Валерий Луков - Социальный контроль масс
Под стать ему было и Московское общество любителей художеств, основанное в 1860 г. и действовавшее до 1917 г. Это был своего рода клуб, принимавший от художников в виде членского взноса их произведения. Благодаря этим вкладам формировались постоянные экспозиции, имевшие большое значение в культурной жизни Москвы. По инициативе общества после передачи городу Третьяковской галереи в Москве был созван I съезд художников (23 апреля – 1 мая 1894 г.). Его организаторы, среди которых были В. Д. Поленов, В. Е. Маковский, К. А. Савицкий, видели задачу съезда в том, чтобы напомнить обществу о необходимости поддерживать искусство. Об этом говорил в своей речи Н. Н. Ге. Кроме того, участники съезда доказывали необходимость расширения эстетических элементов в общем образовании. Был поставлен вопрос об охране законом гибнущих памятников древнерусского художественного творчества.
К концу XIX в. по мере развития демократии, капиталистических отношений в России явной стала тенденция снижения государственного влияния на духовную жизнь общества. Власть вынуждена была уступить общественным движениям, в том числе порождаемым и поддерживаемым молодым русским капитализмом. Всевозможные общественные объединения, меценатство стали полноправными субъектами культурной политики. По сути, это была уже совсем другая политика: опираясь на самоцелевой подход, она выступала как функция самой культуры. Появились принципиально иные организационные формы: художник на равноправных началах принимался в товарищество или артель, а не нанимался на службу. На таких принципах формировался Московский Художественный театр, основанный на средства Филармонического общества и капиталы Морозовых, а затем (не без помощи меценатов) перешедший в руки актерского товарищества.
Союз, товарищество, содружество – сами названия предполагали совсем иной тип отношений в среде творческой интеллигенции, чем в государственных учреждениях культуры. Созданные на началах самоуправления, эти объединения естественным образом сменяли друг друга, подчиняясь логике саморазвития различных направлений художественных школ и методов. Это вовсе не значит, что между ними не было конкуренции и даже борьбы, но соперничество, по мере снижения их политизированности (которой, например, очень отличались поздние передвижники), все больше носило характер творческого самоутверждения.
Именно по такому принципу, например, стали организовывать свои выставки объединения «Мир искусства» и «Союз русских художников», противопоставляя их одряхлевшим и развалившимся передвижникам. «Мир искусства», по мнению П. П. Лапшиной, в огромной степени способствовал поднятию общей художественной культуры во всех областях творчества. Парадоксальным плодом этого было то, что «мирискусников» как художников начали быстро обгонять «новые силы» [15,295].
Бурное развитие художественной жизни в России в начале XX в. породило и новый стиль в архитектуре (модерн), и новый русский театр (Московский Художественный), и новые формы содружества, предполагавшие синтез различных искусств (Дягилевские сезоны в Париже), и нового русского читателя (заметно вырос уровень грамотности, прежде всего городского населения), и огромные тиражи печатных изданий. По свидетельству книговеда, библиографа и писателя Н. А. Рубакина, благодаря ослаблению цензуры уже к 1905 г. страну охватило «настоящее книжное наводнение».
Небывалое напряжение писательской и издательской работы с октября 1905 г. поставило Россию по числу названий и экземпляров книг на «первое место на всем земном шаре». Создававшаяся в это время народная (т. е. популярная) литература по общественным вопросам была в тот период одной из богатейших народных литератур в Европе.
Складывается такое впечатление, что Серебряный век нашей культуры смог состояться исключительно благодаря общественной инициативе, на которую были так бескорыстно изобретательны отечественные меценаты. Это была их культурная политика, своего рода «программа вызова» крепко ставшей на ноги национальной буржуазии одряхлевшему строю. Иногда этот вызов принимался. Известно, например, что Александр III покупал картины русских художников, вступая в конкуренцию с П. М. Третьяковым, поскольку тоже имел благородный замысел создания национального музея русской живописи. Да и открытие Русского музея в Петербурге в 1898 г. было ускорено самим фактом передачи Третьяковской галереи Москве.
