Анатолий Уткин - Большая восьмерка: цена вхождения
После длительного разговора Шульц сказал Горбачеву, что он может, наконец, твердо заявить, что оставшиеся еще спорные вопросы могут быть быстро решены в духе компромисса и что он, Горбачев, может смело приехать в Вашингтон (как это давно планировалось) в ближайшее время для подписания важного соглашения о ликвидации ракет средней дальности, если он согласится включить в соглашение ракеты СС-23. После некоторых колебаний Горбачев, к большому нашему изумлению — Ахромеева и моему, — заявил: «Договорились». Он пожал руку Шульцу, и они разошлись.
Ахромеев был ошеломлен. Он спросил, не знаю ли я, почему Горбачев в последний момент изменил нашу позицию. Я так же, как и он, был крайне удивлен. Что делать? Решили, что Ахромеев сразу же пойдет к Горбачеву. Через полчаса он вернулся, явно обескураженный. Когда он спросил Горбачева, почему он так неожиданно согласился включить в соглашение на уничтожение целого класса наших новых ракет и ничего не получил существенного взамен, Горбачев вначале сказал, что он за-: был про «предупреждение» в нашем меморандуме и что он, видимо, совершил тут ошибку. Ахромеев тут же предложил сообщить Шульцу, благо он еще не вылетел из Москвы, что произошло недоразумение, и вновь подтвердить нашу старую позицию по этим ракетам. Однако недовольный Горбачев взорвался: «Ты что, предлагаешь сказать госсекретарю, что я, Генеральный секретарь, некомпетентен в военных вопросах и после корректировки со стороны советских генералов я теперь меняю свою позицию и отзываю данное уже мною слово?»
На этом закончилась печальная история с ракетами СС-23. Так, в течение нескольких секунд разговора с Шульцем он, никого не спрашивая и не получив ничего взамен, согласился уничтожить новые ракеты, стоившие стране миллиарды рублей. У Горбачева была прекрасная память, и он, конечно же, хорошо помнил об этих ракетах. Но понимал, что если поставить этот вопрос на обсуждение в Политбюро, то он вряд ли получит поддержку Генштаба, выступавшего против уничтожения наших ракет, фактически не подпадавших под договор. Вот почему Горбачев предпочел затем преподнести все это дело на Политбюро как свершившийся факт в качестве завершающего «компромисса», открывшего дверь к подписанию соглашения с США. Можно добавить, что многие члены Политбюро не знали толком, что за ракеты СС-23, так как Горбачев говорил о них скороговоркой, а министр обороны Язов промолчал»114.
Через несколько часов Шульц, в сопровождении Пола Нитце, Роз Риджуэй и Джэка Мэтлока сидел напротив Горбачева, Шеварднадзе и Дубинина. Шульц начал встречу жалобами на действия КГБ. Горбачев ответил, что случай физического проникновения в американское посольство не имел места. (Накануне Шульц встречался с Шеварднадзе, и тот сказал, что меня тоже обманывают. Что можно сказать о Шеварднадзе как министре и патриоте?)
Далее Горбачев заговорил с неведомой дотоле горечью: «Американская администрация не видит того, что происходит в Советском Союзе. Вам нравится лишь собирать наши уступки. Теперь вы нащупываете в своих карманах наши уступки по ракетам средней дальности и по стратегическому наступательному оружию — значительные наши сокращения в вашу пользу. В Рейкьявике вы согласились оставить по 100 ракет средней дальности, вы до сих пор придерживаетесь этой позиции?»
Шульц: «Да, мы согласны. Но это не то, чего мы бы хотели. Мы бы хотели довести численность РСМД до нуля. Должен быть упрощен процесс верификации».
Горбачев предложил новый подход к ракетам малого радиуса действия: ноль в Европе и по сто ракет в советской Средней Азии и в Соединенных Штатах. Шульц отверг это предложение: малые ракеты легко перемещать. А каковы причины ликования у Горбачева? Уже с определенной горечью он обращается к лису — Шульцу: «Я знаю, каковы ваши инструкции. Вы здесь для того, чтобы провести пробные испытания. У вас разведывательная миссия; если что-то вам покажется сомнительным, вы будете оправдываться несогласием ваших союзников». Как бы в ответ Шульц размышляет следующим образом: «Я почувствовал, что произвел значительное впечатление на Горбачева… Он ощутил доверие к нам». И тогда Горбачев — читатель, вздохни! — предложил уничтожить все советские ракеты малой дальности: «Я собираюсь избавиться от систем, расположенных в Восточной Германии и в Чехословакии. Ракеты малой дальности в других странах Организации Варшавского Договора будут ограничены определенной численностью, и мы установим мораторий на увеличение этой численности». Шульц внутренне ликует. В мемуарах он пишет: «появилась возможность большого успеха»115. Но Горбачев требует немедленного решения, его голос звучит саркастически: «Вы просто находитесь в разведывательной миссии. Что вы за лидер? Почему вы не можете принять решение?»
