Захар Прилепин - Не чужая смута. Один день – один год (сборник)
— Ситуация в плане отношений с Россией будет только ухудшаться в ближайшее время? Есть шанс на то, что русский язык и Россию как таковую — не нынешнюю, а Россию вообще — перестанут воспринимать как зловредный ад по соседству?
— По сути, общий политический расклад на Украине никак не изменился, — отвечал Гофман. — Полстраны — за националистов, полстраны — резко против. А значит: эти вторые полстраны отнюдь не воспринимают Россию как, по вашему выражению, ад по соседству. Учтём, к тому же, что в состав этой половины входит значительная часть населения Харькова, Донецка, Луганска, Симферополя. Между прочим, в Харькове на сегодняшний день — гораздо больше настоящей интеллигенции, чем в Киеве. И научной, и творческой. Даже в Донецке, из которого оранжисты создают какое-то неадекватное пугало, есть прекрасная интеллигенция.
А Киев ведь, хотя и имеет формальный статус столицы, на самом деле очень мещанский город.
Что же до широких масс украиноязычного населения, то, мне кажется, они бы отнюдь не воспринимали Россию как врага, если бы такие настроения не внедряли влиятельные националистические политики и идеологи. А они внедряют. И — провоцируют.
Очень хотелось бы, чтобы российская просвещённая и творческая среда проявляла к нашим проблемам больше чуткости. Не демонстрировала, как это часто у вас делают в либеральной среде, неточную картинку: Украина — луч света в тёмном царстве. Не слушала избирательно голоса лишь тех сил, которые гладят по шерсти либеральное, тусовочное сознание.
По сути дела, силы на Украине, не желающие разобраться в том, что реально происходит в России, и такие же разные российские силы, не желающие разобраться в том, что происходит у нас, — зеркальные отражения друг друга.
Едва ли возможно оспорить, что все события приближающегося года были, так или иначе, в этих разговорах затронуты: и настойчивая украинизация страны, отнюдь не целиком состоящей из украинцев, а в лучшем случае наполовину, и лукавое поведение интеллигенции — что российской, что киевской — не желающей видеть явный националистический крен новейшей украинской оппозиции, и даже ключевые фамилии надвигающегося Майдана названы, и проведена линия, по которой одна половина страны отличается от другой, и поименованы конкретный Донецк и конкретный Луганск, которые уже тогда вызывали раздражение в киевской среде, и тренд на тотальный антикоммунизм, за которым скрывалась элементарная русофобия и экономический передел, тоже обозначен, — оставалось совсем чуть-чуть до того момента, как по всей Украине начнут валить памятники Ленину, а заодно и крушить мемориалы советским солдатам-освободителям.
Не знаю, как другим, а мне — спустя полгода, когда пошёл крик о том, что Россия одурачена собственной кипучей пропагандой и виновата во всём, что происходит в Крыму и на Донбассе, а Украина едина, как никогда, и не виновата ни в чём, и ко власти тут пришли новые люди, а бандеровцев здесь нет и в помине, — …мне было и смешно, и грустно.
Нас никто не услышал вовремя, а когда всё случилось — нам не принесли рюмку водки со словами: ох, ребята, зря мы не обратили внимание на ваши слова раньше.
Да теперь и не до этого уже.
С конца 2013 года я вёл записи чужой смуты, ставшей смутой своей, — не столько описывая события, сколько рассматривая свои ощущения, главным из которых было: «Это уже случалось с нами! Это не в первый раз!» — и тут же публиковал эти заметки где придётся, чаще всего в собственном блоге.
Выяснилось, что самые разнообразные события из великорусской и малоросской истории связаны с происходящим напрямую, даже если имели место сто, двести или тысячу лет назад.
Что русская литература, поэзия и проза, воззрения и суждения национальных классиков удивительным образом иллюстрируют всё, что мы видели, слышали и пережили в течение года.
Десятки, а то и сотни из приведённых далее записей спустя час или день перепечатывались в печатных и сетевых изданиях.
Я нажил себе множество ненавистников и приобрёл ещё больше друзей.
Сначала я смотрел на происходящее как человек, влюблённый в Киев, считающий его лучшим и самым красивым городом на земле и переживающий о родственном мне народе.
Потом я смотрел на это в упор, вблизи — добираясь к своим братьям, ополченцам и сепаратистам на Донбасс — то с рисковыми попутчиками, объявленными в розыск новой Украиной, то на собственной машине, во главе колонн с гуманитарным, да и не только гуманитарным, грузом.
Записи появлялись буквально каждый день — ничего не отстаивалось внутри подолгу, было не до этого: хотелось скорее прочертить контуры будущего.
