Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №26 от 26.06.2012
Деревенский период оставил оригинальный след в творчестве уникального кота Йоси. «Там украшают флаг, обнявшись, серп и молот. Но в стену гвоздь не вбит и огород не полот», - презрительно бросает он, представляя русских крестьян бездельниками. И это говорит тунеядец, брезговавший физическим трудом в принципе.
Гвалт, поднятый Фридой Вигдоровой и поддержанный всеми международными еврейскими центрами, действующими традиционно под прикрытием девиза борьбы за права человека, дал свои плоды. Верховный суд РСФСР сократил срок трудотерапии Бродского в Норинской до одного года пяти месяцев. Он вернулся в Ленинград и продолжил паразитический образ жизни. Короткая деревенская жизнь только укрепила его кредо принципиального лоботряса. Власть под давлением мирового еврейского кагала просто закрыла глаза на его паразитирование. Никому в Советском Союзе, с его социалистической системой, согласно которой кто не работает, тот не ест, не было дозволено паразитировать, кроме как уникальному коту Йосе. Иосиф Бродский жил как бельмо на глазу у Советской власти. Открытое и нахальное тунеядство Бродского не столько раздражало органы власти, сколько возмущало окружающих простых граждан. Оно раздражало и глубоко огорчало в первую очередь родителей Йоси.
В закрытом маленьком еврейском кругу Йося паразитировал в качестве гениального поэта. И нехило паразитировал. Всегда в модной, дорогой и обязательно импортной одежде, он, как правило, проводил вечера в кафе или в ресторанах. Так лихо жить не могли себе позволить даже высокооплачиваемые граждане страны. Откуда юный трутень черпал средства для такой разгульной жизни? Ответа на этот вопрос нет. Его литературные поделки не имели сбыта и поэтому не могли быть источником его существования. Йося жил явно не по средствам. Яков Гордин и Лидия Штерн, близкие друзья Бродского тех лет, с возмущением вспоминают, что за ним постоянно следили. Но при такой разгульной жизни не по средствам было бы удивительно, если бы не следили. Ведь прямая обязанность любой власти в любой стране знать источники доходов своих граждан. И если гражданин живёт не по официально известным средствам, то он имеет незаконные источники дохода, которые органы власти просто обязаны выяснять и обложить как минимум налогом.
В те годы на советском поэтическом олимпе блистали такие взращённые военной порой поэты как Твардовский, Долматовский, Ваншенкин, Смеляков, Доризо и многие другие. На всю страну заблистали молодые дарования, такие, как Вознесенский, Рождественский. Молодёжь буквально зачитывалась яркой и нежной лирикой молодой поэтессы Юлии Друниной. В царившей в советском обществе атмосфере высокой поэзии полурифмованные поделки Бродского явно не котировались, они не были интересны своей поэтической фактурой. Они явно не отличались ни высоким слогом, который заворожил бы читателя, ни глубиной мысли. Поэтому мелкотравчатая поэзия Бродского (если её можно было назвать поэзией) просто физически не могла иметь успех. Попытка бродсковедов представить Бродского непризнанным в Советском Союзе гением не имеет под собой никакого основания. Уровень стихов Бродского можно охарактеризовать одним словом – посредственность. Всего лишь! В них не найдёшь яркого и самобытного слога, какой был у Твардовского, мужественной, жизнеутверждающей силы слога Ваншенкина, лаконизма и лапидарности слога Долматовского, человеческой и поэтому такой близкой и понятной простоты слога Смелякова, яркой и зримой фразы Рождественского, нежного женского, обволакивающего душу слога Друниной. А каков слог непризнанного гения Йоси? Не будем голословны. Обратимся его поделкам.