Вмешался Шеварднадзе: «Я не могу оправиться от изумления — США возражают против уничтожения Советским Союзом оперативных ракет ближнего радиуса действия». Шульц:. «Вы получите ответ в самое короткое время».
После двухчасового заседания Горбачев предложил сделать перерыв. Шульц использовал этот перерыв для обсуждения проблем шпионажа между двумя странами. Шульц думал о привозе в Москву специального «непрослушиваемого» вагончика, в котором американские специалисты могли бы обсуждать московские тайны, не боясь быть раскрытыми.
Далее Шульц прошел к своему краю стола и достал цветные диаграммы, показывающие распределение мирового валового продукта — проекция на 2000 год. Он комментировал диаграммы так: Мир находится в середине величайшей из революций, происходит невиданный рост производства. И отношения двух огромных величин — Советского Союза и Соединенных Штатов — многое значат для мирового развития. Горбачев был явно заинтригован. Сразу несколько стран выходят к мировому уровню производства. К вершине приближаются страны, которые совсем недавно были внизу, — Китай, Сингапур, Корея, Израиль. «Что стимулирует их развитие?» — «Наука и технология», — ответил Горбачев.
Шульц: «Производство становится глобальным по охвату. Все труднее определить, где создан данный продукт. Но в глобализирующемся мире нации получают все большие возможности. Китайцы снабжают ракетами иранцев. С растущим этническим (тамилы на Шри Ланке), региональным (вьетнамская оккупация Камбоджи), религиозным давлением (исламский фундаментализм) возрастает угроза перерастания малых конфликтов в большие… Это научная революция. Даже авианосец, по сути, является одним большим носителем информации». Горбачев показался заинтересованным: «Мы должны больше думать об этом».
Через 25 минут маршал Ахромеев уверенным шагом зашел в зал переговоров. «Мы должны обратиться свое внимание на СНВ и СОИ. Идея 50-процентного сокращения, выдвинутая в Женеве, должна быть трансформирована в четкие цифры — 1600 запускающих устройств и 6 000 боеголовок». Фактически это была формула Рейкьявика. Горбачев предложил развязать «гордиев узел», ограничив СОИ лабораторными испытаниями. «Вы не должны полагаться только на наши уступки».
Шульц съязвил: «Я готов пустить слезу». И американский госсекретарь обратился к любимой теме: гражданские права. Беседа продолжалась до половины восьмого вечера, все ощутили едва ли не истощение. Но Шульц и Шеварднадзе удалились, и их диалог продолжался до полуночи. В половине первого ночи американские специалисты разместили в подвале жилого комплекса посольства свои сложные «непросматриваемые» и «непрослушиваемые приборы», и государственный секретарь Шульц теперь уже обратился к находящемуся в Калифорнии президенту Рейгану. Операция «Горбачев» продолжалась.
Мэтлок
В декабре 1986 г. профессионал из Совета национальной безопасности США Джек Мэтлок, неплохо разбирающийся в советской обстановке, сменил в качестве посла США в СССР Артура Хартмана. Для США это было немалое приобретение. Москва же отзывала своего самого способного дипломата на этом фронте — Анатолия Добрынина (после 23 лет безукоризненной службы). Впервые советское радио и телевидение критически отозвалось о Л.И. Брежневе и периоде его правления (по случаю восьмидесятилетия со дня его рождения). Осенью 1986 г. Горбачев стал планировать проведение пленума ЦК, посвященного демократизации в партии. Этот пленум откладывался четыре раза, но, в конечном счете, был проведен в январе 1987 года. Именно этот пленум запустил на орбиту советской жизни «туманно-обещающий» термин перестройка, имеющий как экономическое, так и политическое значение. «На определенном этапе страна начинает терять поступательное движение, сложности и неразрешенные проблемы начинают накапливаться, возникают элементы стагнации… Необходимость в переменах, задержка с этими переменами становится ясной всем как в области экономики, так и в других сферах… — Центральный Комитет и руководство страны просмотрело время необходимых перемен и опасность интенсификации кризисных явлений в обществе»116.
