Сергей Кара-Мурза - Путин и оппозиция. Когда они сразятся на равных
Вот еще заявление: «Роль социальных сетей и СМИ в целом особенно значительна в кризисные для общества и государства этапы, в связи с тем, что благодаря их деятельности можно повлиять на политическое сознание, на ценностные ориентиры».
Для такого утверждения нет ни эмпирических, ни логических доводов. Как правило, кризисы как раз разделяют общество на группы с разными ценностными ориентирами, на которые трудно повлиять.
Вот еще работа, посвященная роли информации (в частности, PR-технологий). Автор преувеличивает ее роль в политическом процессе, делает на этот счет много очень сильных утверждений, не аргументируя их и не показывая место информационных технологий в системе всех главных факторов. В тексте сказано, например: «Можно констатировать, что сегодня РR представляет собой не столько особую функцию, сколько современную философию организационного управления. Это искусство и наука достижения гармонии посредством взаимопонимания, основанного на правде и полной информированности».
Этим банальностям о «взаимопонимании, основанном на правде и полной информированности», не имеющим никакого отношения к реальности, придается статус «научного определения». О конфликте с Грузией в 2008 г. говорится: «Коммуникационные PR-технологии США, Британии, Италии, Испании и др. — помогли существенно скорректировать политические результаты конфликта в сторону грузинской позиции».
Что это значит? Куда сдвинулись «политические результаты» России под давлением PR-технологии Испании?
Вот еще определение: «СМИ являются одним из институтов гражданского общества, где главным является факт интеграции общества».
Причем здесь «гражданское общество»? Разве в тоталитарном обществе нет института СМИ? И, вопреки логике и опыту, как раз в гражданском обществе главным является факт не интеграции, а плюрализма. Даже в популярном учебнике политологии приведено утверждение Гегеля, что гражданское общество «напоминает поле боя, где сталкиваются частные интересы, причем чрезмерное развитие одних элементов гражданского общества может привести к подавлению других его элементов».
* * *3. Часто авторы доверяют плохо изученному ими источнику и не подвергают его утверждения проверке.
Нередко при написании текста ссылаются на суждение незнакомого автора, здесь можно попасть в ловушку, если не знать контекста, в который включено это суждение. Особенно осторожно надо обращаться с источниками в нынешней политике и политологии России, тем более с источниками времен перестройки и 1990-х годов. Эти источники слишком идеологизированы, они малодоступны в оригинале, их трудно проверить и они в большинстве своем уже забыты.
Вот, в дипломной работе политолога на тему о роли СМИ, сказано: «По мнению профессора Б. Соколова: „российско-грузинская война при своей внешней молниеносности и успешности для России, скорее всего, в долгосрочной перспективе является военно-политическим и дипломатическим поражением Москвы“».
Разве профессор Б. Соколов заведомо прав? Где его аргументы для вывода о «военно-политическом и дипломатическом поражением Москвы»? На чем стоит авторитет этого профессора, «самого неутомимого „профессионального“ фальсификатора»? Он, обозреватель «Известий», в годовщину битвы на Курской дуге 12 июля 2000 г. напечатал такой текст: «12 июля 1943 г. у деревни Прохоровка произошло крупнейшее танковое сражение Второй мировой войны… 850 советским танкам противостояло 273 немецких. Безвозвратные потери вермахта составили 5 танков, а Красной армии — 334 танка… Впоследствии Прохоровка была объявлена грандиозной советской победой, сорвавшей немецкое наступление на Курск с юга. Ныне на Прохоровском поле стоит памятник в честь мнимой победы советского оружия».
Союз ветеранов подал на «историка» в суд. Иск не приняли, хотя истцы привели виднейших военных экспертов, историков и участников битвы, представили подробные документы с картами боя, включая германские источники, труд германского военного историка генерала вермахта Б. Мюллера-Гиллебранда, воспоминания о битве под Прохоровкой начальника Генштаба вермахта и главного специалиста по танковым войскам Гудериана, публикации историков США.
Такова свобода слова профессора Б. Соколова, но выпускник факультета политологии должен знать, на кого он ссылается в поддержку своих тезисов. И уж во всяком случае, привлекая в союзники авторов типа Б. Соколова, он должен изложить свои собственные аргументы.
