Сергей Кара-Мурза - Русский путь. Вектор, программа, враги
Во время дискуссии о политэкономии социализма это положение «Капитала» вызвало недоумение. Почему надо восстанавливать «индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры»? Почему не строить сразу общенародную собственность на основе общинной культуры и достижений некапиталистической индустриализации? Разве это значит «повернуть назад колесо истории»?
В СССР Э.В. Ильенков так интерпретировал это положение К. Маркса, отталкиваясь от реальной практики русской революции и национализации промышленности: «Дело, на мой взгляд, заключается в том, что после осуществления коммунистическим движением первой своей акции – революционного превращения “частной собственности” в собственность всего общества, т. е. в общегосударственную и общенародную собственность, перед этим обществом как раз и встает вторая половина задачи. А именно – задача превращения уже учрежденной общественной собственности в действительную собственность “человека”, т. е., выражаясь языком уже не “раннего”, а “зрелого” Маркса, в личную собственность каждого индивида.
Ибо лишь этим путем формальное превращение частной собственности в общественную (общенародную) собственность может и должно перерасти в реальную, в действительную собственность “всего общества”, т. е. каждого из индивидов, составляющих данное общество» [88].
Но это – вольная трактовка умозрительных идей К. Маркса. У него действительно не предусмотрено, что «экспроприация экспроприаторов» приводит к переходному состоянию государственной и общенародной собственности, которую лишь впоследствии надо делить, превращая «в личную собственность каждого индивида». Да и никак это не вяжется с реальным ходом событий в СССР. Практически все национальное богатство в СССР было создано уже в рамках общественной собственности, и «экспроприация экспроприаторов» осталась в истории, основные фонды советского хозяйства 1991 г. никакой генетической связи с ней не имели. В СССР во времена Горбачева готовилась именно приватизация плодов общего труда.
Эта идея К. Маркса, которая была припрятана в советском обществоведении, все время «работала» в сознании гуманитарной элиты. Эта мина, заложенная под СССР, и была взорвана в конце перестройки.
Эксплуатируя миф о собственности, философы доходили до абсурда. Видный философ-правовед В.С. Нерсесянц писал: «Создаваться и утверждаться социалистическая собственность может лишь внеэкономическими и внеправовыми средствами – экспроприацией, национализацией, конфискацией, общеобязательным планом, принудительным режимом труда и т. д.» [89].
Вдумаемся в это тоталитарное утверждение: философ отрицает всякую возможность создать социалистическую собственность экономическими и правовыми способами. В.С. Нерсесянц, видимо, имеет в виду национализацию 1918–1920 гг., но почему же национализация – неправовой акт? А приватизация – правовой? Какие можно придумать правовые основания, чтобы отдать комсомольскому работнику Кахе Бендукидзе машиностроительный суперкомбинат «Уралмаш» за смехотворную цену – одну тысячную не стоимости завода, а стоимости его годовой продукции?
И теперь говорят, что все это строительство, восстановление, модернизация противоречат праву! Какая дикость! На каком основании считает философ внеправовыми и внеэкономическими явлениями, например, строительство «Уралмаша», ВАЗа или московского метрополитена? Самые благожелательные попытки додумать разумные аргументы за В.С. Нерсесянца к успеху не приводят. А ведь он как юрист оправдывал грабительскую приватизацию советской промышленности.
Многие под идеологическим давлением перестройки и реформы как будто забыли колоссальный факт: то, что сохранилось после 7 лет войны 1914–1921 гг. и было национализировано, составляло около трети промышленного потенциала 1913 г. В 1913 г. промышленность Российской империи (без Польши и Финляндии) произвела 0,5 % от объема производства промышленности СССР 1990 г. Таким образом, после 1991 г. была приватизирована промышленность, полностью (на 99,85 %) созданная советским народом – в основном, поколениями, родившимися после 1920 г.[31] Приватизация промышленности была наглой и жестокой акцией по присвоению этой собственности горсткой хищников. Присвоив ее, они вовсе не отнеслись к этой собственности с «чувством хозяина» – они ее разграбили, надолго парализовав производительные силы страны. Те, кто теоретизировал, чтобы оправдать эту приватизацию, своего не добились: она не получила легитимности у подавляющего большинства граждан, но обрела эпитет грабительской.
