Человек после общества. Антология французского анархо-индивидуализма начала XX века - Ан Ринер
Обычно под «libertarian» («libertaire») понимают:
а) сторонника доктрины о свободе воли (это значение наиболее близко тому, что имеет в виду Либертад);
б) синоним к слову «анархист» (такое прочтение наиболее популярно сегодня и восходит к анархо-коммунисту Жозефу Дежаку, впервые употребившему его в своем письме к Пьеру-Жозефу Прудону в 1857-м году; в дальнейшем он стал использовать его в качестве синонима-эвфемизма, чтобы избежать негативных ассоциаций со словом «анархия»);
в) сторонника современной ультрабуржуазной идеологии под названием «либертарианство» (libertarien), или же, по Кевину Карсону, «вульгарного либертарианства» (не «вульгарные либертарианцы» именуют себя «left-libertarian» — «леволибертарианцами» или «антикапиталистами свободного рынка»).
Либертад в свою очередь наделяет слово «libertaire» потенциально новым, 4-м значением. Однако мы решили сохранить традицию перевода «libertaire» как «либертарий», потому что, скорее всего, именно это слово мыслитель, будучи французом, и подхватил в среде французских анархистов, взявших его из письма Дежака. А если так, чтобы избежать путаницы, следует сохранить его традиционный перевод, встав тем самым на путь полисемии.
25
По правде говоря, социальная философия Штирнера, Ницше и Барреса (в таких его произведениях, как «Свободный человек» и «Враг законов») заслуживают, как мы это увидим после проведения определенных различий, того, чтобы именоваться скорее «индивидуализмом», чем «анархизмом» (прим. автора).
26
Смотрите работу Виктора Баша «L’individualisme anarchiste, Max Stirner» (фр. «Анархический индивидуализм. Макс Штирнер») (прим. автора).
27
В своей книге «Борьба за личность» я попытался заступиться за определённый вид индивидуализма, который многие критики моего произведения прозвали «интеллектуальным анархизмом». Подобное отнюдь не удивило меня. Тем не менее, я считаю, что с целью сохранения ясности в моих мыслях эти два термина («индивидуализм» и «анархизм») должны восприниматься отдельно от друг друга (прим. автора).
28
Речь идёт о романе «Сладострастие», который был написан Шарлем Огюстеном де Сент-Бёвом. Под «романтическим проклятием мадам де Куан» Палант, видимо, подразумевает страстную и роковую любовь к ней со стороны юноши по имени Амори, который восхищался, а потом был разочарован ею, из-за чего впоследствии ему пришлось обратиться к Богу за «спасением».
29
Альфред де Виньи, Дневник поэта. Письма последней любви. СПб., 2004. С. 9.
30
Там же. С. 380.
31
Р. Шатобриан, Б. Констан. «История молодого человека XIX века». М., 1932. С. 77-144.
32
Альфред де Виньи. Указ. соч. С. 296.
33
Альфред де Виньи. Указ. соч. С. 234.
34
Леконт де Лиль. Из четырёх книг. Стихи. М., 1960. С. 57.
35
Леконт де Лиль. Указ. соч. С. 126.
36
Вероятно, Палант имеет в виду, что наука хотя и даёт средства для анализа существующего порядка вещей, однако не даёт средств необходимых для преодоления этого порядка, тем самым затмевая «горизонты» освобождения, или же трансгрессии за рамки существующих социально навязанных условий жизни.
37
Изречение из книги Екклесиаста, глава 1-ая, стих 18-й.
38
Альфред де Виньи. Указ. соч. С. 55.
39
Жан Габриэль Тард. Законы подражания. М., 2011. С. 302.
40
Морис Баррес, «Свободный человек», (фр. «Un homme libre»).
41
Жан Габриэль Тард. Указ. соч.
42
Размышляя об этом, Ницше писал: «Анархизм является лишь средством агитации индивидуалиста» («Воля к власти», секция 337) (прим. автора).
Ничего подобного в 337-й секции найти не удалось. Сходное с тем, о чем пишет Палант, встречается в секции 784: «Анархизм — это опять-таки просто агитационный метод социализма» (с. 497). Видимо, Палант цитирует эту сентенцию по памяти.
43
Я отсылаю здесь к недавнему и очень интересному спору между двумя теоретиками анархизма — Малато и Жанвьоном, который разгорелся в журнале «Враг народа» (1903), и к серии статей, озаглавленных Жанвьоном как «Индивидуализм и гуманизм». Именно в этом споре, в котором Жанвьон, оппонируя гуманизму, привел, как мне кажется, наиболее сильные аргументы, конфликт между индивидуализмом и гуманизмом особенно заострился (прим автора).
44
«Нет, — пишет Дюпон-Уайт, — я не могу принять эту догму! Это неправильно просить людей предстать в своем подлинном свете — предстать такими, какие они есть. Если бы наша природа была чисто духовной, то мы бы еще могли позволить ей проявить и развить себя во всем своем многообразии и заблудшая душа человека не вызывала бы у нас никакой тревоги... Но когда душа человека раздирается столькими разнообразными и противоречащими друг другу влечениями, то разве не будет ли позволение развиваться этой природе “во всем своем богатейшем разнообразии” рискованной авантюрой? Вы можете ответить мне словами Фурье о том, что “страсти идут от Бога, в то время как обязанности — от человека”. Но это, в лучшем случае, лишь излишнее самодовольство перед лицом крайне изменчивых влечений, многие из которых порочны и которые продолжают интенсивно проявлять себя среди эволюционировавших обезьян». Вывод Дюпона близок тому, к чему приходит Брюнетьер: «Не дать существу, столь прекрасно сотворенному и столь уравновешенному, нарушить свою гармонию. Если оно считает нужным развивать и проявлять себя в определенных отношениях, то так уж тому и быть. Но прежде всего, позвольте ему себя ограничивать, умалять, измельчать — таков наиболее подходящий ему принцип. Помимо этого, нет сомнения в том, что мы становимся частью общества лишь с целью извлечь выгоду из совместного и взаимного ограничения людьми друг друга, или того, что я бы назвал почти “всеобщим изувечиванием”». (Дюпон-Уайт, из предисловия к «О свободе» Стюарта Милля) (прим. автора).
45
Мечников, несмотря на свой оптимизм, полностью признает то, что противоречия человеческой природы в моральной и социальной жизни существуют. Правда, и он, кажется, надеется на то, что наука сможет сделать шаг вперед в сглаживании этих противоречий. Смотрите И. Мечников «Этюды оптимизма», страница 137 и дальше (прим. автора).
46
Альфред де Виньи. Указ.
