Даниэль Эстулин - Секреты Бильдербергского клуба
В заключение я могу предположить, что в недалеком будущем еще какой–нибудь западный лидер ста нет жертвой быстрой и преждевременной остановки сердца. Считается, что КГБ вместе с секретными службами Болгарии и Румынии является одним из самых ловких отравителей в мире. Однако он не одинок. ЦРУ и Британское секретное отделение химического и биологического оружия Центра микробиологических исследований Портон—Дауна постоянно совершенствуют методики убийства. В действительности существует более 400 веществ, способных вызвать смерть и не оставить после себя следа. Одно из таких средств, которое, возможно, убило Милошевича, называется дигиталис. Диагностируется он только при вскрытии. Это лекарство должно приниматься исключительно в строго выверенных дозах. Передозировка вызывает инфаркт миокарда, который невозможно отличить от остановки сердца по естественным причинам. Кто никогда не страдал сердечными заболеваниями, умерли бы сразу после приема этого средства.
Еще один знаменитый случай — это Альбино Лучиани, папа Иоанн Павел I, которому назначали этот препарат вместе с «Эффортилом», лекарством от гипертонии. Смесь вызвала мгновенную смерть папы римского, который планировал существенно изменить церковную иерархию. Масонская ложа внутри Ватикана не приняла бы этих изменений ни при каких условиях, поэтому Лучиани не смог до конца осуществить свою миссию.
Призрак Трэвиса
В первую неделю ноября 1999 года я получил открытку из Ладисполи, небольшого городка, расположенного на побережье Средиземного моря. Там говорилось: «Я отлично провожу здесь время. Было бы неплохо, если бы ты был рядом». Дата: 29 ноября 1999 года. Рассмотрев ее более тщательно, я понял: в ней было нечто такое, что абсолютно не вписывалось в это невинное воспоминание об отдыхе. На открытке из Италии была французская марка, а штамп — от 30 марта 1980 года. Любой, кто связан со шпионским делом, сразу сказал бы, что даты и места являются очень важными для контактных лиц и сотрудников разведывательных служб. Тридцатого марта 1980 года мы официально уехали из Советского Союза. Находясь в Италии, мы обосновались в Ладисполи, который стал нашим пристанищем на весь следующий год. «Очевидно, что у кого–то достаточно сведений о моей жизни», — подумал я. Итальянская открытка с французской маркой… Как интересно! «Очевидно, что ее вручили в руки и что ее бросил в почтовый ящик тот, кто хотел сказать мне что–то очень важное. Двадцать девятое ноября 1999 года. Это через три с половиной недели», — произнес я вслух. Я перевернул открытку и детально изучил фотографию: бесконечный пляж отдыхающих и едва различимая линия голубой воды на горизонте. Можно было заметить двух человек — мать и, вероятнее всего, ее сына, одетых в белое. Мать смотрит вперед, а сын невинно обнимает ее за колени.
Я вышел на улицу. Шел мелкий дождь. Два ребенка с удовольствием прыгали и шлепали по лужам, оставляя на асфальте мокрые следы от ботинок. Я пересек элегантную улицу и открыл дверь паба на углу своего дома. Двадцать девятое ноября 1999 года. Что все это означало?
Я опять прочитал текст: «Я отлично провожу здесь время. Было бы неплохо, если бы ты был рядом». Подпись: «Фашода». Кто это, к черту, был? Я напряг мозги, чтобы вспомнить какого–нибудь агента разведывательной службы, с которым установил контакт в последнее время. Я должен признать, что в этом длинном списке были редкие имена и прозвища, но никакого Фашода среди них не было.
Я заказал кофе и продолжал рассматривать открытку. «Похоже на что–то африканское», — подумал я. За исключением полудюжины агентов Южно—Африканской секретной службы, я не мог наладить надежную связь с членами служб безопасности какой–нибудь африканской страны. «Это может быть каким–то кодом», — пробормотал я. Фашода, Фашода, Фашода… Я вновь повернул открытку, посмотрел на мать и ее маленького сына, который обнимал ее за колени, и меня осенило: «Фашода!»
Если провести одну прямую линию от города Кабо до Каира, а другую из Дакара до Африканского Рога, они пересекутся на востоке от Судана, около местности Фашода, расположенной на полуострове, связанном с горами узкой полоской земли. Окружающий пейзаж образован в основном глубокими болотами. Климат всегда влажный, а температура редко опускается ниже 35 градусов в тени. Название этой местности исчезло в сумерках истории, но в сентябре 1898 года, впервые после Ватерлоо, в этом затерянном мире столкнулись интересы Великобритании и Франции. Каждая из стран требовала вывода войск страны–соперницы.