Бродсковед Кривомазов в написанной им биографии Бродского пишет, что «он упорно и напряженно учился на образцах, анализировал удачи и неудачи других поэтов, осваивал новые ритмы и строфику, чрезвычайно продуктивно работал творчески, писал оригинальные стихи, переводил, читал стихи и переводы на литературных вечерах. ...Его интерес к поэтическому пограничью – стыку белого стиха и ритмической прозы – привел к созданию знаменитого стихотворения «Остановка в пустыне», давшего позднее название его первому поэтическому сборнику, вышедшему в 1972 г. за рубежом». Стихотворение «Остановка в пустыне» было написано в 1966 году и посвящено слому в Ленинграде Греческой церкви и постройке на её месте концертного зала. Сокрушаясь о разрушенной церкви, Бродский смотрит на изменившийся мир через призму разрушенной церкви, через сломанный её алтарь. Правильная и интересная мысль. По-человечески она близка многим. В том же 1966 году в Ростове-на-Дону была снесена вторая по величине в городе церковь, в которой когда-то меня крестили. На её месте был построен Дворец спорта. Проходя мимо него, я, неверующий, всегда с ностальгией вспоминаю ту разрушенную церковь. Воспоминания прошлого, сожаления о потерях всегда тревожат человеческую душу. Но вот как низкопробно это представляет Йося в своём «знаменитом стихотворении»: «Когда-нибудь, когда не станет нас /точнее - после нас, на нашем месте /возникнет тоже что-нибудь такое, /чему любой, кто знал нас, ужаснется. /Но знавших нас не будет слишком много. /Вот так, по старой памяти, собаки /на прежнем месте задирают лапу. /Ограда снесена давным-давно, /но им, должно быть, грезится ограда. /Их грезы перечеркивают явь. /А может быть, земля хранит тот запах: /асфальту не осилить запах псины. /И что им этот безобразный дом! / Для них тут садик, говорят вам - садик. /А то, что очевидно для людей, /собакам совершенно безразлично. /Вот это и зовут: “собачья верность”. /И если довелось мне говорить /всерьез об эстафете поколений, /то верю только в эту эстафету. /Вернее, в тех, кто ощущает запах». Глубина мысли и метафоричность образа на уровне интеллекта дворняжки Жучки. Что для Йоси не удивительно. Он задирал заднюю лапу на всё, чего касался в своих кургузых поделках. Если же рассматривать слог Йоси на примере стихотворения «Остановка в пустыне», то рассуждения бродсковедов о стыке белого стиха и ритмической прозы понадобились им лишь для прикрытия серости его стихоплётства, для придания его корявому, малопривлекательному слогу видимости оригинальности и творческой глубины. Это шулерский приём, призванный выдать откровенное шарлатанство, трюкачество и кривляние Бродского за некие новаторские и оригинальные формы в поэзии. Такое «новаторство», такие «оригинальные формы» не имеет ничего общего с подлинным поэтическим искусством, а представляет собой ширму, скрывающую обычную бытовую посредственность. Подлинное поэтическое искусство несёт в себе яркость и одновременно простоту слога, реализм и понятность образа. Рифма, как созвучие слогов, создаёт в поэтическом произведении особый эмоциональный настрой, невозможный в прозе. Поэтому поэтическое произведение не может быть без рифмы. Нет рифмы – нет поэтического произведения. Громоздкие словопостроения Бродского, выдаваемые бродсковедами за «стык белого стиха и ритмической прозы», это не поэзия вообще. Оценивать художественный уровень поделок Йоси на фоне блистательной советской поэзии просто невозможно. Невозможно сравнивать несравнимое.
«Поэт, - писал знаменитейший еврейский писатель Шолом Алейхем, - настоящий поэт является для своего времени, для своей эпохи своего рода зеркалом, в котором отражаются лучи жизни, как в чистом источнике – лучи светлого солнца». (Собр. Соч., 1961 г., т.6, с.598). Можно ли отнести эти слова к поделкам Бродского? Нет, нет и нет! Его творения – грязный источник, наполненный себялюбием и презрением к окружающему миру. Его зеркало – грязное зеркало, в котором отражались нравы его окружения, и он был их рупором. Они его прославляли, поддерживая в его с юности засоренном величием мозгу собственную неповторимость и гениальность. Каково же было окружение Бродского, нравы которого он отражал – близкий друг Евгений Рейн, поэт Анатолий Нойман, журналистка Фрида Вигдорова, поэт Евгений Евтушенко, литературоведы Эткинды, близкие друзья Яков Гордин и Лидия Штерн. Как видим, все представители моисеевого племени. Этот список соплеменников можно продолжить.
Евгений Иванько, кандидат технических наук
(Окончание следует)БАСНЯ - ДЕЙСТВЕННЫЙ ИНСТРУМЕНТ САТИРЫ!
В шестом веке до нашей эры, а это значит 26 веков назад, возник Эзопов язык, по имени легендарного баснописца. Появление его было объективным вызовом на тираническое управление обществом того времени.
Басня, это по истине тайнопись в литературе, иносказание, намеренно маскирующее мысль (идею) автора. Этим языком пользовались и наши классики, такие, как М.Е. Салтыков-Щедрин (сказки) и особенно народный дедушка И.А. Крылов.
У нас обычно вспоминают классиков к их круглым датам – дням рождения или смерти, но забывают об их повседневной деятельности во благо справедливости. Сегодня такое время, что обличаемые ими пороки и через века не увяли, а даже наоборот…
