Александр Елисеев - Разгадка 1937 года. Преступление века или спасение страны?
К тому же речь Кирова была прямо-таки насыщена революционным антифашизмом. Он яростно бичевал фашизм, сравнивая его с русским черносотенством. Это был завуалированный упрек Сталину, допускавшему возможность мирных отношений с Третьим рейхом и дрейфовавшему в сторону национал-большевизма.
По всему получается, что выступление Сталина и выступление Кирова были диаметрально противоположны, отличаясь принципиально разным видением вопросов как внутренней, так и внешней политики. (Надо думать, что кировское выступление и было той «кошкой», которая пробежала между ним и вождем.) И не надо смущаться тем, что Киров всячески восхвалял Сталина — до, во время и после съезда. Тот же самый Эйхе, принявший деятельное участие в попытке сместить Сталина с поста генсека, во время своего выступления на съезде произнес его имя 11 раз, и каждый раз — в плане восхваления. Это было излюбленным шагом многих оппозиционеров — прятаться за имя Сталина и раздувать его культ, занимаясь в то же самое время борьбой против вождя. Например, Ломинадзе, будучи главой закавказских коммунистов, давал указание своим людям решительно защищать генеральную линию и даже выбирать в руководящие органы сталинистов — для отвода глаз. Об этом сообщает не кто-нибудь, но Троцкий в своем «Бюллетене оппозиции», ссылаясь на данные информированного источника из Москвы.
Неумеренные славословия в адрес Сталина зачастую таили в себе некую логическую ловушку. От приписывания всех заслуг одному Сталину очень легко было перейти к приписыванию ему и всех недостатков. Так ведь, собственно говоря, и произошло в период так называемой «перестройки». Так же могло произойти и в случае отстранения Сталина от власти.
Напуганные сталинским намерением покончить с диктатурой вельмож, «регионалы» попытались его снять и заменить Кировым. Но тот оказался слишком осторожным и тем самым подписал себе смертный приговор. Кто бы ни убил Кирова (ниже мы еще коснемся этого вопроса), но ясно, что выстрелы в Смольном были результатом его двурушнического поведения на съезде.
Сталин провел на съезде две важнейшие реорганизации — аппарата ЦК и органов партийного контроля.
Первая реорганизация заключалась в образовании отраслевых отделов ЦК. Всего их было создано четыре: промышленный, транспортный, сельскохозяйственный, планово-финансово-торговый. Отделы ставили перед собой следующую задачу — надзирать за соответствующими наркоматами и ведомствами. Эта мера была направлена против «технократов», разнообразных ведомственных диктаторов. Теперь они контролировались не только председателем правительства, но и заведующими отделов ЦК. Таким образом, создание отраслевых отделов косвенно укрепляло Совнарком, персонально — Молотова, который имел серьезные разногласия со многими ведомственными сепаратистами, в частности с Орджоникидзе.
Съезд, кроме того, постановил ликвидировать коллегии в наркоматах, оставив у каждого наркома лишь двух заместителей.
Показательно, что Каганович, объявивший на съезде о создании отраслевых отделов, довольно жестко критиковал «хозяйственников» за бюрократизм. Он отметил необходимость уменьшить количество звеньев в управлении промышленностью. Каганович обратил внимание на то, что именно ЦК вынудил Наркомат тяжелой промышленности провести реорганизацию, выразившуюся в разукрупнении отраслевых главков, ликвидации многих трестов и объединений. Но, по мысли Лазаря Моисеевича, в «самом Наркомтяжпроме все еще оргсистема недоработана, там существует еще… много функциональных секторов».
Здесь Каганович, скорее всего с подачи Сталина, проявил дипломатичность. Он не стал особенно критиковать крупнейший наркомат, который возглавлялся всесильным Орджоникидзе. Зато он устроил разнос Наркомату легкой промышленности (НКЛП), который был, ввиду наличия аж 39 крупных управлений и 60 секторов, признан «исключительно громоздким». «Железный Лазарь», говоря о раздутом аппарате НКЛП, указывал: «Имеются также главные отраслевые управления, которые не располагают собственной производственной базой (главные управления швейной промышленности, галантерейной и кустарной, полиграфической промышленности и т. п.). Промышленность этих управлений в большинстве своем находится в ведении мест». Ругая НКЛП, Каганович неожиданно и плавно перешел на хозяйственные наркоматы как таковые: «Я не хочу сказать, что надо удовлетворить стремления многих местных товарищей и передать в ведение мест бесспорно союзные предприятия. Но надо наркоматам в гораздо большей мере опереться на помощь местных советов и исполкомов».
