Внутренний Предиктор СССР - Мёртвая вода. Часть 2
Система доказала свою эффективность в годы Великой Отечественной войны и послевоенного восстановления народного хозяйства. Её главным недостатком явилась опора ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО на структурный способ управления производством и распределением, хотя в общем-то ничто не мешало при её развитии дополнить структурный способ управления бесструктурным.
Но работают не формы и иерархии структур, а люди в структурах. Пока в кадровом составе сферы управления были люди, помнившие и толпо-“элитаризм” царской России, и белый террор, и беспризорщину, и активность деклассированного сброда, и мародерство (об этих и прочих пороках царской России и белого воинства сейчас вспоминать “неприлично”), — система работала в целом успешно и вывела к 1953 г. страну на первое место в мире по уровню образованности населения[49] и на второе место в мире по военно-экономическому потенциалу, обеспечив научно-техническую самостоятельность СССР.
Достаточно высокая исполнительная дисциплина обеспечивалась убежденностью в правоте политики ВКП(б)-КПСС в целом и только подкреплялась репрессивным аппаратом. Многое из того, что после 1953 г. сходило и сходит с рук как “ошибки” рвачей, карьеристов и предателей, до 1953 г. было бы наказуемо как вредительство. Нарушение законности и репрессии по отношению к честным, верящим в светлое будущее трудящимся во времена “сталинских” репрессий — это проявления двоевластия большевизма с библейским интернацизмом, который готовил загодя смазку для тихого и мягкого хода машины будущего — ПЕРЕСТРОЙКИ. Без этого “масла” она не только бы буксовала, но даже не сдвинулась бы с места. Смазку готовили отцы тех, кто сейчас усиленно толкает перестройку.
После 1953 г. “избиение кадров” (отстрел карьеристов, рвачей, пустоцветов) прекратили и “элитаризм” аппарата управления сделал свое дело. Если в сталинском руководстве преобладали наркомы, начинавшие свой путь крестьянами и рабочими у станка, только потом окончившие вузы, прошедшие работу мастером, директором, наркомом, то с 1950-х годов формировался новый тип “руководителя”. Со школьной или вузовской скамьи он только и умел, что произносить “правильные” речи по согласованной бумажке; работа по профессии была для него эпизодом в аппаратной карьере. В итоге аппарат управления наполнился демагогами и верноподданными узкими профессионалами; последние могли только в кулуарах тихо жаловаться друг другу, что их не слушает вышестоящее руководство и принимает неправильные решения. Философская культура была утрачена партийным руководством, а с этим руководящая роль перешла от Политбюро ЦК КПСС к Совету Национальной Безопасности США и ЦРУ.
По мемуарным источникам известно, что со Сталиным можно было даже систематически ругаться, отстаивая интересы дела, и оставаться на своем посту. Репрессии не пугали... Во времена Хрущева и Брежнева репрессий не было (?), но ни один мемуарный источник не приводит эпизода, чтобы кто-то с ними поругался по делу и усидел в своем кабинете: вылетали задолго до того, как несогласие с “высочайшим” мнением обретало форму даже спора, не то что ругани[50].
Кроме того, отдавая себе отчет в том, что аппарат имеет тенденцию к искажению информации при её передаче на верхние уровни иерархии с целью сокрытия своих ошибок, Сталин САМ регулярно интересовался мнением о состоянии дел не по официальным каналам аппарата, а через головы аппарата, непосредственно обращаясь к тем специалистам, кто был занят непосредственно практической деятельностью в интересовавшем его вопросе; этому же стилю работы следовали лучшие руководители той эпохи: работая в Москве, каждый из них поименно и лично знал сотни специалистов, работавших по всему Союзу.
В после-Сталинские времена высшее руководство стало спускать по аппаратной иерархии вниз даже те вопросы, которые доходили до него непосредственно от граждан через головы низшего и среднего эшелона руководителей, полностью перестав обращаться к специалистам через головы аппарата по собственной инициативе.
Это говорит о том, что глубина обратных связей (т.е. реальный демократизм) во времена “сталинизма” была больше, чем в последующие. Таким образом, во времена “сталинизма” общественные и государственные структуры сферы управления больше соответствовали полной функции управления. Был предиктор-корректор и был программно-адаптивный модуль, и они сочетались друг с другом.