Какие только метафоры не придумывали, чтобы подавить в людях сомнения и вопросы. Вот сентенция доктора наук, зав. сектором ИМЭМО РАН В.А. Красильщикова: «Перед Россией стоит историческая задача: сточить грани своего квадратного колеса и перейти к органичному развитию… В процессе модернизаций ряду стран второго эшелона капитализма удалось стесать грани своих квадратных колес… Сегодня, пожалуй, единственной страной из числа тех, которые принадлежали ко второму эшелону развития капитализма, и где колесо по-прежнему является квадратным, осталась Россия, точнее территория бывшей Российской империи (Советского Союза)». И эта претенциозная муть – в элитарном журнале Академии наук «Вопросы философии» [91].
Доктрина реформ противоречила знанию, накопленному даже в рамках либерализма! В 1991 г. к М.С. Горбачеву обратилась с «Открытым письмом» группа из 30 американских экономистов (включая трех лауреатов Нобелевской премии по экономике: Ф. Модильяни, Дж. Тобина и Р. Солоу; еще один, У. Викри, стал нобелевским лауреатом в 1995 г.). Они предупреждали, что для успеха реформ надо сохранить землю и другие природные ресурсы в общественной собственности. Виднейшие западные экономисты видели разрушительный характер доктрины российских реформ и пытались предотвратить тяжелые последствия. Однако на их письмо просто не обратили внимания.
Власти России из политических соображений приняли программу МВФ. Приглашенный правительством России как советник известный американский экономист Мануэль Кастельс писал: «К тяжелым последствиям привел тот факт, что в России МВФ применил свою старую тактику, хорошо известную в третьем мире: “оздоровить” экономику и подготовить ее для иностранных капиталовложений даже ценой разрушения общества».
Профессора и академики из экономистов утверждали, что после приватизации в России возникнет экономика западного типа. Но на Западе нет того, что устроили в России наши реформаторы. Дж. Гэлбрейт побывал в Москве и беседовал с этими экономистами, а затем сказал об их планах: «Говорящие – а многие говорят об этом бойко и даже не задумываясь – о возвращении к свободному рынку времен Смита не правы настолько, что их точка зрения может быть сочтена психическим отклонением клинического характера. Это то явление, которого у нас на Западе нет, которое мы не стали бы терпеть и которое не могло бы выжить» [92].
Психическое отклонение клинического характера – вот как воспринимался замысел реформы в России видными западными специалистами, не имеющими причин молчать! Разве может ученый игнорировать такие предупреждения и никак не ответить иностранным коллегам такого ранга! И может ли он не сообщить об этих сомнениях обществу – ведь открытость знания есть фундаментальная норма научности, никакого военного секрета в словах всех этих иностранных ученых не было.
Реально приватизация 1990-х гг. сопровождалась замалчиванием важного знания об этом процессе, включая знание о свежем опыте приватизации в Польше и Венгрии. Более того, имела место и дезинформация о важных сторонах проблемы. В 1992 г. группа ведущих иностранных экспертов (социологов и экономистов) под руководством М. Кастельса посетила Москву. Они провели интенсивные дискуссии с членами Правительства Российской Федерации, в качестве экспертов с российской стороны выступали профессора Ю.А. Левада, Л.Ф. Шевцова, О.И. Шкаратан и В.А. Ядов. После отъезда группа составила доклад Правительству России, который недавно был опубликован [93].
В докладе эти эксперты критикуют доктрину приватизации и, изложив свои аргументы, напоминают хорошо известные вещи: «Рыночная экономика не существует вне институционального контекста. Основной задачей реформаторского движения в России сегодня является в первую очередь создание институциональной среды, т. е. необходимых условий, при которых рыночная экономика сможет функционировать. Без подобных преобразований рыночная экономика не сможет развиваться, не создавая при этом почвы для спекуляций и воровства. То есть создание эффективной рыночной экономики принципиально отличается от простой задачи передачи прав собственности от государства и старой номенклатуры к успешным частным управляющим… Культура куда важнее масштабов приватизации».