Здесь же высказано многозначительное суждение о пропаганде: «Специалисты понимают под „пропагандой“ совокупность манипулятивных технологий, как правило, на основе лживых посылок. Пропаганда обращается не к сознанию личности, а к подсознательному в человеке — к его предрассудкам, страхам, инстинктам».
Откуда это взялось, из каких словарей и энциклопедий? Кто эти «специалисты», которые понимают под «пропагандой» такие странные вещи? Какие лживые посылки, страхи и инстинкты использует лектор, пропагандирующий модель мироздания Коперника? Дипломник-политолог безответственно опирается на чужие безответственные суждения.
В другой дипломной работе, тоже о роли СМИ, сказано: «Многие исследователи (например, Герберт Маркузе, Герберт Шиллер, Карл Дойч и другие) вообще считают, что политические коммуникации играют ключевую роль в обеспечении стабильности современного общества».
Неужели политолог сам верит в то, что пишет? Эти «многие исследователи и другие» говорят такие вещи для красного словца — нельзя же это принимать всерьез. Что мы видели и видим в современном обществе Ливии, Египта, Сирии или сегодня Украины? Здесь видна «ключевая роль политических коммуникаций в подрыве стабильности»! Зачем вставлять в дипломную работу такие неправдоподобные суждения? Вообще, коммуникации — всего один из множества инструментов политического действия. Любой инструмент, как молоток, может что-то укреплять или разрушать, это зависит от цели его хозяина (иногда от его умения пользоваться инструментом). Но нельзя же вырывать один элемент из целой системы и приписывать ему «ключевую роль».
В третьем тексте на аналогичную тему автор пишет: «Профессор N* отмечает: „Информация, как никогда, стала инструментом власти. Когда была обнаружена восприимчивость человеческой психики к внушению, информация в форме пропаганды и агитации стала главным рычагом управления людьми. Постепенно она заменила собой грубую силу и насилие, которые долгое время считались единственными орудиями управления“».
В научных и образовательных текстах не следует ссылаться на сомнительную цитату без объяснения, почему автор в нее поверил. Ведь очевидно, что информация вовсе не «заменила собой грубую силу и насилие», и к тому же эти средства никогда не «считались единственными орудиями управления» даже у самых страшных тиранов. Утверждение уважаемого профессора N* — художественная гипербола, нельзя ее принимать всерьез.
Там же следует еще такой пассаж: «Дебрэ ввел в актуальный политический лексикон понятие „медиакратии“».
Но Реже Дебрэ много разных словечек вводил в лексикон — а зачем его словечки в этой дипломной работе? Он — большой авторитет для российской политологии? Вообще, что о нем знают наши преподаватели и студенты? В каком смысле он употребил это словечко? Ведь даже в заглавии его статейки величиной в одну страницу, на которую сослался дипломник, сказано: «Медиакратия — власть посредственности». Но это совсем не вяжется с пафосом всей дипломной работы, и если уж опираться на авторитет Дебрэ, то надо было обсудить этот казус, дать свое суждение о «власти посредственности».
Иногда данные даже из солидного источника неправдоподобны — их надо исследовать или просто игнорировать. В одном из обзоров проблемы детских домов (2002 г.) сказано, например: «По данным Детского фонда ООН ЮНИСЕФ, всего в мире насчитывается около 100 млн. брошенных детей, причем каждый двенадцатый — из России».
Утверждение, что в 2002 г. в России насчитывалось более 8 млн брошенных детей, абсолютно неправдоподобно. Авторы обзора, исследующие данную проблему, не должны были верить в это утверждение, они вставили его в текст механически, не подумав.
Вернемся к дипломной работе, о которой шла речь в п. 1 и в которой сказано, что главное в «современном политическом процессе — демократизация, медиатизация и деидеологизация». Этот вывод опирается на труды двух политологов. О них сказано: «Однако стоит отметить, что в условиях современных реалий модель демократизации России несколько отличается от вышеуказанных характеристик „классической“ демократии. Данная модель была описана российским политологом В. Гельманом…
Похожая модель демократизации России была описана в работе Фарида Закарии… Фарид Закария утверждает, что если Россия продолжит развиваться по „своему пути“, постепенно приближаясь к выборной автократии, где свободы, гарантированные в теории, будут все чаще нарушаться на практике, а коррупция будет превалировать во всей политико-экономической системе, то страна вполне может остаться демократической, но нелиберальной. Данная тенденция связана с тем, что Россия не делает упор на хозяйственное развитие и построение эффективных политических институтов.