В после-Сталинские времена предиктор-корректор в КПСС деградировал. Программно-адаптивный модуль также деградировал до схемы программного управления благодаря крайне незначительной глубине обратных связей, переставших пропускать в высшие эшелоны партийной и государственной власти информацию даже О СРЫВАХ ПРОЦЕССА УПРАВЛЕНИЯ, а не то что наиболее значимую для поддержания управления на должном уровне качества информацию о ВЫЯВЛЕННОЙ возможности такого рода срывов в будущем.
Утверждения о том, что во времена “сталинизма” все жертвы репрессий безвинны — глупость; ибо безумие думать, что злые не творят зла. Во времена “сталинизма” карьеризм, не подкрепленный профессионализмом и готовностью обрести недостающий профессионализм, представлял потенциальную опасность для жизни карьериста и его близких. Когда отстрел рвачей и карьеристов прекратился, то они перешли в наступление на вершины иерархии власти и достигли успеха.
Эта публика никогда не понимала, что управленческая деятельность — труд высочайшей ОТВЕТСТВЕННОСТИ ПЕРЕД КАЖДЫМ ЧЕЛОВЕКОМ В ОБЩЕСТВЕ. Низкий профессионализм высших управленцев, неспособных обеспечить правление, в конце концов заставил их вспомнить о том, что общество должно САМО управляться, то есть без их управленческой деятельности, к которой они оказались неспособны. В этом раздувшемся САМО лежат мировоззренческие корни перестроечных преобразований государственности и системы управления народным хозяйством.
Когда же выжившее из ума САМО, не желающее управлять, сталкивается с вызванным им к жизни развалом правления, то начинается “элитарная” истерика: «...подавляющее большинство российского населения (не являющегося “элитой”: — авт.) не желает знать правды (правды в кавычках, которую навязывает ему “элита”: — авт.), боится её (ну это приписывание другим собственного страха; еще Салтыков-Щедрин знал, что «мужик даже не боится внутренней политики потому, что не понимает её.»: — авт.)... пользующиеся авторитетом у многих людей, могут наговорить столько глупостей, сколько дурак не наговорит и за всю жизнь (просто авторитет создали — кто? — особо деятельным, сверхпроизводительным дуракам, а рассуждение по авторитету — основное качество толпаря: — авт.).»
Это А.Ципко — один из бывших преуспевающих карьеристов-идеологов построения коммунизма, развитого социализма, а ныне непримиримый бичеватель прошлого и “радетель” реформ перестройки. (См. “Комсомольская правда”, 24.05.90 г.).
Перестройка — это не воссоздание САМО-U-правления, а разрушение правления в этом триединстве, что и выливается в “парад суверенитетов”, “войну законов”, потерю управления народным хозяйством и общественной жизнью и обретает направленность весьма безрадостную как для СССР, так и для всего мира.
Причина этого — некомпетентное вмешательство Советов всех уровней в построение архитектуры структур общественного управления в сочетании с их попытками к РЕАЛЬНОМУ законотворчеству и концептуальной деятельности[51]. В парламентских “демократиях” Евро-Американского конгломерата реальное законотворчество и концептуальная деятельность проходят за стенами парламентов в мозговых трестах партий, масонства на базе университетов, клубов “элитарных” интеллектуалов и т.п., причем концептуальная деятельность, даже если она протекает в формах коллективного бессознательного, всегда предшествует законотворчеству. В парламентах (по-русски — говорильнях: раг1е «парле» — говорить, соответственно парламентарии по-русски — болтуны, говоруны[52]) происходит только представление готовых законопроектов и их чеканка и шлифовка, причем подчиненная не личному мнению парламентариев, а жесточайшей дисциплине еврейского лобби, масонских лож и политических партий. Кроме того все писанные законы — если смотреть на них с точки зрения теории управления — представляют собой три класса информационных модулей:
· алгоритмы нормального управления по какой-то определённой концепции управления;
· алгоритмы защиты управления по этой концепции от попыток осуществить в том же обществе управление по другим несовместным концепциям;
· алгоритмы снятия собственных издержек концепции, на которую работают алгоритмы нормального управления.
Но проблематика различения концепций и проявления каждой из них в форме различных фрагментов одного и того же общего всему государству законодательства — вне понимания большинства парламентариев, в силу чего они представляют собой многопартийно организованную толпу, которую пасут партийные лидеры, которых, в свою очередь, пасут действительные тайные советники и система их опекунства.