Данные слова встретили аплодисменты некоторых делегатов съезда, очевидно, тех самых «местных товарищей». Эти «товарищи» есть наши любимые «регионалы». Региональные олигархи пускали слюнки на многие ресурсы экономических наркоматов, и это было причиной серьезного противоречия между «партократами» и «технократами». Сталин это противоречие мастерски использовал, добившись согласия первых на ослабление последних.
Но этого мало. Вступив в сговор уже с технократами, Сталин ослабил партократов. На это была направлена вторая реорганизация. Она заключалась в упразднении Центральной контрольной комиссии ВКП(б). Это вообще был довольно любопытный монстрик, представляющий гибрид партийной и государственной организации. Полное его название было — Центральная контрольная комиссия — Рабоче-крестьянская инспекция. Пожалуй, именно в данном случае сращивание партийного и государственного аппарата достигло своего апогея.
Теперь Сталин отделил РКИ от ЦКК, преобразовав последний в Комитет партийного контроля при ЦК ВКП(б). Тем самым партконтроль сам попадал под контроль — Сталина и аппарата ЦК. Прежний орган — ЦКК избирался съездом партии и был зависим от него. Всегда существовала угроза того, что съезд, на котором большинство автоматически принадлежало регионалам, сделает ЦКК неким противовесом Сталину. В принципе это можно было бы сделать и с ЦК, но в ЦК был очень сильный сталинский аппарат, с ним такую операцию было бы провести гораздо сложнее. Позднее КПК, в лице своего председателя Н.И. Ежова, очень поможет Сталину во внутрипартийной борьбе и установлении контроля над органами госбезопасности.
Сталин добился еще одной меры, ослабившей регионалов. После XVII съезда в обкомах, крайкомах и ЦК нацкомпартий были ликвидированы секретариаты. Теперь там дозволялось иметь лишь двух секретарей. А через несколько месяцев ноябрьский пленум ЦК принял постановление, согласно которому обкомы, крайкомы и республиканские ЦК теряли право назначать и смещать секретарей нижестоящих организаций. Это право переходило к аппарату ЦК.
Тут имел место быть довольно хитрый маневр — усилить аппарат ЦК за счет ослабления ведомственных и региональных сепаратистов. Сталин знал, что главная трудность заключается в обуздании регионалов и технократов, а «свой», центральный аппарат он мог, в случае чего, урезонить легко.
Однако административных мер было недостаточно. Да, они вводили бюрократов в некие «рамки», но не устраняли саму проблему наличия могущественных вельмож. Не устраняли ее и периодические перемещения кадров с одного места на другое. «За долгие годы работы старые кадры притерлись друг к другу, установили достаточно прочные контакты между собой, — пишет историк Хлевнюк. — Сталин периодически «тасовал колоду» руководителей, однако совершенно разбить установившиеся связи, разрушить группы, формировавшиеся вокруг «вождей» разных уровней по принципу личной преданности, при помощи одних лишь «перетасовок» не удавалось. По существу, в номенклатуре складывались неформальные группировки, сплоченные круговой порукой, стремлением обеспечить кадровую стабильность…».
Глава 5
Дедушки советской перестройки
«Правые уклонисты» и кризисный тридцатый
В 30-х годах внутри партии действовала группировка, сложившаяся на базе разгромленного ранее «правого уклона». Ее возглавляли бывшие члены Политбюро — Бухарин, Рыков и М.П. Томский (вожак профсоюзов).
Сам «правый уклон» был преодолен далеко не сразу и потребовал от группы Сталина значительных усилий. За Бухариным шли (и готовы были пойти) очень и очень многие. Что уж там говорить, если сомневался даже такой верный сталинец, как К.Е. Ворошилов. (Сомнения испытывал и лояльный, по отношению к вождю, Калинин.) К Бухарину склонялись и многие руководители ОГПУ.
В течение всего 1928 года сталинцы и бухаринцы вели довольно-таки сдержанные дискуссии о том, как проводить индустриализацию. Бухарин выступал против высоких темпов роста и за преимущественное развитие легкой промышленности. Сталин склонялся к тому, чтобы взять высокие темпы, «поставив» на промышленность тяжелую. Во времена перестройки бухаринская позиция всячески возвеличивалась. Утверждали, что умеренные темпы не привели бы к потрясениям начала 30-х годов, известных под названием «великий перелом». Однако позднее многие историки пришли к выводу, что программа Бухарина была правильна лишь в кабинетном отношении. И сработала бы она в том случае, если бы СССР оказался где-нибудь на Луне — в отдалении от своих геополитических противников. А в тогдашних конкретно-исторических условиях стране нужно было срочно развивать индустрию — с тем чтобы быть готовой к новой, большой войне.
