходящее в жизни — это не более чем примитивный трюк. Мы все это уже проходили в прошлом: «космополитизм», «волюнтаризм»… «Застой» — это термин из того же прокурорского ряда, правда, смягченный обстоятельствами времени.
Пишу это к тому, что в 1983 году, когда Генеральным секретарем ЦК КПСС стал Андропов, я, как и многие другие секретари обкомов партии, с нетерпением ожидал перемен, понимая, что страна, к сожалению, встала на рельсы, ведущие в социально-экономический тупик. Надо было по-настоящему впрягаться в новое дело и вытаскивать державу на главный путь. В том факте, что при Андропове, человеке мудром, но, увы, слабом здоровьем, начал быстро возрастать политический вес Горбачева — молодого, энергичного, — я видел добрые предзнаменования. И поскольку в их планах какая-то роль отводилась мне — роль, надо сказать, заметная, но все-таки вспомогательная, рабочая, а никак не ведущая, — то я без колебаний был готов принять ее. Происходящее соответствовало моим взглядам.
Андропов и Горбачев наметили смену кадров — она неизбежна в историческом плане. Меня направляют на тот участок, где придется практически заниматься этим нужным, очень нужным, но, увы, не всегда благодарным делом. Ну что ж, надо — так надо!
Никаких иных соображений у меня тогда не было. В силу возраста я считал, что предлагаемая мне работа станет последней в жизни, и внутренне так готовился крутануть маховик дела, чтобы, как говорится, людям добрым стало хорошо, а чертям жарко.
С таким настроением и вошел в приемную Андропова.
Юрий Владимирович принял меня тоже очень быстро. Сразу спросил:
— С вами говорил Горбачев?
— Говорил.
— Я буду вносить на Политбюро предложение, чтобы вас утвердили заведующим орготделом. Как вы на это смотрите? Мы вас достаточно хорошо изучили…
Задавать лишние вопросы было ни к чему. Я кратко ответил:
— Я согласен. Спасибо за доверие.
— Тогда сегодня в одиннадцать часов будем утверждать вас на Политбюро.
— Уже сегодня? — невольно вырвалось у меня. Чего-чего, а такого темпа, такого стремительного развития событий я никак не ожидал.
— А чего тут ждать? Надо делать дело. Весь разговор занял минут десять. Выйдя из кабинета Андропова, я взглянул на часы и понял, что могу не успеть в Кремль на заседание Политбюро. Между тем опаздывать на заседание ПБ мне никак нельзя: оно, как правило, начиналось именно с кадровых вопросов. На то, чтобы заглянуть к Горбачеву и рассказать ему о разговоре с Андроповым, времени не оставалось вовсе. К тому же Михаил Сергеевич наверняка уже уехал в Кремль, члены Политбюро собирались в Ореховой комнате раньше, чем прибывал Генсек.
Не мешкая я спустился вниз, вышел на Старую площадь и быстро зашагал по улице Куйбышева по направлению к Кремлю.
«Год Андропова»
Члены Политбюро собирались на заседания в Кремле — на третьем этаже старинного здания с высокими потолками и высокими окнами, из которых видна Кремлевская стена. Рядом — Красная площадь. Мавзолей В.И. Ленина. Конечно, внутренняя планировка этой части здания правительства претерпела существенные изменения, помещения отделаны по-современному, сюда проведены все виды связи. Собственно говоря, здесь находился не только зал заседаний Политбюро, но также кремлевский кабинет Генерального секретаря и его приемная. Здесь же — так называемая Ореховая комната с большим круглым столом, за которым перед заседаниями обменивались мнениями члены высшего политического руководства. За этим круглым столом в предварительном порядке, так сказать, неофициально, без стенограммы и протокола, иногда обсуждались важнейшие, наиболее сложные вопросы повестки дня. Поэтому бывали случаи, когда заседание начиналось не в одиннадцать ноль-ноль, а с запозданием на пятнадцать — двадцать минут. Разумеется, в заседаниях принимали участие также кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК, но они собирались уже непосредственно в продолговатом зале, за длинным столом, где за каждым негласно закреплено постоянное место. Приглашенные рассаживались за небольшими столиками, поставленными вдоль стен.
