Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства - Томас Сас
Гейтс в высшей степени изобретателен. Он знает секреты других людей. По определению, вклады других людей в офшорах неизвестны. Откуда в таком случае, он знает, что количество таких счетов выросло более чем в семь раз за менее чем двадцать лет? Факты и истины не играют роли в его священной войне против нищеты — войне против очевидной «чумы». Гейтс пишет: «Постоянная унизительная нищета должна рассматриваться как современная чума, парадигмальная недостаточность, подпитывающая нестабильность и терроризм, угрожающий развитию».
Открытие Гейтсом нового заболевания — «парадигмальной недостаточности» — это прорыв в медицине. Почему, мы могли бы спросить, нам следует рассматривать нищету как болезнь, если она — не болезнь? И если мы видим в ней болезнь, не должны ли мы ожидать, что бороться с нею будут врачи? Нацистский образ еврея как паразита, распространяющего заболевание, возрождается здесь в форме гейтсовского образа богача, сеющего нищету. Гейтс продолжает: «Как и в случае многосторонних усилий систематически искоренить оспу, геополитическое сообщество обладает финансовыми и техническими ресурсами идентифицировать и локализовать унизительную нищету до тех пор, пока это вековое бедствие не исчезнет с измученного лица рода человеческого. В рамках этого процесса господствующая модель развития должна быть пересмотрена, чтобы содействовать инклюзивному развитию как способу делать прививки против возвращения этой болезни»172.
В «инклюзивном» новом мире Гейтса люди не имеют прав владеть чем-либо. Таким правом наделено только «геополитическое сообщество». Сумасшедшая логика Гейтса ведет его к откровенно комичному наведению лоска на славные побочные эффекты этой схемы экспроприации. Поскольку размах конфискаций и перераспределения, которые он провидит, будет обширен, потребуется огромная армия бюрократов для его исполнения. Само по себе это — экономическое благодеяние, поскольку оно предоставит работу толпам безработных: «В качестве вызова с точки зрения логистики всемирная Война против Нищеты — широкомасштабное предприятие, требующее интенсивного труда, схожее с обычной войной в мобилизации требуемых людских и финансовых ресурсов. Рабочие места, которые создаст это усилие — как в развитом, так и в развивающемся мирах, — могут оказаться тонизирующим средством, востребованным для восстановления от быстро глобализующегося избытка производственных мощностей, угрожающего экономическому возрождению по всему миру»173.
Гейтс не одинок. Схожие с этим боевые кличи изобилуют. «Половина населения мира живет на меньше чем два доллара в день» — предупреждает репортаж в «Балтимор сан»:
Шестая часть населения мира, более миллиарда людей, живет на меньше, чем доллар в день… люди, существующие на грани, — легкодоступные рекруты для целей терроризма [подобно нищему Осаме Бен-Ладену]… Представьте мир как большой авиалайнер. Американцы занимают первый класс, глядя в персональные видеоэкраны и наслаждаясь напитками и орешками… бедные толпятся на крыльях, кто-то жмется к ним, чтобы спасти свою жизнь, кто-то отпиливает [от них] кусочки, чтобы продать как металлолом… События 11 сентября показывают, что мы игнорируем нищих себе на беду… бедные отпиливают крылья глобального авиалайнера, прямо сейчас174.
Бедные страдают от чумы. Они заражаются ею от богатых, которые к ней невосприимчивы. Бедные — пассажиры авиалайнера, «теснящиеся на крыльях», отпиливающие то, на чем они сидят. Трудно сказать, чьи помпезности и медицинские фантазии впечатляют сильнее — краснобаев от психиатрической помощи или краснобаев от помощи зарубежным государствам.
Риторика и политика «помощи»
Обычное политико-философское оправдание существованию государства — необходимость защищать общество от преступников дома и от врагов за рубежами. Теперь считается, что миру в обществе угрожают еще две группы людей: обездоленные в развивающихся странах и душевнобольные в развитых. Практически во всем диапазоне политических воззрений люди принимают как данность, что опека над этими людьми и их принуждение — долг правительств развитых демократических государств. Именно это верование — в «нужду», с одной стороны, и в «долг предоставить облегчение» — с другой, устанавливает данные два класса опасных и зависимых людей, у которых между собой мало общего, за исключением того, что другие люди, более богатые и властные, считают их нуждающимися в экономической помощи или психиатрическом лечении.
На протяжении последних тридцати пяти лет я посвятил несколько эссе и книг тому, чтобы показать: развязывая войну против препаратов и психических заболеваний, современное терапевтическое государство — примером которого служат Соединенные Штаты — производит все больше и больше того, от чего на словах оно пытается избавиться. Оно создает больше употребления наркотиков, больше продажи наркотиков, больше зависимости, больше неспособности и больше преступности — и все это объясняется наркотиками и психическими болезнями. Заодно оно создает больше мер социального контроля, которые называет «правами» и «лечебными мерами».
Моя критика политики психиатрического здравоохранения напоминает консервативно-либертарианскую критику политики всеобщего благоденствия, однако похожей поддержки она не получила. Одной из причин этому может быть медико-терапевтическая терминология психиатрии, формирующая совершенно ложный образ «проблемы». Согласие с этой терминологией делает невозможным честное изучение моральной правомерности занятия психиатрией и беспристрастную оценку пользы и вреда от психиатрического принуждения и отнятия ответственности175.
Я развивал системную критику политики психического здравоохранения, Бауэр — системную критику политики зарубежной помощи. То, что эти две критики глубоко напоминают одна другую, не удивляет. Параллели между ними имеют место. Бауэр и я были друзьями. Большая часть того, что Бауэр высказал в отношении зарубежной помощи, распространяется, и даже более глубоко, на политику психиатрической помощи, с одной разницей: либертарианские экономисты выступают против зарубежной помощи, но не имеется «либертарианских психиатров», которые бы выступили против психиатрического рабства.
Отмечу здесь, что некоторые люди называли «либертарианским психиатром» меня, — обозначение, которое я предпочту ложному обозначению «антипсихиатр». Оба обозначения, однако, упускают из виду важные моменты. Ярлык «антипсихиатр» ложен потому, что я выступаю за различение добровольной договорной психиатрии и принудительной психиатрии, и против — только последней. Поэтому я не считаю себя антипсихиатром. В то же время отличать добровольную договорную психиатрическую практику от принудительной по сути запрещает закон: каждого, кто признан психиатром, обязывают прибегать к принуждению. Вот почему термин «либертарианский психиатр» — оксюморон176.
Бауэр и я также соглашались в том, какую ключевую роль играет риторика альтруизма и сострадания в политиках помощи и в том, чтобы не допускать обсуждения таковых по существу. Он писал:
…называть официальное перекачивание денег «помощью» помогает тому, чтобы вопросов не задавали. Это разоружает критика,