Правительственная же реакция на культуру всегда была неизменно чиновной. Даже отец российской модернизации, мудрейший С. Ю. Витте, когда к нему обратился вице-президент Академии художеств И. И. Толстой с просьбой увеличить ассигнования, удостоил того ответом вполне в духе современных реформаторов: «Россия еще не нуждается в искусстве, нужды Академии не так важны и можно с ними подождать, есть более важные вопросы».
Наступивший XX век был ознаменован удивительным взлетом русской культуры, блистательно представшей практически во всех областях человеческой деятельности. Это безусловное свидетельство успешности процессов модернизации, их высокого «человеческого измерения».
Блага культуры и образования становятся все более доступны для самых широких слоев населения. Например, если в 1902/03 учебном году половину студентов всех российских университетов составляли дети дворян и чиновников, то уже в 1906 и 1914 гг. мы видим постепенную убыль из университетов потомственных дворян, личных дворян и чиновников, увеличение в 2,5 раза числа детей крестьян. В целом 38,9 % студентов составляли дети мещан и цеховых, казаков и крестьян [16,23–24].
Сложившаяся в стране общественно-государственная модель культурной политики помогала преодолевать социокультурное расслоение[2] внутри общества, приобщать представителей всех сословий к образованию и профессиональной художественной культуре. Это, в свою очередь, способствовало решению как общецивилизационных задач, так и проблем ускорения модернизации. Приведем мнение авторов книги «Вехи Российской истории»:
«…При «догоняющем» типе развития России и ориентации ее правящих верхов и интеллигенции на западноевропейские образцы модернизация по своей сущности должна была носить буржуазный характер, устранить остатки крепостничества, снять преграды для развития предпринимательства и утвердить политические свободы. Она диктовалась необходимостью решения общецивилизационных задач, в том числе и преодоления социокультурного разрыва внутри общества, приобщения трудящихся к образованию и профессиональной художественной культуре» [3,77].
После 1917 г. с изменением социально-политической системы в стране сохраняется идеология «догоняющего развития», но в принципиально иной интерпретации. Провозглашаются альтернативные западным цели развития и в то же время признается, что достижение этих целей возможно только при условии применения богатого опыта экономически развитых стран, т. е. на путях «догоняющего развития».
Тем не менее масштабность преобразований, вера народов в реальность поставленных целей (не только догнать, но и перегнать!) вызвали прилив огромной социальной энергии. Интенсивность модернизационных процессов была обусловлена возрастающей ролью как экономических, так и социокультурных факторов развития.
Благодаря мощным государственным механизмам регулирования социальных и экономических целей в стране удалось добиться признанных мировым сообществом достижений в уменьшении различий в образовательном и культурном уровне разных социально-демографических и национальных групп населения.
Практика решения задач культурного строительства порой приобретала не «догоняющий», а альтернативный характер. Достаточно вспомнить впечатляющие примеры из области науки, образования, художественного творчества и т. д. В нашей стране и за рубежом появились теоретические работы, обосновывающие оценку советской культуры как «специфической цивилизации» или, во всяком случае, феномена мировой исторической значимости. В области общего и специального образования, книгоиздания, культурной активности населения в 1960-е годы СССР вышел на ведущие позиции в мире.
Но уже с начала 1970-х годов все более ощутимо стало проявляться противоречие между потребностями развития производительных сил и уровнем развития человека. Научно-технические и экономические достижения, постепенное повышение уровня жизни не трансформировались в ожидаемый новый тип личности, который декларировался как основная цель социализма. Это противоречие проявилось прежде всего в отчуждении личности в процессах производства и распределения, духовной сфере, в росте индивидуализма и эгоизма, потребительства. Постепенно развитие личности переставало осознаваться советскими людьми как самоценность. Потребление становилось главным мотивом их трудовой, общественной и иных видов деятельности.
