Юрий Мухин - Асы и пропаганда. Дутые победы Люфтваффе
Таким образом, в общей сложности уничтожено: 265 ИАМД — 125 самолетов, 278 ИАССД — 91 самолет. Итого 216 самолетов.
Необходимо принять во внимание, что одновременно с частями 3-го ИАК в Крымской операции действовали по аэродромам противника Ил-2 и Те-2 и вели такую же напряженную воздушную войну прочие истребительные части 8 ВА и 4 ВА, которые, очевидно, также уничтожали самолеты противника.
По данным разведки, известно, что к началу Крымской операции немцы имели в Крыму до 270 самолетов разных типов.
Отсюда чрезвычайно трудно решить вопрос: каким образом немцы множили самолеты для уничтожения нашими летчиками?
КОМАНДИР КОРПУСА ПРИКАЗАЛ:
1. Немедленно под личную ответственность командиров дивизий организовать сбор подтверждений на сбитые самолеты, что сделать легко, так как большинство сбитых самолетов упало на территории, уже освобожденной от немцев.
2. 28.04.44 г. представить командиру корпуса подтверждения на сбитые самолеты за апрель месяц, из которых действительными будут признаны: подтверждения наземных войск, фотоснимки сбитых самолетов, таблички с номером сбитого самолета. Одновременно предоставить сведения о сбитых и захваченных самолетах согласно табеля срочных донесений.
3. Впредь упорядочить вопрос учета сбитых самолетов противника и принять немедленные меры к сбору соответствующих подтверждений.
4. Разъяснить летному составу, что неправдивые, завышенные данные о сбитых самолетах подрывают авторитет летчика и корпуса в целом.
Начальник штаба 3 ИАНК полковник Баранов
Начальник ОРО штаба 3 ИАНК полковник Обойщиков».
И для представления летчиков-истребителей к награде за количество сбитых самолетов также требовалось обстоятельное подтверждение фактов сбития. Вот, скажем, строки из представления к званию Героя Советского Союза летчика Евстигнеева Кирилла Алексеевича (летал в эскадрилье И.Н. Кожедуба, к концу войны стал дважды Героем):«…За время боевой работы с марта 1943 г. — провел 53 воздушных боя — сбил 26 самолетов противника (9 Ме-109, 10 Ю-87, 2 Ю-88, 2 Ме-110, 1 ФВ — 190, 1 ФВ-189, 1 Хе-111). Из них в группе 1 Ю-88, 1 Ю-87, 1 Хе-111. Сбитые самолеты подтверждаются согласно приказу НКО № 294 от 8.10.43 г., пункт «Д» раздела XI».
Итак, количество зачисленных летчику сбитых в воздушном бою самолетов противника в основном зависит от принятого метода фиксации результата воздушного боя и от добросовестности летчика. Как видите, у нас сбитые самолеты противника нужно было подтверждать документально в порядке, установленном приказами Наркома обороны: первого — от 9 сентября 1942 г. и второго, уже об ужесточении фиксации сбитых самолетов, — от 10 октября 1943 г.
Фиксирование сбитых самолетов летчиками Люфтваффе в основном производилось с помощью фотопулемета (ФКП), установленного в передней части фюзеляжа (или впереди на капоте мотора). В воздушном бою летчик, нажимая на кнопку (гашетку) управления оружием, одновременно включал и ФКП, который фотографировал попадание в самолет противника. На земле после проявления пленки специалисты и начальники по количеству попаданий определяли характер возможных повреждений силовых элементов конструкции самолета (или силовой установки) и давали заключение: засчитать или не засчитать уничтожение (сбитие) самолета.
Такой способ «уничтожения» наших самолетов имел большие погрешности. Нам известно: большое количество советских самолетов после такого «сбития» ремонтировалось заклейкой пробоин эмалью (клеем), перкалью (спецтканью). Так, на 1 июля 1943 г. каждый наш самолет-истребитель в среднем 7 раз подвергался ремонту (ЦАМО, ф. 35, оп. 11250, д. 122, л. 99). А поскольку истребители чаще всего повреждались от огня немецких истребителей, то можно представить, сколько немцы нафотографировали наших самолетов для своих отчетов о «победах».
На наших истребителях с августа 1943 г. тоже, по примеру немцев, начали устанавливать ФКП (ПАУ-22) сначала на новых истребителях, а потом и в строевых частях установили их на 1300 ранее выпущенных самолетах.
Поэтому и наши летчики (если бы не было приказов НКО о фиксировании сбитых самолетов Люфтваффе) могли подобным образом «сбивать» самолеты, особенно истребители. Ведь немецкие самолеты при выходе из боя (а они это часто делали) переворотом через крыло переходили в крутое пикирование с дачей форсажа мотору, оставляя за собой шлейф черного дыма (полная иллюзия возгорания самолета). У земли самолет выводился из пикирования и на бреющем полете уходил на свой аэродром.
Наш летчик-истребитель после необходимого прицеливания открывал огонь, нажимая на соответствующую кнопку (гашетку), которой одновременно включался и ФКП, фиксировал черный дым, и — самолет противника «сбит». В связи с этим ФКП на наших истребителях в дальнейшем перестали устанавливать, так как все равно были необходимы документальные и даже вещественные («фарбен марки» — заводские бирки) подтверждения о сбитом самолете. Хотя и при таком положении у нас умудрялись «сбивать» самолеты противника приписками (на земле). Но об этом я уже написал выше. В.И. Алексеенко
Мы — русскиеМы, русские, конечно, не японцы, но даже сегодня мы и не западноевропейцы, хотя еврейские расисты и прочие «демократы» в прессе и на телевидении тщательно и довольно успешно превращают русских в свое подобие — в организмы, для которых Россия это не Родина, а «эта страна», которую следует ободрать как можно тщательнее и ни в коем случае ей не служить. Но наши прадеды, на чью судьбу легла Вторая мировая война, были еще в основном русскими, и в основном — по своему мировоззрению. А это мировоззрение возникло еще в глубокой древности и имело взгляды на героизм и героев, совершенно отличные от взглядов западноевропейцев.
Поскольку я сам понял это не сразу и под влиянием русского философа Ф.Ф. Нестерова, то я хочу дать обширную цитату из его книги «Связь времен», чтобы было понятно, о каком различии идет речь.
«Отдельный эпизод иногда ярче освещает суть дела, чем полный обзор событий. Тот, что нам хотелось бы привести здесь, относится к началу Северной войны. Для Карла XII народная война на Украине и в Белоруссии не была неожиданностью. Еще в 1701 году он отверг план сухопутной экспедиции против Архангельска, указав на то, что шведский отряд, если даже избегнет непосредственного столкновения с русским регулярным войском, неминуемо на своем долгом пути подвергнется нападениям русских крестьян. Опыт предыдущих шведско-русских войн показал, что различие между «комбаттантами» и «нон-комбаттантами», с полной отчетливостью выступающее на Западе, в России весьма и весьма относительно. В данном случае шведский король был, несомненно, прав, и в том же, 1701 году одно на первый взгляд случайное событие подтвердило всю обоснованность его опасений.
В июле 1701 года шведская эскадра в составе семи боевых кораблей входит в Белое море и направляется к Архангельску, чтобы согласно королевской инструкции «сжечь город, корабли, верфи и запасы». Шведы знают, что русские считают Архангельский порт своим глубоким тылом, а потому и рассчитывают на внезапность диверсии. Операция закончилась, однако, провалом. Шведский историк XIX века А. Фриксель, используя сохранившуюся в архивах документацию, объясняет следующим образом неудачу экспедиции:
«Когда шведские корабли вошли в Белое море, то они стали искать лоцмана, который сопровождал бы их в дальнейшем пути в этих опасных водах. Два русских рыбака предложили тут свои услуги и были приняты на борт. Но эти рыбаки направили суда прямо к гибели шведов, так что два фрегата сели на песчаную мель. За это оба предательски действовавших лоцмана (так выделено мной. — Ф.Я.) были избиты возмущенным экипажем. Один был убит, а другой спасся и нашел способ бежать. Шведы взорвали на воздух оба своих фрегата и затем возвратились в Готенбург. Царь Петр тотчас вслед за тем поспешил в Архангельск, одарил деньгами, а также из собственной одежды рыбака, который с опасностью для своей жизни посадил на мель шведские корабли, и назвал его вторым Горацием Коклесом».
Русские источники кое-что добавляют и исправляют в шведской версии события. Архангельский воевода князь Прозоровский через голландских купцов был осведомлен о готовившейся экспедиции, а потому запретил рыбакам выходить в море. Дмитрий Борисов и Иван Рябов ослушались приказа воеводы и были захвачены шведами, которые угрозами и посулами принудили их показать безопасный путь к берегу для высадки десанта. Лоцманы, как видно, действительно хорошо знали свое дело, коль скоро не только посадили на мель шведские фрегаты, но сделали это как раз напротив недавно поставленной береговой батареи. После десятичасовой перестрелки русские пушкари разбили оба корабля (другие, опасаясь мелей, держались вдалеке), шведы не взорвали их, а покинули на шлюпках. Русские «обрели» на шведских судах 13 пушек, 200 ядер, 850 досок железных, 15 пудов свинца и 5 флагов. Дмитрий Борисов был застрелен на палубе шведского флагмана, а Иван Рябов выбросился за борт и вплавь добрался до берега, после чего был засажен в острог за самовольный, вопреки указанию воеводы, выход в море.
