Александр Дугин - Основы геополитики
Как правило, "постимперские образования" никогда (или почти никогда) не становятся полноценными государствами и продолжают существовать в качестве экономико-политических придатков бывшей (или новой) метрополии. Почти всегда правящая элита в них является прямой наследницей (часто ставленницей) колониальной администрации, экономика целиком зависит от внешних факторов, а политико-социальный уклад подстраивается под модель бывшего центра. Сохранение такой "постимперской легитимности" часто приводит к тому, что один и тот же автохтонный этнос населяет территории разных постимперских государств, а в рамках одного государства проживает несколько этнических и религиозных групп. Фактически относительный баланс интересов поддерживается в таких случаях только апелляцией ко внешнему фактору чаще всего к явной или скрытой мощи бывшей метрополии (или того развитого государства, которое может прийти ей на смену). Весьма показательно, что на последних этапах "освобожде ния" Африки Панафриканский конгресс постановил применять во всех вновь образованных государствах как раз принцип "постимперской легитимности", хотя многие большие африканские народы в частности, банту, зулусы и т.д. оказались проживающими сразу в двух или трех государствах. Это было сделано под предлогом избежания этнических, межплеменных и религиозных войн. На самом деле, речь шла о стремлении руководи телей постимперской администрации сохранить свои искусственные элиты у власти, не допустив создания в процессе национального подъема новых представителей органичной национальной иерархии. Учитывая стратегическую и социально-экономическую отсталость Африки и отсутствие свежих и жизненных государственных традиций, этот подход сработал довольно успешно.
Принцип "постимперской легитимности" сегодня прикладывается и к странам, возникшим на развалинах СССР. В бывших "союзных республиках" почти повсеместно у власти находятся наследники "колониальной администрации", отсеки разломленной на части единой управленческой структуры, сформировавшейся целиком в имперском советском контексте. Эта элита отчуждена от национально-культурных традиций своих народов и ориентирована по инерции на сохранение экономико-по литической зависимости от метрополии. Единственным исключением является Армения, где логика "постимпер ской легитимности" была нарушена (в случае Нагорного Карабаха), и где, соответственно, сугубо национальные политические силы имеют больший вес, чем во всех остальных странах СНГ. Кроме того, Армения единствен ная моноэтническая республика из стран СНГ.
На первый взгляд, может сложиться впечатление, что принцип "постимперской легитимности" играет на руку РФ и Москве, так как создает предпосылки для сохранения влияния РФ в "ближнем зарубежье" и упрощает политико-экономические отношения с географическими соседями. Но на самом деле все обстоит несколько сложнее. Как и в случае "деколонизации" стран Третьего мира, распад Империи ослабляет геополитическое могущество метрополии, и часть колоний и доминионов переходят под неявный контроль другой, более сильной державы, которая использует систему "постимперской легитимности" в своих собственных целях. Яркий пример тому США, фактически захватившие под свое влияние большинство бывших английских, испанских, португальских, французских и голландских колоний в ходе процесса "деколонизации". Таким образом, на смену постсоветской "колониальной администрации" в странах СНГ может прийти (и приходит) иная "колониальная администрация", использующая в своих целях уже существующие искусственные структуры.
С другой стороны, "постимперская легитимность" и саму РФ ставит в один ряд с другими странами СНГ, коль скоро в данном случае полностью игнорируются национально-культурные, религиозные и этнические интересы русского народа , попадающего под абстрактные нормы "постимперского", чисто административного права и разбросанного по чуждым псевдогосударственным и квазинациональным образованиям. Останки имперской администрации в рамках РФ (партийно-бюрократический аппарат) оказываются столь же чуждыми национально му контексту русских, что и в других республиках, так как сама система Империи была построена на иных, чисто административных и экономических, а не национальных и культурных принципах. Русские, "освободившись" от республик, не получают свободу и самостоятельность, но теряют значительную часть своей национальной общности, сохраняют зависимое положение от остатков прежней номенклатуры и вдобавок подвергаются новой опасности попасть под влияние внешних политических сил более могущественных держав. Эта последняя опасность была не столь близкой в период существования Империи, но в качестве простой "региональной державы" РФ подвергается ей в полной мере.
Все эти соображения заставляют поставить под сомнение полезность в нынешних условиях принципа "постимперской легитимности", так как это в значительной степени противоречит русским национальным интересам.
Но какими же критериями следует руководствовать ся в определении того, что является "русскими национальными интересами"? Кого взять в качестве главного субъекта , в отношении которого можно было бы определить, что выгодно, а что невыгодно? В каких категори ях следует осмыслять сегодня Россию ?
2.3 Русский народ центр геополитической концепции
Развал Советской Империи, хрупкость и государст венная несостоятельность новых политических образований на ее территории (включая РФ) заставляют искать более конкретную категорию для понимания "русских национальных интересов". Единственной органичной, естественной, исторически укорененной реальностью в этом вопросе может быть только русский народ .
Русский народ это историческая общность, имеющая все признаки полноценного и стабильного политического субъекта. Русский народ объединен этнически, культурно, психологически и религиозно. Но не только это является главным основанием для постановки его в центр геополитической концепции как субъекта политической и социальной стратегии. Русский народ, в отличие от многих других народов, сложился как носитель особой цивилизации , имеющей все отличительные черты самобытного и полноценного планетарно-историче ского явления. Русский народ та цивилизационная константа, которая служила осью в создании не одного, а многих государств: от мозаики восточнославянских княжеств до Московской Руси, Петровской Империи и Советского блока. Причем эта константа и определяла преемственность и связь между образованиями, столь различными политически, социально, территориально и структурно. Русский народ не просто давал этническую базу для всех этих государственных формаций, он выражал в них особую цивилизационную идею , не похожую ни на какую другую. Не государство сформировало русскую нацию. Напротив, русская нация, русский народ экспериментировал в истории с различными типами государственных систем, по-разному выражая (в зависимости от обстоятельств) специфику своей уникальной миссии.
Русский народ безусловно принадлежит к числу мессианских народов. И как у всякого мессианского народа, у него есть универсальное, всечеловеческое значение, которое конкурирует не просто с иными национальными идеями, но с типами других форм цивилизационного универсализма. К.Леонтьев и русские евразийцы довольно полно развили эту идею.
Независимо от смут, переходных периодов и политических катаклизмов русский народ всегда сохранял свою мессианскую идентичность, а следовательно, всегда оставался политическим субъектом истории. После очередного государственного потрясения одна и та же древняя и могущественная русская сила создавала новые политические конструкции, облекая свой духовный порыв в новые геополитические формы. Причем, как только государственные конструкции развивались до критической черты, за которой брезжила окончательная утрата связи политической формы с национальным содержани ем, наступали кризисы и катастрофы, вслед за чем начиналось новое геополитическое и социальное строитель ство, облечение цивилизационной миссии русского народа в новые образы и политические конструкции.
И на нынешнем переходном периоде именно русский народ должен быть взят в качестве главного политиче ского субъекта, от которого и следует откладывать шкалу геополитических и стратегических, а также социально-экономических интересов России. Русский народ и есть сегодня Россия , но не как ясно очерченное государство, а как геополитическая потенция, реальная и конкретная с одной стороны, но еще не определившая свою новую государственную структуру ни ее идеологию, ни ее территориальные пределы, ни ее социально-поли тическое устройство.