Будущее приходило и, к несчастью, снова подтверждало все высказанные опасения.
Готовя книжку к публикации, я ничего не правил — в заметках всё осталось, как и было.
Мне не стыдно за сказанное мной — и я по-прежнему убеждён, что глаза мои были трезвы, а суждения — разумны.
Тем же, кто думает совсем по-другому, скажу одно: я смотрю на всё глазами того народа, к которому имею счастье принадлежать.
Правды, которую, как одеяло, можно натянуть на всех сразу, — нет.
Выносила бы меня другая мать и породил бы другой отец — всё, возможно, было бы иначе.
Но всё есть как есть, и так тому и быть впредь.
Вступление в тему. «Дайте им досмотреть свои сны»
1 декабря 2013 г., Майдан начался
Наше мистическое представление о Европе — оно необычайно, очаровательно, необъяснимо.
Украина стремится в Евросоюз с таким видом, как будто садится на огромную, комфортабельную баржу и уплывает от России прочь, через моря и океаны: прощай, немытая, прощай! Теперь тебе, проклятая, не дотянуться до нас! Проща-а-ай!
Во всём этом есть что-то детское, что-то милое, наивное, чудесное.
Вступила бы Украина в Евросоз, легла бы спать в усталом, но удовлетворённом состоянии, утром проснулась (чувствуется нежнейшее солнце сквозь ресницы), потянулась, чуть пристанывая от счастья, ти-и-ихо открывает глаза (рядом должен лежать Евросоюз — спокойный, с красивой щетиной, самоуверенный, добрый, щедрый, пахнет одеколоном) — а там, чёрт тебя подери, всё равно лежит Россия. Лошадь такая, вместе со всадником, оба пахнут, оба ржут, у обоих огромные зубы, и ещё много копыт у этого чудовища.
Как же трогательна эта религиозная вера в бумаги и союзы, в печати и постановления, в цивилизованный европейский мир, который не даст в обиду, накормит, приголубит.
Украинские студенты каких-то вещей не понимают, их бьют, это ужасно, не надо никого бить. Но взрослые люди есть на Украине? Должны же быть.
Европа стоит на пороге цивилизационного европейского кризиса: он только начался, но несколько стран уже обанкротилось, Европа погружается в пессимизм и хаос, и даже более-менее благополучная Франция отдаёт себе отчёт, что всё идёт куда-то не туда.
Возмущённые украинские граждане шумят, что Янукович тащит Украину в «совок».
О, милые мои. Всё ещё веселее.
Мари Ле Пен (надеюсь, вы знаете это имя — женщина уж точно не менее пассионарная, чем ваша Юлия Тимошенко, но какие-то вещи понимающая чуть лучше, чем Юля) не так давно сказала: «Евросоюз — это СССР в наихудшем его виде».
Понимаете? Даже не в обычном виде, а в наихудшем.
Но нет, вы, конечно, не понимаете.
Украина, очертя голову, стремится туда, где никакого счастья не будет, а будет что-то другое.
Слушайте внимательно, мы ещё раз предоставим слово французскому политику Мари Ле Пен: «Евросоюз не соответствует интересам и чаяниям европейцев. У нас нет суверенитета, свободы, нам навязывают что-то из Брюсселя, к чему мы вообще никакого отношения не имеем…»
Может быть, Украина тоже хочет не иметь к себе никакого отношения? Ну, так пусть ей об этом скажут, а то она не догадывается, куда собралась.
И далее Мари Ле Пен продолжает: «Нам скормили Евросоюз как якобы единственный способ быть экономически и политически сильными в противостоянии с США, Китаем, Индией и Россией. Однако мы никогда не были слабыми, как сейчас! У Франции не осталось ничего: ни своих денег, ни суверенной территории, ни возможности принимать самостоятельные экономические или политические решения. Мы на вассальном положении. Франция — не нация больше, а придаток Евросоюза и умирающего евро».
Когда Украина, надрывая душу, кричит о свободе, надо, чтоб хоть кто-нибудь объяснил, как она будет выглядеть.
Если Франция — это придаток, то на каких условиях там окажется Украина?
Евросоюз не спасёт эту чудесную страну, не даст благоденствия и покоя, но истаскает, измучает и, рано или поздно, отвернётся.
Между тем, эта Россия с её зубами, с её копытами, с её ржанием и храпом — она не денется никуда.
Обидно, неприятно, но делать нечего.
Писатель и революционер Аркадий Бабченко рвётся в Киев: за нашу и вашу свободу, в общем. Может, он уже там.