Кроме кремлевского зала заседаний, как и во многих других странах, есть так называемый командный пункт, где в случае особых обстоятельств также могут собраться члены высшего руководства.
В последние годы при Брежневе заседания ПБ были короткими, скоротечными — всего лишь за час, а то и минут за сорок принимали заранее заготовленные решения и разъезжались. Но при Андропове высшее политическое руководство начало работать в полную силу, обсуждения длились часами. Перерывов не было, обычно довольствовались бутербродами и чаем. При Горбачеве был введен обеденный перерыв: все спускались на второй этаж и обедали за общим длинным столом, где продолжалось активное неформальное обсуждение различных вопросов, в том числе и стоявших в повестке дня, а также шел обмен впечатлениями о публикациях в прессе, о новых театральных спектаклях, о телепередачах, о поездках по стране.
Как первому секретарю обкома мне порою приходилось присутствовать на заседаниях Политбюро. Торопливо шагая по улице Куйбышева к Кремлю, я мимолетно пытался представить себе, как повернется сейчас разговор, какие будут задавать мне вопросы и как отвечать на них. Впрочем, волнения я не испытывал совершенно. Во-первых, не сомневался, что Генеральный секретарь сумеет провести свою линию. Но главное, не делал никакой личной ставки на переезд в Москву. Меня удовлетворяла работа в Томске, предложение Андропова было неожиданным, внезапным, и мои чувства в те минуты сводились к следующему: как получится, так тому и быть!
Правда, меня еще интересовало, как будет решен вопрос с Капитоновым. Но, конечно же, такие вопросы хорошо продумываются заранее. Когда началось рассмотрение кадровых вопросов, Андропов сказал:
— Есть предложение: Егора Кузьмича Лигачева утвердить заведующим отделом организационно-партийной работы, а товарищу Капитонову поручить заниматься сферой производства и реализации товаров народного потребления. Вы знаете, какое мы придаем этому значение, это — важнейший участок работы. Товарищ Лигачев имеет опыт работы на заводе, в комсомоле, в Советах. Работал и в ЦК, — этот момент Андропов подчеркнул особо. — Значит, знает работу аппарата ЦК. Как будем поступать, товарищи?
Кто-то спросил:
— Сколько лет работал в Томске?
— Семнадцать.
Тут я в шутку уточнил:
— Семнадцать с половиной…
Андропов улыбнулся. Утвердили, благословили, но вдруг H.A.Тихонов с наигранной серьезностью спросил у меня:
— А мне что теперь делать? — И поскольку я не понял вопроса, тут же добавил: — Вы мне поручения давали? Давали. Что же я теперь делать буду?
Затем, повернувшись к Юрию Владимировичу, пояснил:
— Лигачев два дня назад был у меня на приеме и, как говорится, решил вопрос о строительстве в Томске концертного зала и о создании четвертого академического института — по проблемам материаловедения. Я обещал ему помочь в этом деле. А теперь вот он из Томска уходит…
Андропов прекрасно понял шутку и в этой же манере ответил:
— Что ж, придется Председателю Совета Министров выполнять поручения, а проверку оставим за новым заведующим отделом товарищем Лигачевым.
На этой шутливой ноте мой вопрос был завершен. Когда я вышел из зала заседаний Политбюро, было примерно половина двенадцатого. Всего лишь полтора часа прошло после разговора с Горбачевым, а жизнь моя круто изменила маршрут.
На следующее утро меня поджидала новая неожиданность. Я пришел к Горбачеву, чтобы накоротке обменяться мнениями, и Михаил Сергеевич вдруг сказал:
