Внутренний СССР - Иудин грех ХХ съезда
Но раз власть находится в руках революционного правительства с социалистическим большинством, как тотчас же различие между минимальной и максимальной программой теряет и принципиальное, и непосредственно практическое значение. Удержаться в рамках этого разграничения пролетарское правительство не сможет» (там же, стр. 101, 102).
Далее “Троцкий” пишет, что правительство рабочих, проводя политику в интересах рабочих [199] (что невозможно без изменения структуры спектра производства и потребления продукции), неизбежно столкнётся с сопротивлением недовольных политикой фабрикантов в самой разнообразной форме. У правительства будет два пути: либо «играть роль “беспристрастного” посредника буржуазной демократии» и идти на поводу у капиталистов, либо «экспроприация фабрик и введение в них — по крайней мере, в крупнейших — государственного или коммунального производства», т.е. встать на путь подавления саботажа частных собственников. То же касается и сельскохозяйственного производства: в случае саботажа частных собственников — «организация кооперативного производства под коммунальным контролем или прямо за государственный счёт». Но это — путь построения экономического уклада социализма методом прессования общества, минуя фазу длительного капиталистического развития.
«Всё это совершенно ясно показывает, что социал-демократия не может вступить в революционное правительство, дав предварительно пролетариату обязательство [200] ничего не уступать из минимальной программы и обещав буржуазии не переступать. Такое двустороннее обязательство было бы совершенно невыполнимым. Вступая в правительство не как бессильные заложники, а как руководящая сила, представители пролетариата [201] тем самым разрушают грань между минимальной и максимальной программой, то есть ставят коллективизм в порядок дня. На каком пункте пролетариат [202] будет остановлен в этом направлении, это зависит от соотношения сил, но никак не от первоначальных намерений пролетариата.
Вот почему не может быть и речи о какой-то особенной форме пролетарской диктатуры в буржуазной революции, именно о демократической диктатуре пролетариата (или пролетариата и крестьянства). Рабочий класс не сможет обеспечить демократический характер своей диктатуры, не переступая за границы своей демократической программы. Всякие иллюзии на этот счёт были бы совершенно пагубны. (…)
Раз партия (от имени: — наше уточнение при цитировании) пролетариата возьмёт власть, она будет бороться за неё до конца (в том числе и против пролетариата и кого угодно, если кто-то проявит нелояльность её власти: — наше добавление при цитировании)» (там же, стр. 104).
«Политическое господство пролетариата несовместимо с его экономическим рабством. Под каким бы политическим знаменем пролетариат ни оказался у власти, он вынужден будет стать на путь социалистической политики» (там же, стр. 105).
Это и есть — экстремизм, но не большевистский, а марксистско-интернацистский — библейский.
Приведённые выше выдержки из работы Л.Д.“Троцкого” 1906 г. показывают, что тех, кто стоял за ним, интересовал не переход к социализму в интересах освобождения трудящихся масс от паразитизма на их труде и жизни “элитаризовавшегося” помещичье-буржуазного меньшинства России, а скорейшая ликвидация капитализма и исторически сложившейся государственности России в неких своих — не оглашённых открыто интересах [203]. И победа революции в России должна было стать прологом к ликвидации исторически сложившегося капитализма в глобальных масштабах и установления в глобальных же масштабах по видом общенародного социализма жесточайшей еврейско-масонской фашистской диктатуры, как то и предусматривала теория «перманентной революции».
В статье “Наши разногласия”, опубликованной впервые в годы «реакции» после подавления революции 1905 — 1907 гг., Л.Д.Бронштейн пишет:
«“Доведение революции до конца” предполагало, однако, низвержение царизма и переход государственной власти в руки революционной общественной силы. Какой? Меньшевики отвечали: буржуазной демократии. Большевики отвечали: пролетариата и крестьянства» (там же, стр. 111).
«Если меньшевики, исходя из абстракции — “наша революция буржуазна”, — приходят к идее приспособления всей тактики пролетариата к поведению либеральной буржуазии, вплоть до завоевания ею государственной власти, то большевики, исходя из такой же голой абстракции — “демократическая, а не социалистическая диктатура”, — приходят к идее буржуазно-демократического самоограничения пролетариата, в руках которого находится государственная власть. Правда, разница между ними в этом вопросе весьма значительна: в то время как антиреволюционные стороны меньшевизма сказываются во всей силе уже теперь, антиреволюционные черты большевизма грозят огромной, опасностью только в случае революционной победы [204]» (там же, стр. 114, 115).