В 1898 году как британцы, так и французы думали, что, если признанный французами отряд хотел, чтобы им платили дань на верхнем берегу Нила в Фашоде, Франция могла построить там дамбу, блокировать течение Нила и вызвать хаос в Египте. Это вынудило бы Великобританию выйти из Суэцкого канала, перекрыть жизненно важную линию связи с Индией и свергнуть империю, которая зависела от богатств и рабочей силы Индии. В 1899 году, примерно век назад, оба правительства пришли к согласию относительно того, что границы их сфер влияния будут определяться по водоразделу рек Конго и Нил. Это привело к переделке карты Африки, которая сохраняет такой вид до сегодняшнего дня.
«Фашода — это не человек, а место!» Я чувствовал, как быстро билось мое сердце. Двадцать девятое ноября 1999 года. Ладисиоли, Рим, Италия, Фашода, 30 марта 1980 года, Франция, 30 марта, 29 ноября, 1980 год, 1999 год, Франция, Италия, Рим, Лацио, Ладисиоли, Фашода, ФИФРЛЛ, ФРИЛЛФ, ФФРИЛЛ. Я искал связь вновь и вновь, но найти ключ мне не удавалось. Дождь перестал, появилась радуга. Наконец подошла мрачная официантка, которая неловко поставила мне на столик кофе глясе. Недалеко от меня сел пожилой мужчина с огромными ноздрями. В баре слышались голоса нескольких мужчин, которые спорили из–за денег. Вдруг я выпрямился на своем стуле: «Фашода, Трэвис Рид!!!»
Трэвис был одним из тех, с кем я познакомился в 1996 году во время заседания Бильдербергского клуба в Кинг—Сити. Он был мелким вором, недисциплинированным и несносным; промышлял с Гариком, израильтянином, в свое время бросил институт и позже стал отличным агентом «Моссада», работающим в подвале квартиры в Этобико, Торонто. Трэвиса часто задерживали и почти сразу же отпускали. Также он часто сидел за решеткой с важными преступниками и ценными информаторами правительств (очень странное совпадение, учитывая то, что они были ценными личностями и что их тщательно охраняла полиция). Как я узнал позже, Трэвис Рид стал преступником, чтобы работать с преступниками. Это было его прикрытие. Это был его танец под дождем.
Он был послан в Судан теми, кто работал как на ЦРУ, так и на Национальную полицию Канады, на подразделение, занимающееся криминальным шпионажем. Трэвис был типичным провокатором: любопытный, лживый и почти всегда без гроша в кармане. Мы никогда не узнаем о подробностях его поездки в Судан, но так же, как и в 1899 году, это забытое Богом место привлекало самых сомнительных личностей. Это был очаг распространения наркотиков, оружия и нефти; база, с которой можно было дестабилизировать различные африканские страны, слишком уставшие от борьбы в продолжительных войнах и слишком ослабленные, чтобы противостоять «дружественным» политическим предложениям США, Франции, Великобритании, России и Китая. Все африканские страны имели общий знаменатель — нефть.
Трэвис ненавидел лживость системы, которая его создала и использовала. Однако, как это ни парадоксально, из–за того, что он владел столькими секретами, которые старался скрыть от любопытных, он все еще был жив. «Если Трэвис хочет меня увидеть, это будет проблематично», — сказал я сам себе. Трэвис был асом шпионажа. «Какой информацией он может меня заинтересовать?» — спросил я сам себя.
Я обратил внимание на силуэт женщины, прислонившейся к окну. Ее изящная шея, казалось, была бесконечной. Выражение легкой меланхолии придавало ее лицу таинственную красоту, напоминая портреты работы Боттичелли. Девочка–подросток в школьной форме шумно пила коктейль за столиком возле окна, выходящего на улицу.
Итак, чтобы до конца во всем разобраться, мне нужно было ехать в Рим. Открыв дверь паба, я вышел на шумную улицу. Эта идея меня не привлекала. Трэвис Рид был синонимом опасности, и, даже если у него была интересная для меня информация, все это могли спланировать некоторые из контролирующих его лиц, которые всегда удлиняли поводок, чтобы он делал то, чего не могли другие. После заседания Бильдербергского клуба в 1996 году многие хотели бы от меня избавиться. Чем больше я об этом думал, тем больше приходил к выводу, что это была ловушка. Мне только оставалось узнать, кто за всем этим стоит. Мне нужна была помощь.
Седьмого ноября 1999 года я участвовал в телефонном разговоре через спутниковую связь по надежной линии с бывшими членами службы безопасности Советского Союза. Должен признать, что, когда дела становились плохи, я всегда обращался к бывшим советским служащим. Что–то необъяснимое заставляло их не доверять Западу, и их нелегко было купить, в отличие от того, во что нас заставляют поверить средства массовой информации и сообщения в прессе. Этим они заслужили мое доверие. Один из этих людей был экспертом по бактериологическому, ядерному и ракетному оружию. Другой был действующим чиновником и работал под командованием бывшего первого заместителя начальника Генерального штаба ВС РФ генерал–полковника Валерия Манилова, который годом позже окажется самым честным российским военным, заявившим, что трагедия «Курска» была спровоцирована американской стороной.