Для Л.Д.“Троцкого” крах царизма в февральскую революцию 1917 г., которая была приурочена еврейско-масонским фашизмом к иудейскому празднику пурим, был сигналом к началу воплощения в жизнь именно этой программы.
В.И.Ленин, будучи под властью экзотерического марксизма, в это время по-прежнему толком не понимал, что происходит и что предстоит. В “Прощальном письме швейцарским рабочим”, написанном до 19 марта (1 апреля) 1917 г. перед отъездом В.И.Ленина из Швейцарии в охваченную революцией Россию и впервые опубликованном в России 21 сентября 1917 г. в газете “Единство” (№ 145), прямо сказано: «В России не может непосредственно и немедленно победить социализм» (В.И.Ленин, ПСС, изд. 5, т. 31, стр. 87 — 94).
Спустя почти 6 лет за год до смерти он писал о том, как большевики, хотя и были убеждены в том, что Россия не готова к воплощению в жизнь идеалов социализма, в 1917 г. оказались вынуждены действовать в русле политического сценария, изложенного Л.Д.“Троцким” за 11 лет до этого. В статье “О нашей революции” (по поводу записок Н.Суханова [205]), написанной 16, 17 января 1923 г. и опубликованной в “Правде” № 117 30.05.1923 г. [206], В.И.Ленин как большевик, а не как марксист, пишет, отвечая на упрёки по поводу взятия государственной власти в неготовой к социализму стране:
«… до бесконечности шаблонным является у них довод…, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные “учёные” господа из них, объективных экономических предпосылок для социализма. И никому не приходит в голову спросить себя: а не мог ли народ; встретивший революционную ситуацию, такую, которая сложилась в первую империалистическую войну [207], не мог ли он, под влиянием БЕЗВЫХОДНОСТИ СВОЕГО ПОЛОЖЕНИЯ (выделено нами при цитировании), броситься на такую борьбу, которая хоть какие-либо шансы открывала ему на завоевание для себя не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации?
“Россия не достигла такой высоты развития производительных сил, при котором возможен социализм”. С этим положением все герои II Интернационала, и в том числе, конечно, Суханов, носятся, поистине, как с писаной торбой [208]. Это БЕССПОРНОЕ (выделено нами при цитировании) положение они пережёвывают на тысячу ладов, и им кажется, что оно является решающим для оценки нашей революции. (…)
Что если ПОЛНАЯ БЕЗВЫХОДНОСТЬ ПОЛОЖЕНИЯ (выделено нами при цитировании), удесятеряя тем самым силы рабочих и крестьян, открыла нам возможность иного перехода к созданию основных посылок цивилизации, чем во всех остальных западно-европейских государствах? (…) Если для создания социализма требуется определённый уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определенный “уровень культуры”, ибо он различен в каждом из западно-европейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы.
16 января 1923 г.
II
Для создания социализма, говорите вы, требуется цивилизованность. Очень хорошо. Ну, а почему мы не могли сначала создать такие предпосылки у себя, как изгнание помещиков и изгнание российских капиталистов, (но лучше бы нейтрализация масоснов-“каменщиков”: — наше уточнение при цитировании), а потом уже начать движение к социализму? В каких книжках прочитали вы, что подобные видоизменения обычного исторического порядка недопустимы или невозможны?
Помните, Наполеон писал: “On s'engage et puis… on voit”. В вольном русском переводе это значит: “Сначала надо ввязаться в серьёзный бой, а там уже видно будет”. Вот и мы ввязались сначала в октябре 1917 года в серьёзный бой, а там уже увидали такие детали развития (с точки зрения мировой истории, это несомненно, детали), как Брестский мир или нэп [209] и т.п. И в настоящее время уже нет сомнений, что в основном мы одержали победу» (В.И.Ленин, ПСС, изд. 5, т. 45, стр. 378 — 382).
